АРХИТЕКТУРНЫЕ ХИМЕРЫ

О большевицком наследии в московской архитектуре. Часть первая.

Автор: академик Геннадий Мокеев

«У меня были Революция и Моцарт». Наркоминдел Г. Чичерин

«Ужасное время вашего владычества… не изгладится из души народной,
омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ зверя». Патриарх Тихон

В древнегреческой мифологии «Химерой» называли чудовище с косматой головой льва, туловищем, копытами и выменем козы, хвостом дракона. Отцом ее был Тифон – стоголовый огнедышащий монстр. Зевс, победив его, завалил горой Этной. Но Тифон иногда шевелится, отчего гора осыпается лавинами камней и скал, а дыхание монстра извергается из нее потоками огня, клубами дыма и пара. Мать Химеры – Ехидна, была другим чудищем в виде полуженщины-полузмеи, изрыгающей яд.

В средневековой европейской скульптуре химеры изображались уже в виде разных фантастических страшилищ. Они до сих пор сторожат старинные христианские храмы (например, собор Парижской Богоматери), отпугивая от них своим жутким видом неприкаянные души умерших грешников, витающих вокруг святынь и стремящихся найти покои внутренние.

Ныне словом «химера» обзывают в переносном смысле просто фантазию, неосуществимую мечту.

Московские архитектурные химеры почти все обладают признаками указанных трех разновременных определений в совокупности. Они обычно составлены из крайне разнородных элементов с контрастными функциями и этим чрезвычайно своеобразны. Но, как правило, они еще красивы, иногда даже очень, чем резко отличаются от средневековых страшилищ. А пугают они или вызывают отталкивающее впечатление своей внутренней неприятной, порой даже жуткой сутью (да еще в контрасте с прекрасной внешностью). Архитектурные химеры советской эпохи оказались на разных этапах своего воплощения: на стадиях графических архитектурных фантазий, конкретно поданных образных идей, эскизных или полноценных проектов, наконец, в виде построенных зданий и сооружений.

Известно более полусотни разнообразных архитектурных химер. Большая часть их осталась на бумаге в виде образов, меньшая – реализована в постройках. Фотографии позволяют поставить их в единый ряд и представить все явление в целом. Но здесь для краткости расскажем только о пяти наиболее ярких химерах, а еще о трех – архитектурно-градостроитепьных – далее, в особом разделе.

Сначала – некоторые предварительные соображения. Знать об архитектурных химерах необходимо. Во-первых, для того, чтобы познакомиться вообще с памятниками такого типа. Во-вторых, для того, чтобы яснее видеть контрасты московского столичного градостроительства советского периода: не все было медом, имелся и деготь. А в-третьих, для профилактики, чтобы избавиться от «духовных ран», нанесенных нашему народу создателями химер, особенно в довоенные годы. Избавиться можно, конечно, лишь с полным истреблением созданных химер. А для начала нужно высветить их негативную сущность в нашем запрограммированном общественном социалистическом сознании.

Рассказывать об архитектурных химерах непросто – уж очень они необычны в целом и специфичны каждая в отдельности. Для этого приходится прибегать нередко к помощи языка двусмысленностей, а некоторые химеры описаны как живые человеческие существа с их способностями и чувствами. Поэтому изложение данной темы отличается от всех иных своим «химерическим языком».

Обычно романы, повести, сказки излагают по схеме: «чем дальше – тем страшней». Об архитектурных химерах, как и положено, будет рассказано наоборот: сначала станет жутко – деться некуда», потом пойдет речь о химерах «страшно ароматных», а «чем дальше – тем они окажутся все величественней, грандиозней».

Для отличия химер друг от друга потребовались прозвища, поскольку многие из них типологически или по сути были сходными, выступали под одинаковыми официальными названиями. Прозвища архитектурных химер, отражающие их своеобразие, также, естественно, стали «химерическими»: Молох, «два братца» Скунса, Блажгауз, Тригроб, Столподон, Вертух, Звездодав. Не улыбайтесь строю химер – все они серьезны, как смерть. Например, десятимиллионной Москве придется бороться с грандиозным градостроительным Вертухом, может быть, весь XXI век, подбирая ежедневно от его ударов по полусотне трупов.

Следует заранее сказать и о творцах архитектурных химер – «химермейстерах». Их объединяет в «творческом методе» своя нормативная база, свой специфический свод «законов», регулирующих правила и отношения творцов нового мирового «порядка» к традиционным культурным ценностям. Признак дел химермей-стеров – «помыслил – извратил» в точном соответствии с каким-либо своим «законом». А остальные творцы химер-просто подмастерья, работающие на подхвате»: они исполнители и им не обязательно знать предписания негласного тайного «закона». Удел их дел: «Эй, ухнем!»

Рождение архитектурных химер на рубеже двух эпох, двух полярных цивилизации – православной и коммунистической – явление не случайное. Хотя большевики называли себя атеистами, все же, как показывает история, атеистическая основа их мировоззрения строилась на фанатичной вере в коммунизм, необъяснимой наукой и потому являющейся новой формой исповедания – антирелигией. А поскольку отрицание христианских основ построения общества и даже уничтожение христианства было одной из главных целей большевиков, то и антирелигиозное сознание их формировалось как антихристианское. Вполне естественно оно опиралось прежде всего на тех исторических носителей антихристанского мировоззрения, религия которых стала краеугольным основанием для разрушения христианских святынь и замены их химерами.

Московский Молох

Эта архитектурная химера была, кажется, создана первой и жива до сего дня. В глубокой древности «Молохом» называли одного из сиро-финикийских богов с человеческими телом, руками, ногами, но с бычьей рогатой головой. Бог был самым кровожадным и требовал для себя человеческих жертвоприношений. Так на раскаленные огнем докрасна ручищи медного истукана Иерусалимского Молоха уклонившиеся от Бога идолопоклонники приносили в жертву младенцев, от которых оставались на ладонях сначала обугленные косточки, затем горстка пепла. Оттого-то слово «молох» поныне, конечно, в переносном смысле означает страшную, ненасытную силу, требующую человеческих жертв.

После установления в Москве большевистской власти полутора миллионная новая столица сразу же столкнулась с проблемой захоронений сотен, тысяч умиравших в ней (даже естественной смертью) атеистов. В цивилизованной перенаселенной Европе уже вовсю коптило несколько крематориев. Так как в новой советской Москве крематорий требовался спешно, его не стали строить внове. Богоборческая власть в лице Наркомпроса и его Архитектурного отдела (А.В. Луначарский, И.В. Жолтовский) пошла мыслью по линии кощунства, предложив еще в феврале 1919 года приспособить под крематорий… один из христианских храмов Москвы. Чуть позднее Москомхоз провел открытый конкурс на проект такого приспособления. Главным условием поставили так изуродовать храм, чтобы он не был виден в крематории.

На Донском кладбище подыскали прекрасную, недавно выстроенную и в 1914 года освященную каменную церковь во имя только что канонизированных русских святых Серафима Саровского и Анны Кашинской. По проекту победившего в конкурсе Д. Осипова (всего было подано три проекта) с верха уже частью ограбленной святыни сбросили главу и кресты, а вместо них вывели прямоугольную башню-фонарь. В центре храма устроили провал под пол. В эту «преисподнюю» и стали торжественно опускать «в адский огонь» гробы с атеистами-покойниками. С 1927 года новоявленный Молох заработал бесперебойно, на полную мощность.

Конкурс, проведенный на крайне кощунственную тему приспособления храма под крематорий, затем устроенный из храма Московский Молох свидетельствуют с бесспорностью о ритуальном характере созданной архитектурной химеры. Ведь лукавые и веселые химермейстеры, эти новые «финикийцы» все умышленно перевернули уже на стадии составления условий конкурса. Символически христианская церковь – тело Христово. Здесь же было произведено как бы «Сошествие Христа во ад». Его даже не распяли, а по-революционному снесли главу и заменили ее прямоугольной головой Молоха. В подземной части храма устроили адский огонь, в него направили бесконечный поток мертвецов, из самой церкви устроили бесовский вертеп с престолом дьявола – антицерковь.

Изощренно устроенная таким образом архитектурная химера до сих пор угрожающе красуется на Донском, поросшем деревьями монастырском кладбище. А ведь монастырь в целом – христианский символ Небесного Града, Райского сада. Химеру холят, за ней тщательно ухаживают, чтобы она безотказно трудилась, собирая с «родных и близких» ей покойников огромные деньги, превращая затем каждого усопшего атеиста в крошечную горстку пепла. Пепел не предается матушке-земле, как это практиковалось у древних ариев, славян, русов. Он остается в урнах колумбария в «подвешенном» состоянии, на каком-то этаже его стен. А по воззрению древних душа покойника-грешника оказывается неприкаянной и мечется между небом и землей.

На Донском кладбище захоронения православных христиан давно запрещены. Но для действия химеры, конечно, никаких запретов нет. Помещенная среди «райского сада», она вот уже 70 лет любовно окружает себя все новыми сотнями, тысячами урночек колумбария (звучит зловещей шуткой: арии – Колумб в ад). Тысячи душ грешников витают вокруг нее, создавая невидимую простым глазом трепетную ауру. С востока из туловища химеры выступают три «груди» (апсиды бывшего храма), а в глазницах ее «прямоугольной головы» (в окнах башни-фонаря) – сполохи недоброго адского огня.

Химера музыкально «одарена». Почти каждый день, и не раз, она любит слушать органную католическую, опять же; божественную музыку Моцарта, Баха, Пахельбеля…

Сбылась мечта московских большевиков: у любого из них были Революция и Моцарт!

Ныне в Москве сооружены и действуют еще три крематория, во многом построенных по образу крематория первоначального. Но каждый из них уже не химера Молох, а специализированное и вполне «цивильное» по европейским стандартам производственное предприятие, учитывающее последние достижения технического прогресса и человеческого разума на этот счет.

Кремлевский Скунс

Чекистов – Замаршкину: … Странный и смешной вы народ! Жили весь век свой нищими И строили храмы Божий… Да я б их давным-давно Перестроил в места отхожие.

С. Есенин. «Страна негодяев»

Посреди Кремля стоит Успенский собор XV века – святыня православной России. С севера от него функционирует огромный общественный туалет. Рассчитан он на обслуживание никогда не прекращающегося потока посетителей-туристов. А расположен – буквально в двух шагах напротив северных дверей собора. В некоторых церковных службах обязателен крестный ход вокруг храма: сначала выход из северных врат всего священства (даже Патриарха), затем обход церкви с востока, юга и вход в западные врата. Торжественное и красочное шествие с хоругвями, крестами, иконами, райским пением и молитвами движется сначала из собора прямо на туалет, упирается в него, потом только отворачивает в сторону.

Устройство таким образом огромного туалета возле Успенского собора, да еще на таком месте (дверь в дверь) – бесспорно умышленное, а не случайное действо: что-что, а туалет можно было вообще поместить на задворках Кремля, и народ всегда бы его там нашел. Здесь, следовательно,– кощунство, произведенное «безошибочно» и «капитально» на высшем антирелигиозном уровне.

Но такое капстроительство связано с тщательным выбором места, рассмотрением, обсуждением его, затем утверждением, наконец, проектированием туалета и торжественным его строительством (приспособлением уникальной палаты XVII века). Нужно было постоянное, целеустремленное действие во всех звеньях этой цепочки многих людей, во всякое время, в разных учреждениях (заказчики, проектировщики, строительные подрядчики, радостные приемщики объекта). И всё – в сверхсекретном Кремле!

Действие это могло дать «положительный результат» только в том случае, если в цепочке находились «свои», одинаково мыслящие «химермейстеры». Причем, конечно, руководствовавшиеся не указаниями ЦК или статьями Советской Сталинской конституции, но каким-то «своим же» тайным религиозным законом. Его можно «вывести» из данного случая:

«От своего жилья к чужеверному храму следует выдвинуть туалет». Законом его можно назвать потому, что он был применен с упрямым постоянством еще в нескольких случаях. Звать его можно «скунсов закон или «закон скунсов».

В Кремле при советской власти и был применен этот «закон». Да еще как! Здесь исстари стоит главный святорусский православный собор– символ Христа (тело Христово). А напротив него химермейстеры выставили своего вонючего Скунса. Очевидно, так нужно понимать «противостояние» здесь символов христианского Бога и дьявола.

Но Кремлевский Скунс не был бы стопроцентной химерой, если бы оставался только кощунственной вонючкой между храмом и домами новых владельцев Кремля.

Туалет расположен под уникальной бесстолпной Крестовой палатой бывшего Патриаршего дворца, построенной Патриархом Никоном в 1655 году. В палате патриархи торжественно принимали царей, в ней проходили соборы Русской церкви. С учреждением Петром I Синода эти функции палаты исчезли. Но при Екатерине II, с конца XVIII века, она стала палатой Мироваренной.

Святое миро употребляется в ритуальном таинстве «миропомазания», совершавшемся с ветхозаветных времен над первосвященниками, пророками, царями, а в Руси-России – над великими князьями, царями, императорами. Таинство совершается вообще над каждым человеком, принадлежащим к православной церкви, тотчас по крещении. Миропомазание, таким образом, составляло и составляет в православии дело величайшей важности.

Приготовляется святое миро из множества, числом до 50 и более, ароматических веществ, благовонных масел и рассылается в церкви всей России. До революции святое миро изготовлялось только в двух местах: в Москве, в Мироваренной палате Кремля и в Киеве, в Киево-Печерской лавре.

Устройство рядом с Успенским собором под Мироваренной палатой главного туалета Советского Союза является изощреннейшим глумлением над самыми святыми памятниками наших предков. Туалет подсунут под палату или, наоборот, святая палата опирается на туалет. Химерически здесь совмещены два «противоположно-ароматических» учреждения, явно в ущерб святости Мироваренной палаты, Успенского собора, Кремля, Русской православной церкви.

Китайгородский Скунс

В 1936 году разрушили Казанский собор на Красной площади – уникальный памятник освобождения Москвы от католической экспансии, польско-литовской интервенции 1610-1612 годов. На месте уничтоженной святыни был устроен ресторан под открытым небом, окруженный вазонами с цветами. С одной стороны простиралась Красная площадь, с другой – в соседнем здании устроили для ресторана «шикарный» по тем временам туалет.

Все опять носило ритуальный и кощунственный характер. Во-первых, храм-памятник снесли точно в 300-летний юбилей его основания царем Михаилом Федоровичем. Во-вторых, столики ресторана расставили для пьянства на повышенной площадке разрушенного собора, чтобы пройти в туалет, нужно было топтать ногами захоронения героев 1612 года. Наконец, туалет был устроен в полном соответствии с «законом скунсов», между жильем Китай-города и храмом (туалет находился под землей на уровне фундаментных остатков храма с востока).

Химеричность добавлялась к кощунству тем, что туалет был «вдвинут» в цокольный этаж соседнего здания, в пределах его подземной трехметровой высоты. Но как раз археологический слой Китай-города в этом месте достигает трех метров до поверхности земли в XVI – XVII веках. А в то время здесь находился главный каменный ряд по продаже икон Верхних Китайгородских торговых рядов. Говоря иначе, Китайгородский Скунс уютно устроился в замоленном когда-то помещении единственного во всей древней Москве Иконного ряда!

Во время войны 1941-1945 годов ресторан на месте Казанского собора исчез. Но заботами кудесников-химермейстеров не исчезла химера. После войны рядом вовсю заработал ГУМ – Главный универмаг Москвы на Красной площади, и Китайгородский Скунс стал обслуживать многотысячный поток его посетителей у главного входа. Масштаб и дух его, по сравнению с рестораном, возрос до столичного значения.

Подпольный Скунс дожил до 1990 года, когда был уничтожен при восстановлении Казанского собора.

Блажгауз

С 1918 года на Красной площади стали активно проводиться парады войск, демонстрации трудящихся в новые советские праздники. Все бы хорошо, да площадь оказалась не вполне пригодной для «коммунального» обслуживания массовых манифестации. Опять нужно было исправлять положение «спешно».

В 1928 году инженер Ф.Гаузетак писал обо всем: «Особенно сказывается недостаток общественных уборных в дни майских и октябрьских торжеств, при громадных, в несколько сот тысяч человек, скоплениях народа. Нами часто получаются письма рабочих, участвующих в демонстрациях, с указанием на недопустимость отсутствия уборных в этом районе и требованиями немедленной их постройки. Предлагаемый ниже проект уборных в районе Кремля и Китай-города поэтому необходимо осуществить в ближайшее же время…

На Василевской площади… уборная может быть построена в откосе кремлевской стены или же для этой цели может быть занята часть существующей лавки (под храмом Василия Блаженного. – Г.М.). Использование существующего помещения не потребует больших затрат, так как пол, стены и перекрытие имеются. Потребуется лишь оборудование санитарными приборами и устройство отопления. Желательно было бы для данного случая применение электрических приборов, что дало бы возможность обойтись без дымовой трубы, могущей нарушить общий вид памятника.

Проект Франца Гаузе пояснен рисунком храма Василия Блаженного на фоне Спасской башни, в цокольной части которого показано два входа в туалеты. Подпись под рисунком:

«Общественная уборная в помещении существующей лавки в подпорной стене, окружающей храм» (блажь Гаузе). Выше дан план уборной в масштабе. Проект не был реализован, так как слишком «бил в нос», его кощунство было, как говорится, «ежику понятно». Да и многотысячным демонстрациям трудящихся были бы приданы не та форма и не то направление. Это все, очевидно, и решило судьбу невероятной химеры Она только мелькнула среди святых столпов Василия Блаженного, неудачно попытавшись приобщиться к их священному собору, но лишь на миг обдала их своим химерическим ароматом.

Чуть позднее Л. Каганович вообще предложил уничтожить собор (Генеральный план 1935 года – под его чутким руководством). Начались даже обмеры собора перед сносом. Предложение прошло все властные инстанции и было отклонено лишь в самой высшей.

Тригроб

Посреди Красной площади стоит мавзолей Ленина – величайшее творение гениального Щусева. О сооружении написано много восторженного. Оно вроде бы всем хорошо известно, хотя система «гробовой» секретности не позволяет узнать о нем больше, чем позволено. Но многие странности мавзолея и его ансамбля видны невооруженным глазом – стоит только ко всему внимательно и непредвзято присмотреться.

Изначальный «мавзолей» – мраморная гробница царя Мавсола середины IV века до н.э. в Геликарнасе – считался одним из «чудес света» Однако наше гранитное «чудо» не во всем точно передает его суть. Построено оно не по подобию с эллинском гробницей, а по подобию с более древним вавилонским ступенчатым зиккуратом – храмом халдейских жрецов (халдеи – основные составители текстов Ветхого завета). Но если перед нами новоявленный храм, то в нем должна находиться не только мумия (мощи) божества,– над его «престолом-гробом» должны колдовать жрецы-мудрецы. Действительно, наша заупокойная гробница имеет еще трибуну, на которой периодически народ мог видеть коммунистических «халдеев» во время ритуальных шествий. Отсюда более точное название трибуны-гробницы – «Три гроб» Каковы же обряды жрецов-мудрецов, если рассматривать их под химерическим углом зрения.

В нашем храме-зиккурате не просто соединены контрастные части. Внизу – сверхтихое заупокойное помещение могилы с мумией вождя интернационала и мирового пролетариата; над могилой – оживленная «ложа» живых вождей СССР, опирающихся ногами на престол и постоянно вытирающих о него ноги. «Спать спокойно дорогой товарищ» тоже не может: не дают, да и не дадут. Он обречен – помещен далеко не в сонную ситуацию посреди открытой центральной площади многомиллионного города. Помимо шумных будней, площадь в праздники заполняется до отказа движущимися людскими массами, оголтело орущими в оргшабашах. Иногда здесь гремели огромные сводные оркестры, затем двигалась в клубах дизельной гари тяжелая техника. Словом, гальванизация трупа превратилась в самогипнотизирование толпы во образ вождя.

Покойного упокоить где-либо было нельзя. Он нужен именно на этой площади. Только здесь он по многу раз в год мог общаться с «миговым пголетагиатом», приветствуя многотысячные потоки трудящихся кликами-лозунгами живых вождей. Его тело не предано земле, а помещено между небом и землей «на воздусях». Дух вождя витает над его могилой-трибуной, даже над всей Красной площадью. Люди, входящие на площадь, кожей ощущают это и ведут себя тоже неадекватно: либо почтительно столбенеют перед входом в склеп Тригроба, охраняемый часовыми, либо исступленно и натужно кричат до хрипоты во время демонстраций, приветствуя спаянный духом мертвого вождя клан вождей живых (звучит химерически: демон – страции, демонстр – ация).

За мавзолеем – некрополь, построенный по ранжиру: вожди партии, солдаты революции, выдающиеся граждане СССР. Сначала идет маленькая шеренга усопших вождей, затем влево-вправо каре из братских могил московских революционеров, погибших в сражениях за обрушение России. У всех – отличие: они преданы земле, которая здесь стала для них «пухом» (засыпка крепостного рва), а дух их упокоен и нигде не витает.

Но далее, в кремлевской стене – знакомые урночки с пеплом выдающихся людей страны «советов». Московский Молох новых идолопоклонников приветствует здесь всех, кто «живее всех живых’. Это он сделал колумбарийской крепостную стену XV века. Но даже здесь неприкаянные души гениальных людей нашего полуистребленного народа не реют вольно над площадным кладбищем и мавзолеем. Впереди них опять шагает вождь – неприкаянная душа самого гениального из людей. А все они вместе составляют ауру жутко красивой химеры.

Перед всеми «неспящими духами» и «спящими спокойно» солдатами революции расположены огромные трибуны. В новоуставные советские праздники они периодически «взрывались» приветственными кликами вместе с демонстрантами. Это трогательное единение «мертвых душ» России воплощало мощь и крепость новой большевистской антицеркви – ВКП (б), ставшей поистине образом апокалиптической Вавилонской Блудницы.

Описанная химера имеет не только всем известный идеологический, коммунистический «профиль». Она исторически не просто запоздало пристроена последней в ряд до-наше-эровых халдейских ступенчатых пирамид. Тригроб гораздо химеричней, чем кажется на первый взгляд. Да он и не был бы стопроцентной химерой, еспи бы его божественная могильно-зиккуратная красота как-либо еще не благоухала. Ведь здесь дружно поработали химермейстеры и зодчие высоких талан-степеней и званий.

В полном соответствии с «законом скунсов» между новым советским храмом и тремя жилыми градообразованиями Москвы – Китай-городом, Занеглименьем и Замоскворечьем, было к 1930 году устроено три гигантских общественных туалета, функционирующих до сего дня. Два из них размещены по торцам Красной площади, третий устроен напротив мавзолея в середине здания ГУМа (входа в универмаг здесь нет, арка-вход использована как бы только для туалета). Все три туалета подземные, расположены на том же уровне, что и подземный саркофаг вождя. Химера, следовательно, имеет масштаб не памятника архитектуры (Тригроб) и даже не ансамбля архитектуры (некрополь с трибунами). У нее более крупный, градостроительный масштаб: химерический комплекс включает в себя по краям еще две воротные кремлевские башни с пятиконечными звездами-пентаграммами, три общественных туалета с трех сторон площади, далее -три жилых градообразования Москвы. Но это не всё.

Символическое содержание более обширного архитектурно-градостроительного комплекса Тригроба, естественно, и более сложно. По обе стороны Спасских ворот стояли две каменные часовни во имя Спаса Смоленского и Смоленской Божией Матери Одигитрии (Путеводительницы) в память освобождения от врагов Смоленска. Никольские ворота Кремля фланкировали часовни во имя свт. Николая Чудотворца и Александра Невского. Все четыре однотипные часовни были возведены окончательно в конце XIX века после строительства храма Христа Спасителя и были как бы его послами-представителями на священную площадь Москвы, своеобразными «часовыми» при главных воротах Кремля. Часовни, как и храм Христа Спасителя, были воинскими памятниками победы русского народа над полчищами Наполеона.

Вот как, например, выражала это часовня свт. Николая Чудотворца возле Никольских ворот. В ней находилась икона апостола Филиппа (его день 11 октября, а в этот день французы бежали из Москвы); икона первомученика Стефана (его день 27 декабря-день очищения Русской земли от интервентов). На потолке по углам часовни были написаны свв. Адриан и Наталья (26 августа – день Бородинской битвы), апостол Фома (6 октября – день Тарутинской битвы), апостол и евангелист Матфей (16 ноября-день перехода отступающих наполеоновских армий через Березину) и св. мучеников Хрисанфа и Дарьи (19 марта – день взятия Парижа русскими войсками. Над дверьми часовни с внутренней стороны находилась икона Казанской Божией Матери (22 октября -день битвы под Вязьмой).

При устройстве градостроительного комплекса Тригроба к 1930 году снесли все священные памятные часовни, а около возвели существующие и доныне общественные туалеты. Устроили их не над разрушенными часовнями, а рядом с ними, опять-таки по «закону скунсов» – между фундаментными остатками часовен и древними жилыми градообразованиями Москвы. Химермейстеры сдублировали здесь свой закон, расчистив в то же время визуальное пространство от мавзолея до туалетов.

О специальном устройстве комплекса говорит следующее. В 1928 году Ф. Гаузе проектировал южный туалет в откосе кремлевской стены, в нижней части Васильевской площади. Но к 1930 году его подняли снизу наверх и пристроили вплотную к фундаментам обрушенной часовни св. Смоленской Божией Матери на одном уровне с мавзолеем. Северный туалет тот же Гаузе проектировал также сначала внизу – на площади Революции, возле Собакиной башни Кремля. Но к 1930 году его подняли наверх и построили возле фундаментов часовни св. Александра Невского. Расчистили и пространство от мавзолея до третьего туалета, построенного по центру ГУМа. От него на мавзолей показывал рукой бронзовый Минин, видимо, с одобрения Пожарского. Расчищая визуальную связь мавзолея с туалетом, памятник Минину и Пожарскому передвинули к проектируемому Блажгаузу.

Архитектурно-градостроительный ансамбль-комплекс Тригроба предстал после полностью завершенном виде. Дух химеры набрал необходимое зловонное качество гремучей смеси советской «святости» и химерического кощунства. Но и это еще не всё.

Тригроб красуется посреди древнего и самого священного места Святой Руси – Храма-площади Москвы под открытым небом, созданного Иваном Грозным, святым митрополитом Макарием и величайшим древнерусским зодчим Постником Яковлевым по прозванию «Барма» во образ Небесного Града Святого Иерусалима. Явно чужеродная, изощреннейшая химера расположилась в этом ликвидированном христианском Храме как хозяйка. Она каждый день приветствует с восхода солнца и до его заката внутрирубежных и зарубежных гостей столицы, предоставляя им возможность почтительно поклониться ей, а уходя в любую сторону, громко или шепотом поприветствовать дух вождя и его свиты в одном из отхожих мест. Именно о ритуале позаботились химермейстеры, тщательно продумав структуру и порядок функционирования сверхчудовищной архитектурно-градостроительной химеры.

О мавзолее еще будет речь впереди, но уже не в шеренге химер, а в ряду величайших достижений советской архитектуры. В этом – парадокс многогранных явлений.

(Продолжение следует)