Александр Конторович: «Необходимо научить людей думать, правильно делать свое дело и оставаться живыми»

Интервью с Александром Сергеевичем Конторовичем — российским писателем-фантастом, сценаристом и солдатом.

– Александр Сергеевич, здравствуйте! Расскажите о себе. Вы известный человек и о Вас много информации можно найти в том же интернете, но все же…

– Знаете, даже если я начну что-то опровергать, народ будет верить тому, что там написано, а не моим словам. У нас же как — что не написано в The Washington Post, того не существует. Ничего особенного в моей биографии нет. Родился, учился, жил, работал, служил в армии, в 9-ой стрелковой дивизии. Учился много чему, начиная с 12-летнего возраста. У меня были хорошие учителя, мне очень в этом плане повезло. Работал после армии в проблемной Лаборатории лавин и селей. Это была очень интересная работа. Втроём смогли многого достичь. Добились таких же результатов, которые получали японцы со штатом лаборатории в 200 человек и с огромным по тем временам финансированием. И совпадение результатов получилось с точностью до второго знака после запятой. А мы всё это делали с помощью, практически, палки и верёвки. Кидали поплавок на леске в селевой поток, он разматывался. По скорости того, как разматывался моток лески, мы считали скорость движения потока. Силу удара измеряли так: ставили фанерный щит площадью в 1м2, в него билась волна селя, карандаш чертил кривулины на листе бумаги, а мы считали силу удара. Всё совпало.

Позже стал заниматься охраной спецпроездов. У меня было два охраняемых лица: Андрей Андреевич Громыко – министр иностранных дел СССР и зампред Совета министров РСФСР Михаил Сергеевич Соломинцев. Потом работал в московских подземельях несколько лет. После — занимался исследованием оружия, вооружения, разрабатывал средства индивидуальной защиты. Закончил академию, а в 1996 году ушёл на пенсию.

Потом я стал заниматься разработкой средств и методов борьбы с терроризмом. Все криминальные взрывы тогда в России насели на наши шеи. Мы катались по всей стране и за рубежом, изыскивали новые методы борьбы с этим неприятным явлением и нашли. Получили шесть совместных патентов по средствам и методам борьбы с терактами. После — 10 лет работал в Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа» и попутно ездил по разным необычным местам. Приходилось заниматься подготовкой людей под различные задачи, готовить личную охрану для очень многих политических деятелей ныне здравствующих и уже покойных. Это всё есть, так сказать, в «анамнезе». В 2010 году начал писать книги.

– Что Вас сподвигло к писательской деятельности?

– Есть конкретные причины, конкретный человек. Это Артём Рыбаков – мой хороший товарищ. Он тогда начал писать серию книг под общим названием «Игрушки». После я опрометчиво написал фразу, что некоторые события, очевидцами которых мы являемся, на самом деле совсем не то, что мы видим, представляем. Истинная их причина становится видна спустя очень много времени, по совершенно незначительным фактам.

За несколько лет до этого я написал небольшую книгу про абсолютно реальных людей. Народ прочитал, те, кто был там упомянут, сказали: «Всё классно, но не вздумай это больше никому показать, да ещё и напечатать». – А чего так? – спрашиваю. «Ты столько не отсидишь», – был мне ответ. Я понял, убрал в дальний угол и забыл. А тут пришлось вытащить, переработать текст, события, время, место. И начал выкладывать по кусочку. Всё выложил и написал: конец. Через неделю главный редактор издательства позвонил, сказал: «Давай мы это напечатаем». Я был сильно удивлён и сказал: «Ну если вам больше нечего делать…» Напечатали, вышла первая книга — «Чёрный бушлат». Тираж книги тогда дошёл до 800 тысяч проданных экземпляров. А потом я просто перестал считать. После пришлось писать продолжение из-за возмущённых окриков: «Как, всё?!» В последней книге я отправил главного героя на пенсию, чтобы действительно было всё. Теперь он сидит на пенсии, он набегался. Но читатели до сих пор требуют писать продолжение.

Самое смешное, что вся эта серия книг, например, в Израиле и ещё в некоторых местах принята как учебник на курсах повышения квалификации офицеров спецподразделений, как учебник по оперативно-тактической деятельности. По ней сдают экзамены. В Израиле её перевели на иврит. Мне даже писал переводчик, который ее переводил, некоторые детали выяснял. Потому что некоторых терминов, как оказалось, в иврите в принципе не существует. Выяснял, как это можно передать, чтобы израильские читатели поняли.

– Получается, Вы описываете реальные события, облекая их в жанр фантастики?

– Да, именно так.

– А серия книг «Zона-31»?

– Тогда в Москву приехали создатели игры «Побег из Таркова» и попросили нас написать серию книг. Меня, того же Артёма Рыбакова, Борю Громова – мы все начали работать. В какой-то момент компания отказалась от этой идеи. Не надо так не надо: у меня книга была уже написана, я просто поменял некоторые ключевые моменты. И она вышла самостоятельным произведением. В итоге мы стали писать про «Zону-31». Потом создатели игры спохватились, что зря отказались. Пришлось писать уже книгу по Таркову. Они вышли только в электронном виде, печатать их не стали, не знаю, почему они отказались. Хотя мы предлагали за свой счёт напечатать, но был отказ. Главное, что книги есть в электронном виде и их читают. «Zоны» писали многие люди. Были авторы, которые только начали писать. Я им всячески старался помочь. Из серьёзных был тот же Боря Громов, который написал несколько книг по этой тематике. Последнюю я написал — «Полёт ворона», в которой и подвёл логическое завершение серии. Ничего нового там сказать нельзя. Боря прекратил работу над циклом ещё раньше. Всего в нём вышло, по-моему, около десятка книг: 4 моих, 3 Бориных, Всеволод Глуховцев, Иван Голубев еще писали…

– Расскажите, пожалуйста, про «Имперца».

– С «Имперцем» вообще весело всё получилось. Редактор «Яузы» тогда спросила, не мог бы я написать, что в России неолиберальное начало. Я согласился и оговорился, что они печатать это не решатся. Но написал. Её сейчас переиздало «АСТ» отдельным сборником. Когда книги этой серии попадаются некоторым товарищам на стол, они изумляются, в какое время я их написал. И потом подтверждают, что как с сегодняшнего дня все списано. Точно такая же серия получилась и с «Диким полем». Я написал две книги, хотя хотел написать больше, но главред издательства назвал первую книгу общим названием серии. И я сказал: «Ну извини, значит будет лишь две книги». Изначально она называлась «Я хочу жить дома». Но сложилось иначе. Народ говорит, что получилась документальная история Украины. Согласен, по факту так оно и вышло.

– У Вас есть целая серия книг — «Десант попаданцев». Чему они посвящены?

– «Десант попаданцев» – это очень интересная вещь. Есть литературный форум «Вихри времён», где предложили не обсуждать, как писать книги, а написать самим. У нас там есть писатели, а есть те, кто еще не писал никогда и ничего. И мы стали писать эту книгу. Там было 36 авторов. До конца, до шестой книги, дошли только четверо. Подавляющую часть финальной книги писал я. Все остальные устали, мягко говоря. Проект получился очень интересным. Из всех он оказался «самый-самый»: больше всего участников – 36 человек, дольше всего продержавшийся на плаву – два года, самое большее количество совместных книг – их было шесть. И самый большой совокупно изданный тираж. Это полезный урок — я научился работать с колоссальным количеством авторов. Ведь надо было сделать так, чтобы они шли в одном направлении. Нам удалось это сделать, и я считаю этот опыт очень полезным.

– А серия «Рыцарь в серой шинели»?

– Есть совершенно конкретный прототип героя этой книги, ныне здравствующий человек. В очередной раз коснулись темы попаданцев в другие миры. Что там попаданец, владея условным пулемётом, не будет королём горы. Он будет сидеть один на этой горе. Вот эта серия книг и была написана как пример. Что все, что знает человек отсюда, там неприменимо. У него есть свой пистолет и определённое количество патронов. И что дальше? Это не даёт ему никакого преимущества. Там головой работать нужно. Основной же идеей этой книги было то, что мы своих не бросаем.

– «Изгой»?

– «Изгой» мы писали вместе с сестрой. Она очень талантливый писатель, причём пишет намного быстрее меня. Я придумываю быстро, а набираю медленно. Достаточно интересно получилось. Принят цикл был на ура. Когда его опубликовали, народу понравилось. У меня с сестрой лёгкое взаимодействие: стоит поговорить по телефону буквально полчаса, как ей ясно, как работать с сюжетом на пол книги.

– Знаменитая «Выжженная земля»?

– «Выжженная земля» – это чисто моя идея. Я просто постарался тогда представить, что нас ждёт, если события будут развиваться по самому плохому сценарию. Понятно, что хорошее не ждёт никого и нигде. У всех будет хреново, но по-разному. У кого-то совсем плохо, у кого-то более-менее, кого-то совсем не будет. По логике вещей, условная картофельная республика никакими ресурсами для выживания не обладает. Прибалтики — просто не будет, как явления природы. Потому что она не представляет никакого интереса ни для кого вообще, только как территория, на которой могут идти военные действия. Если не дай бог что, от них просто ничего не останется. Ресурсов там нет.

– Есть ли у Вас любимые писатели, художники, композиторы, певцы?

– Художников любимых у меня нет никаких, вообще. Я далёк от мира изобразительного искусства. Я могу смотреть на картины, мне может что-то нравится. Но обсуждать достоинства полотен, что лучше, а что хуже – это точно не ко мне. Писатели – Алистер Маклин, потому что он чётко понимал, о чём писал. Сам спецназовцем был и прекрасные книги написал. Малознакомый у нас, но, я считаю, очень талантливый писатель, Энтон Майрер. Он написал великолепную книгу «Однажды Орёл». Она мне очень нравится: детально, всё очень чётко. Тот же Артур Хейли. Казалось бы, человек пишет производственный роман о том, как у нас в Советском Союзе работает гостиница, аэропорт. Но пишет так, что оторваться невозможно. Детально, но всё очень интересно. Даже когда он описывает, как работает какой-то человек на складе, это элементарно интересно читать. Он не просто какие-то дежурные фразы пишет. А описывает так, что хочется понимать. Проще говоря, у него поразительная детализация. Вадим Кожевников из наших – очень хороший писатель. Совершенно напрасно его обходят своим вниманием. Из современных же сложно сказать, их много.

Сразу говорю, что не воспринимаю никаких романов либеральной направленности – мне просто сразу скучно их читать. Там ничего нет, они пустые. Страдания несчастного, которого выперли из офиса? Я их столько повидал, что своих работ вообще могу не заметить на этом фоне. Высосанный из пальца сюжет, картонные люди – 99,9% наших «Букеров», «Большой книги» вообще читать невозможно. Я понимаю, что надо дать премии своим. Но это не значит, что я должен эту книгу за свои деньги покупать и читать то, что мне изначально неинтересно. Я читаю очень быстро: книгу максимальной толщины могу прочесть за день, если заинтересуюсь. На этих я просто засыпаю на втором десятке страниц.

– А композиторы, певцы?

– Я с 1972 года по 1990 год занимался бардовской песней, у меня одна из крупнейших фонотек в СССР. Поэтому там да, были и есть исполнители и композиторы, которых я очень люблю и уважаю. Юрий Визбор, Сергей Никитин, Владимир Туриянский. Из современной эстрады… А там есть, кого слушать? Они похожи один на другого.

– А «Любэ»?

– Это ещё Советский Союз. Против них я ничего не имею. Тот же Олег Газманов – мне нравится. Он поёт, а не проговаривает текст. Рэп ненавижу вообще. Как сказали сами американцы — это когда хорошему человеку плохо, а рэп – когда плохому хорошо. Не воспринимаю это песней, стихами. Большинство современных певцов не могу назвать даже певцами. Есть отдельные яркие интересные личности. Я с интересом их слушаю. Как ни странно, та же певица Юлия Чичерина — она переживает то, о чём поёт. Акима Апачева пару вещей слушал. Да, интересно. Но это не значит, что я стал его всего слушать.

– Александр Сергеевич, а чем лично Вам близка тема Донбасса?

– С 2014 года я там воевал в батальоне «Брянка» – бывший батальон «СССР». Потом – в бригаде «Призрак».

– У Мозгового?

– Он к тому времени уже погиб. Тогда нами командовал «Аркадьич». Потом я много раз приезжал в Донецк, Луганск. Старался помогать, чем могу.

– Почему Вы решили принять участие в событиях в Донбассе? С чего всё началось лично для Вас?

– Туда поехал мой хороший товарищ Андрей Шумский. Поехал и потом написал: «Саш, приезжай, там такое творится…» Я ответил, что дождусь, когда знакомый гуманитарку повезёт и приеду вместе с ним. Приехали. И тогда уже давали 2 кг гречки, 2 банки тушёнки на семью на неделю. Больше просто не было. Человек, который нормально ориентируется в обстановке, понимает, что это надо как-то растягивать. В магазинах всё было, но у людей денег не было. И пенсионерам было трудно объяснить, что всё это им необходимо растянуть на неделю. Были случаи, когда люди всё за день съедали и потом просто не доживали до следующей выдачи. Просто умирали с голоду.

– Когда Вы первый раз приехали в Донбасс? Какова была цель Вашей первой поездки?

— В свой первый приезд я познакомился с командиром батальона «Брянка». И в следующий раз я приехал уже прямо к нему. Мы обучали молодых пацанов, которые даже двустволки в руках не держали, не понимали, что делать с оружием. Андрей Шумский там тогда и остался. Поэтому, когда я приезжал, мы работали всегда вместе. Андрей там и погиб в 2016 году… Я приезжал туда неоднократно и один, и с товарищами. Мы старались делать всё возможное, что от нас зависело. Вроде получалось. По крайней мере, хоть не стыдно. В кустах не отсиделись.

Фото Бека Ибрагимбекова. На нем справа — погибший от взрыва растяжки «Дасти Миллер» (Андрей Шумский), в центре Александр Конторович, а слева Саша с позывным «Сапер».

– А как Вы познакомились с Фаиной Савенковой, творческой звёздочкой из Луганска? Расскажите о Вашем сотрудничестве с юной писательницей, пожалуйста!

– У меня и у Фаины есть почётный знак «Отец-основатель» этого фестиваля. А познакомились мы в 2019 году, на фестивале «Звёзды над Донбассом». Собралось всего примерно 20 человек авторов. Зато там были такие персоны, как Сергей Лукьяненко, Сергей Волков. В особом представлении они не нуждаются. На общем фоне, увидев эту маленькую девочку, которую посадили с нами за стол, я подумал: «А она-то что здесь делает? Тут такие мэтры собрались…». Как выяснилось, она была единственная из Луганска, кстати, она до сих пор единственная, кто из Луганска приезжает на фестивали. Притом, что в Союзе писателей ЛНР очень много народу.

Мы сидели за одним столом. У меня была шоколадка в форме ручной гранаты, которую я Фаине и подарил. Она спросила, куда её надо бросить. На что я ответил, что это конфета и её надо съесть. На следующий день был подарен шоколадный наган, который благополучно уехал в Луганск и там был съеден уже вместе с братом.

Когда закончился фестиваль, было принято решение написать сборник рассказов. И все участники честно написали по рассказу. Смотрю, только от Фаины ничего нет. Ей было как-то неловко, она стеснялась – она считала себя не на месте в сборнике рядом с такими фамилиями. Я ей пообещал вместе написать нужный рассказ и велел не переживать. Мы написали рассказ «Учителя и ученики», про детей и про котов, которые живут рядом, и как эти коты пытаются детям помогать. Сборник вышел, все рассказы были немедленно обхаяны, причем на 99% теми, кто симпатизирует Украине, лицами либеральной направленности. Единственный рассказ, который не обхаяли, был наш. В нём просто не нашли за что зацепиться: обхаять детей, обхаять котов? Они не поняли, в чём подвох.

В итоге, когда сборник вышел, я предложил дальше писать вместе. Пусть у нас этот рассказ, как модно называть, будет приквелом. А мы напишем продолжение. И мы написали настоящую книгу — «Стоящие за твоим плечом», которую сейчас перевели на французский язык, она сейчас вышла и продаётся во Франции. Сейчас идёт ее перевод на английский. И я подозреваю, что готовится перевод на арабский. Далее мы написали с Фаиной сказку. Это детская книга, но сказкой её назвать можно весьма условно. Поскольку читаешь описание сказочного мира и понимаешь, что читал это где-то ранее. И всё это преподносилось нам как светлое будущее. Но светлым оно оказалось не для всех. А для кого-то очень даже тёмным. Далее последовал наш совместный сборник рассказов. Фаина написала свою сказку. Сейчас пишем пятую книгу и, наверное, это будет очень тяжёлая книга. Мы её пишем в соавторстве с француженкой. С репортёром из Франции, которая хорошо знает Донбасс. Шестая же наша книга — о космосе. Из-за большой загруженности Фаины и моей, сейчас в особенности, временно остановили написание шестой книги. Нереально тяжело, а некачественный труд выдавать не хотим. И есть перспектива написания ещё одной книги с ещё одним соавтором, но это уже совсем другая история. Как в свое время сказал один умный человек: проснулся, в окно выглянул, стоишь на ногах – уже хорошо.

– Что Вам это даёт, как писателю? Почему Вы в своё время решили принять участие в этом фестивале?

– Приведу маленький, но интересный пример. Когда было открытие первого фестиваля, я обратил внимание: выходит такая симпатичная девчушка, на ней майка с хвостатыми лисами. И она всё время рядом, пока я не спросил, о чём она хочет поговорить. Она сказала, что у неё есть книга, но её не напечатали, видят в ней «что-то не то». Я попросил ее прислать книгу мне по почте. Я отправил файл в издательство – и книгу напечатали, да так, что она сразу ушла в «Золотое фэнтези». Я никогда не видел до сих пор текста, который был бы абсолютно безупречен с любой точки зрения. Русский язык, построение, грамматика, связность сюжета – просто не за что зацепиться. Его даже не редактировали. Алина Лысакова, у неё сейчас вышло уже несколько своих книг, причём с иллюстрациями. Ради даже того, чтобы просто найти такой талант, стоило туда съездить. И это не единственный случай. Опять же, когда я встречаюсь с читателями там и сравниваю с теми, кто у нас, выигрыш за тамошними, а не за здешними. Здесь народ немного подзаелся. А там если интерес, то это интерес натуральный, открытый и понятный. Если не интересно, то об этом говорят в лоб. Вопросы задают, как правило, по делу всегда. Есть смысл разговаривать.

– Как отразились события на Украине, в Донбассе и в Крыму на Вашем творчестве?

– Как уже говорил выше, у меня вышла серия книг про Дикое Поле. Вышло две книги, как народ сейчас ехидничает, о документальном будущем Украины. Абсолютно согласен, что никакого другого будущего она не заслуживает, и этого-то слишком много. Я написал вторую часть «Реконструктора». Смысл в том, что человек проваливается в прошлое, в немецкой военной форме, считает себя немецким солдатом, какое-то время учится, служит и потом в его голове возникают частичные воспоминания о прошлом. Он понимает, что никакой он не немец, начинает воевать, и его в итоге вышвыривает назад. Он видит там пленных ополченцев, в которых узнаёт внуков бойцов, с которыми он воевал ещё во время ВОВ. Кто-то из них остался его прикрывать и погиб, кто-то выжил. И ему абсолютно понятно, на чьей стороне он должен стоять. Видя бегущую по улице толпу «правосеков» (запрещенная в России организация), он понимает, что тогда побили нацистов и этих побьём. Меня дико возненавидели на Украине после этих слов. За то, что я сравнил их с нацистами. На что я отметил, что вроде нигде не ошибся. Все последующие события показали, что я не ошибался.

– Что Вы делаете сейчас, в рамках поддержки наших бойцов в СВО и мирных жителей Донбасса?

– Для мирных не делаю ничего, просто потому что некогда.

– А как же писатели, которым Вы помогаете в республиках – они ведь тоже мирные жители.

– Я не считаю это таким сверхординарным. Помогаешь, делаешь, что можешь. Я не считаю это большой помощью. Хорошо, если человеку удалось дать толчок, а дальше он сам, без твоего участия движется. Ты ему крылья расправь – тогда он полетит. А с армией — да, с самого начала мы занимаемся тем, что готовим и мобилизованных, и служащих не первый год. Нас всего 30 человек. Мы стараемся учить людей думать. Как сказал один умный человек: можно научить человека метко стрелять, быстро бегать и высоко прыгать, но в критической ситуации он не поймёт, куда бежать, куда запрыгивать и в кого стрелять. Но если мы научим его думать, он всё сделает сам. Задача стоит такая. Первое — научить людей думать. Второе — остаться живыми. Для того, чтобы человек остался живым, он должен понимать, с чем он встретится, как это будет выглядеть, что он должен в этом случае делать. Задача именно такая.

– Это как Котов в своё время учил Котёнка?

– Котёнок, кстати, совершенно реальный персонаж. Она существует в действительности и именно такая, как ее описали. Более того, она сейчас со мной, тренирует бойцов. Человек обладает многими уникальным способностями, которые выходят за границы разумного. Видеть видишь, понимать понимаешь, поверить не можешь.

– Вы считаете, что главное – научить человека не только быстро действовать, но при этом и быстро думать?

– Не совсем так. Когда мы были недавно в Ярославле, у нас там собрали инструкторов-офицеров училищ, кто помогал нам работать с ярославским пехотным полком. Я задал вопрос: сколько надо времени, чтоб научить попадать в цель, неважно из какого оружия — автомата или пистолета. Мне начинают называть разные сроки. Беру автомат и объясняю, что надо делать так и так. Человек начинает попадать в цель сразу. — Можешь объяснить, как ты это делаешь? — Нет. — Сколько времени ушло, сутки? — Нет, 20 минут. -Почему нас так всех не готовят? — А вот этот вопрос не ко мне. Вас готовим мы. А почему так не делают в рамках всей страны – это выходит за рамки моей компетенции. У меня нет ответа на этот вопрос. Мне повезло, у меня были хорошие учителя, которые меня этому научили. Вам не повезло, у вас не было таких учителей.

Когда приходим, а человек роет окоп по Уставу, как положено, а мы ему предлагаем пронести по этому окопу раненого. И выясняется, что этого сделать нельзя, потому что узко, потому что через повороты он не проходит, а носилки вообще не пролезают – они не сгибаются. Нам что теперь -выкидывать раненного? Или все же окоп делать по-другому? В Уставе написано так, но на деле копать его надо иначе. У нас были Первая мировая война, Вторая мировая война. Первая вообще была сплошь позиционная. Почему мы забываем про все эти вещи? Люди годами сидели в окопах. Если они дожили до конца войны, значит всё делали правильно. Чего мы мучаемся, если всё придумано до нас? На вопрос, а где это можно прочесть, я отвечаю, что сам же я нашёл, а кто не давал это сделать вам? По рукам и глазам били?

Сапёрная рота была нулёвой вообще, обычные мужики. Кстати, парадокс, именно иллюстрация Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Рабочие, жители деревень и мелкое-мелкое вкрапление айтишников, городских жителей. Ни одного креативного не увидел – их там просто нет. Попадались и так называемые «белые воротнички», но они ни разу не выпендривались. Работали они также, как и все, и кстати, очень хорошо. Голова срабатывает быстро, люди сразу понимают, чего им необходимо. Через неделю эта рота начала у меня сама строить, копать, а потом начали учить других. К концу месяца они стали большой нормальной семьёй. Все прекрасно друг друга понимали. Никаких трений. А в других частях было по-разному. Нас пятеро человек, мы не можем перекрыть полк. И это не первая рота такая. Они все выходили спаянными, грамотными. Можно положенных 6 часов отработать с людьми, поужинать и сидеть. Никто не заставлял нас потом топать в казарму и работать с ними дальше. У них занятия заканчиваются – и ты уже свободен. В 17-18 часов. Никто не заставлял, но все ходили, работали с ними далее. Когда у нас на третий день занятий снайпера начали из не очень хороших винтовок с расстрелянными стволами попадать в 10-рублёвую монету со 100 метров, это не просто так даётся. Надо научить, чтобы человек так мог работать.

– Чего по-Вашему мнению сейчас не хватает в армии? Не в целом в российской армии, а в тех подразделениях и НМ ЛНР и ДНР, и мобилизованных, и добровольцев – тех, кто принимает участие в СВО.

– Связи.

– Обеспечение связи между подразделениями? Или в целом — связи?

– Ею просто не умеет никто пользоваться. У меня были четыре полка. И они все были на китайской связи. А где наши станции? Связь – это элементарно то, с чего надо начинать. Я не хочу сказать, что это везде, но там, где я видел тех же мобилизованных, в этом плане все плохо.

– А кроме связи?

– Нужно очень много: нормальное снаряжение, тот же разгруз, например. Который я ненавижу лютой, страшной ненавистью.

– Почему?

– А Вы пробовали стрелять лёжа на животе, когда у вас спереди спаренный магазин, который на 10 см поднимает над землёй? А почему все носят на груди? Потому что броник на нем в теории должен быть. Я видел некоторые части в бронежилетах. Не хочу сказать, что их нет, но они есть не у всех. Говорят, выдадут на месте. Может быть, не знаю. Обычно на вопрос о том, почему ненавижу этот разгруз, предлагаю надеть ременно-плечевую систему, что был куплена мной за свои деньги. Удобные ремни, где всё висит на поясе: хоть ложись, хоть садись. Это удобная вещь. Народ пошёл, купил, переделал, таскает. Тёплых вещей… Понимаете, элементарно сухие ноги – это здоровый боец. Полного комплекта термобелья. Да, у всех своё, преимущественно. Но так не должно быть, оно должно быть выдано.

Человек идёт воевать, он рискует своей жизнью – дайте ему то, что он должен иметь. Его призвали, будь любезен: у тебя нет – у врага отбери. Когда говорят, что вот взяли трофей и что лучшее, что можно сделать, это сдать на склад — больше ты эту вещь никогда не увидишь. Оставил себе — она у тебя в части, в неё оделись, с ней ходят. Оприходуй, сдай на склад – об этом всём забудь, как страшное словосочетание. Взял – твоё, с этим ходи, это носи. Если бы я сдавал на склад все свои трофеи, ничего бы у меня не было. Я три месяца воюю на своих собственных запасах. Форма своя, снаряжение всё своё, связь своя, технические приспособления все свои. Ничего никто ниоткуда не взял, мы всё брали из дома. И не надо ходить, просить — дайте то или сё. Если чего-то нет, значит сам – лопух, не добыл. Слава богу, есть, где добыть, загашник, где всё лежит. Из него периодически всё и тащишь. У меня машина уезжает — она загружена так, что кроме меня и ещё одного человека никто поместиться не может. Потом возникает необходимость кому-то что-то показать, говоришь — вот оно, пожалуйста, возьми. Попробуй поверти, кнопочки нажми. И человек хотя бы понимает, о чём идёт речь.

– Если можно, в рамках дозволенного, что Вы можете рассказать о Вашей работе в рамках контртеррористической деятельности?

– Сейчас или вообще?

– Давайте от вообще к сейчас.

– Я уже говорил, что много лет занимался противодействием взрывному терроризму. Объездил очень много разных мест и у нас, и за рубежом. И слава богу, нам удалось сделать многое по этому направлению. Да, сейчас всё это вернулось. Но тогда это был Кавказ, тогда это было всё очень серьезно и плохо. И имело тенденцию стать ещё хуже. Тогда это задавили, смогли. Нашли способ, метод, в том числе технический, над которым мы и работали. Не стало этого явления. Сейчас оно возвращается, ползет с Украины и будет ползти, потому что там идет поддержка. Необходимо помнить и понимать, что мы воюем не с Украиной, мы воюем с НАТО. Когда там воюют штатные военнослужащие НАТО, только переодетые в украинскую форму, мы должны быть к этому готовы. Например, я ранее не видел на Украине много негров, которые бы не только воевали, но ещё и по-английски разговаривали.

– По Вашему опыту, как Вы оцениваете степень нарастания террористической угрозы на территории Российской Федерации? И те методы и средства, которые применяются для борьбы с этим. Эффективны ли они?

– Я не могу судить, какие именно методы применяются сейчас, поскольку я не работаю непосредственно в этой сфере. Просто не знаю. Вообще же самый эффективный метод борьбы с терроризмом, прежде всего, агентурный. Мы очень сильно ругали в своё время немцев, и было за что. Но нельзя не отдать им должное: они построили очень грамотную систему противопартизанской борьбы. Именно грамотную. Понятно, что она ожидаемого эффекта не дала, но крови они нам попили очень много. И эффективность её была очень высокой. В свое время мы задавили на Украине за несколько лет всё бандеровское подполье не потому, что действовали, как сейчас, убеждениями. То есть методы-то есть, и они проверены и испытаны. Мы задавили басмачество в Средней Азии. По сути, это была та ещё задача, похуже украинской. Задавили же? Задавили. Опыт есть и люди, умеющие это делать, есть.

Опять же, я не могу судить, почему оно сейчас развивается именно так. А кто сказал, что не было бы хуже, если бы мы не действовали тем способом, каким действуем сейчас. Вполне возможно, и я это допускаю, что было бы намного хуже, чем мы даже можем себе представить. Угроза, безусловно, есть и будет расти, потому что очень много заинтересованных в этом людей. И эти люди сидят на больших постах. Они себе в окно гранату не дождутся, потому что они далеко, они отдают команды. А делают всё это всякие Мыколы откуда-нибудь с Херсонщины. И Западу их не жалко, это расходный материал. Погибнет 100-200 человек, им нет разницы. Кто их считал? Поэтому угроза нарастать будет. И бороться с ней придётся, к моему сожалению, очень жёсткими, может быть, даже жестокими методами. Я не хочу сказать, что сейчас методы сильно гуманные, но с моей колокольни, наверное, было бы лучше пожёстче.

– По Вашему мнению, что приведёт к меньшему количеству жертв? Давайте вспомним 2013 год, Майдан в Киеве?

– Если бы тогда по Майдану прошлись танками, было бы как в Китае с Тяньаньмэнь. В Китае прошлись, что, стало сильно хуже? Я не заметил. Да, каким-то крикунам стало хуже. И что? Они стоили того количества жертв, которое потом появилось? Они не стоили даже четверти, даже десятой части. Если бы по Майдану прошлись танками – да, кто-то бы поорал, повозмущался. Этим бы всё и закончилось. И количество жертв было бы на порядок меньше.

– Да, есть такое понятие необходимая жёсткость.

– У нас принято ругать Николо Макиавелли, мол, он был жестокий. Он не жестокий. Он жил в своё время и описывал те методы, которые позволяли ему тогда удержать государство от распада. Мы все сочувствуем Д`Артаньяну и ругаем кардинала Ришелье. Хотя по большому счёту за страну воевал не Д`Артаньян, а именно Ришелье. Как написал один из талантливых авторов современности: «Я только сейчас начинаю понимать кардинала Ришелье, которому мешали четыре алкоголика и две проститутки». По факту он прав.

– Как Вы оцениваете нынешнюю ситуацию в Сирии?

– Сирия потихонечку встаёт на ноги. Основных злодеев там все же большей частью повыбили. С оставшимися сейчас очень лихо разбирается Турция, потому что невменяемые курды никому там не нужны. Они перебежчики: сегодня советники у этих, завтра у других, потом у третьих. Никому не нужен такой союзник, его проще вообще не иметь. Курды всю жизнь борются за создание собственного государства. Могу им только посочувствовать. Но где их территории? Все территории курдов поделены между странами. Прежде чем создать своё, надо отъесть что-нибудь у соседей. Какому соседу такое понравится? А они обижаются, почему на них ополчился весь мир. За что он должен их уважать? Понимаю, что они дерутся там за свою землю, но что-то они воюют с прошлого века и результата невидно. Может, что-то другое придумают?

– Как Вы оцениваете деятельность структур ЧВК «Вагнер» в Африке, Сирии, Донбассе?

– Положительно. Люди делают то, что по разным причинам не может делать государство. Так весь мир сейчас действует. Американские ЧВК тоже проводят государственную политику своими методами.

– В преддверии новогодних праздников что бы Вы хотели пожелать всем тем, кто принимает участие в СВО, всем тем, кто поддерживает СВО, неравнодушным к защите мирного населения Донбасса? Тем более, что сейчас со стороны ВСУ идут массовые обстрелы территории Донбасса.

– Да, при недавнем обстреле Донецка у меня не то, чтобы близкие, но знакомые люди погибли. Те, которых я знал…

Общее пожелание всем – остаться живыми. Это не требует дополнительных пояснений. Люди должны остаться живыми во время войны. Но есть такое понятие: выжить любой ценой. С этим я никак не согласен. Любой ценой – значит где-то отсидеться, спрятаться, сбежать. Такого я не пожелаю. Пожелаю лучше победить. Я сам в этом участвую, как я могу оторвать это от себя. Терпения тоже не желаю — терпим столько лет, пора закончить уже. Здоровья? К этому мы ещё придём. Здоровье тоже бывает разное. Можно тихо сидеть на попе ровно, ни во что не ввязываться. Здоровье с моей точки зрения неотделимо от всего того, что человек делает. Когда принимаешь в чем-то активное участие, то забываешь про все лекарства и болячки. Там организм как-то себя сам подстраивает, чтобы без всего этого обходиться. Сил побольше, нервов покрепче.

Очень хочется, чтобы следующий год народ уже встречал без стрельбы, без разрывов снарядов на улице. Чтобы никому не пришлось дёргаться, когда в дверь звонят, не несут ли похоронку. А это может быть и бывает: и здесь, и там. Не просто жить мирно. Мир иногда достигается очень трудно. Был там условный «мир», и что? Стреляли хоть и меньше, но жить было не легче. Стреляли все эти восемь лет. Снаряд прилетал в любой момент.

Еще пожелать хочу, чтобы на той стороне нечем было выстрелить. Просто не было, абсолютно любой ценой, какой угодно. В своё время народ называл меня экстремистом, что не думаю, мол, о мирных. Я сказал так — вот разделение линии фронта: здесь мои, а там чужие. Когда мы будем там, они будут тоже свои, но пока мы здесь, я буду воевать за этих и не учитывать нужды тех. Вообще никак. А ещё работать надо. Делать своё дело. И, по возможности, делать его правильно.

Мария Коледа