Дарья Митина: «Нельзя бороться только лозунгами, только интеллектуально с тем, кто хочет тебя убить»

Дарья Митина — российский политический деятель левого толка, политолог, публицист, кинообозреватель. Депутат Государственной думы II созыва (1995—1999). Член президиума ЦК и секретарь ЦК по международным связям Объединённой коммунистической партии (ОКП). Лауреат Национальной литературной премии «Золотое перо Руси» (2022). Руководитель Независимого профсоюза «Новый Труд». ТГ-канал: https://t.me/kolobok1973

— Добрый день, Дарья Александровна! Вы известный политический деятель. Расскажите, пожалуйста, о себе, своих родителях, семье и об основных вехах Вашей политической карьеры.

— Я родилась в Москве, в семье коммунистов. Я жила с мамой, бабушкой и дедушкой. Бабушка и дедушка были учеными, правда, в разных областях. Бабушка была экономистом, преподавала в Московском государственном университете, в разных других вузах. Дед мой был кандидатом технических наук, потом защитил докторскую, работал во Всесоюзном научном исследовательском институте вагоностроения. Второй дедушка, Мухаммед Юсуф, был премьер-министром Афганистана. Потом ушел с премьерского поста на дипломатическую работу, был послом в Москве, потом — послом в Бонне, в Федеративной Республике Германия. Мама с отцом познакомилась во ВГИКе: она училась на сценарном факультете, а отец учился сразу на двух факультетах — режиссерском и операторском. После окончания учебы уехал в родной Афганистан, где создал афганское государственное национальное телевидение, работал его руководителем вплоть до своей трагической гибели, 27 сентября 1996 года, когда талибы в первый раз захватили Кабул. Тогда погибло большое количество афганцев, включая почти все руководство Афганистана.

Я же закончила школу, поступила на исторический факультет Московского государственного университета, специализировалась на кафедре этнологии. Параллельно я закончила Институт государственного управления и социальных исследований, тоже при МГУ. То есть на выходе я имела два диплома с отличием.

Поступила в аспирантуру, но поскольку в декабре 1995 года меня избрали депутатом Государственной Думы по списку Коммунистической Партии Российской Федерации, у меня не хватило времени ее окончить. Я была депутатом — членом Комитета по делам женщин, семьи и молодежи.

Сразу после государственного переворота 1991-го года я влилась в движение по восстановлению коммунистической партии, которая возрождалась после насильственной ликвидации Советского Союза. С 1991-го года я активно участвовала в возрождении коммунистических отделений. Сначала в родном Московском Государственном Университете, на базе которого сформировалась Федерация коммунистов вузов Москвы. Принимала участие в создании Российского Коммунистического Союза Молодежи, который сформировался в январе 1993 года. Во время кровавого ельцинского путча октября 1993 года, вместе с десятками тысяч москвичей, защищала разгоняемый и расстрелянный Верховный Совет.

В 1995 году по приглашению Коммунистической Партии Российской Федерации вошла в избирательный список КПРФ, и меня избрали. Четыре года проработала в Государственной Думе. Получила очень полезный опыт работы в законодательной власти, который помог понять, как работает государство, как вырабатываются и принимаются законы, как их меняют.

После Госдумы я работала в двух федеральных министерствах. Сначала в Министерстве промышленности, науки и технологий была начальником отдела департамента фундаментальной науки, потом в Министерстве образования и науки — возглавляла нормативно-правовой отдел в сфере образования.

В конце 2007 года я из министерства ушла потому, что была несогласна с проводимой политикой. С тех пор я работала в независимых аналитических институтах. Мы занимались аналитикой, мониторингом, социологией, проводили различные исследования.

Несколько лет работала в космическом кластере Сколково. Там я посмотрела изнутри, как работает Сколково, что это за система. Сколково задумывалось как стартап для начинающих ученых, однако свое предназначение не выполнило.

В 2014 году, когда начались события на Украине, мы создавали Объединенную Коммунистическую Партию, в которой я стала секретарем Центрального комитета по международным вопросам. До сих пор им и являюсь.

— Недавно Вас избрали руководителем Независимого профсоюза «Новый труд». Расскажите, пожалуйста, о его задачах и почему потребовалось создание этого профсоюза?

— «Новый Труд» — это новый профсоюз, который объединяет прослойку новых пролетариев, можно сказать, новый тип человеческой трудовой занятости – люди, которые работают с цифровыми платформами и не защищены трудовым законодательством. Я абсолютно убеждена, что именно профсоюзное движение может оказать помощь конкретному гражданину, который в этой помощи нуждается. Необходимо защищать коллективные интересы трудящихся и профсоюз такого нового типа, профсоюз платформенников, профсоюз цифровой, виртуальной, по сути, экономики, он может точно также защищать коллективные интересы всех, кто пользуется возможностями этой платформенной экономики. Не классический профсоюз, к которым мы привыкли – отраслевой или профсоюз на предприятии, а объединяющий тех, кто в качестве своей основной или побочной занятости выполняет работу, которая связана с цифровыми платформами как организаторами сделок. Такой профсоюз мы и создали.

Как известно, сегодня огромное количество самозанятых, а также просто физических лиц получают работу через электронные платформы (Авито, Яндекс.Услуги, Озон, Wildberries и так далее). Это не только айтишники, дизайнеры или маркетологи на подработке, но и, например, сантехники, слесари и таксисты. Миллионы людей живут в новой постиндустриальной модели мира. Недовольство работников некоторых сервисов, которое мы все чаще наблюдаем в последнее время, — прямое следствие того правового вакуума, в котором оказались миллионы наших сограждан. Им нужна как социальная, так и правовая защита.

Но еще важнее системная работа. Нужен институт, который, с одной стороны, регулировал бы правовые взаимоотношения, ограничивал «монопольные амбиции» ИТ-гигантов, а с другой стороны — подсказывал государству оптимальные инструменты по защите прав таких людей, легализации их в налоговой системе, на рынке труда и так далее.

Условия, в которых на данный момент работает предпринимательский пролетариат, являются агрессивной бизнес-средой, где совсем другие правила. Людям нового труда нужна новая защита — от неправомерных или несправедливых действий платформ, от чиновничьего беспредела и от неадекватного заказчика. Причем процесс «пролетаризации» малого предпринимательства только набирает обороты. На сегодняшний день свыше 15,5 миллиона трудящихся россиян имеют опыт занятости в платформенной экономике. И особого внимания заслуживают те из них, для кого цифровые площадки являются основным или даже единственным источником дохода. Мы сейчас делаем первые шаги — будем регистрировать профсоюз, выстраивать региональные отделения, завоёвывать репутацию. У нас большой опыт в коллективной защите труда.

— Вы входите в президиум ЦК и 9 лет назад были избраны секретарем ЦК по международным вопросам Объединённой Коммунистической Партии (ОКП). Расскажите, пожалуйста, об этой работе, с какими зарубежными организациями Вы общаетесь, как происходит Ваше сотрудничество?

— Наша партия – самая молодая из больших коммунистических российских партий (всего их четыре). Мы не парламентская партия и пока что не зарегистрированная.

Партия возникла весной 2014 года, как раз сразу после переворота в Киеве – на самом деле, конечно, это просто совпадение, тем не менее, совпадение достаточно знаковое. Мы поддерживаем контакты с очень многими левыми, коммунистическими и рабочими партиями, отнюдь не только европейскими. Мы очень интенсивно общаемся с левыми партиями Ближнего Востока, Азии, Африки, Латинской Америки, и даже Северной Америки — в Северной Америке тоже есть и коммунисты, и социалисты, и троцкисты.  Есть связи с так называемыми традиционными коммунистическими партиями, которые восходят к традициям Коммунистического Интернационала 20-30-х гг. прошлого столетия, есть связи с новыми компартиями. Поскольку ОКП является партией классического марксизма-ленинизма, то нам, в общем, легко выстраивать взаимоотношения, потому что мы общаемся и с партиями классического коммунизма, общаемся с троцкистами, со сталинистами, мы общаемся с маоистами – совершенно различными направлениями коммунистического движения. Основная форма нашей международной работы – это всё-таки двусторонние связи между партиями. Мы пытаемся выстраивать отношения как с большими партиями, которые находятся у власти – как, например, Коммунистическая Партия Кубы, Единая Социалистическая Партия Венесуэлы, Коммунистическая Партия Вьетнама, Трудовая Партия Кореи (Корейской Народно-Демократической Республики), так и с теми партиями, которые находятся в оппозиции, вне правящих коалиций. Если, допустим, в какой-то стране коммунистов арестовывают или притесняют, как, например, в Прибалтике, в странах Восточной Европы, или посмотрите, что происходит с коммунистами на Украине сейчас, мы организовываем международные кампании поддержки этих людей, призываем к солидарности. Мы пытаемся не только обмениваться информацией, но и изучать опыт друг друга.

Сейчас мы готовим с нашими зарубежными товарищами, в основном европейскими, большой антиимпериалистический, антивоенный, антифашистский форум, который пройдёт в октябре в Риме, в Италии, и представители многих стран туда приедут. Даже не для того, чтобы поддержать Россию в её нынешнем конфликте с Украиной, а, прежде всего, чтобы потребовать у правительства их стран, чтобы они прекратили поставлять оружие Украине. Потому что это условие номер один для того, чтобы наступил мир. К сожалению, пока что со стороны европейских стран мы видим очень неконструктивный, очень опасный подход – опасный, прежде всего, для самой Европы. У большинства европейцев, невзирая на позицию их политиков и пропаганды, есть четкое понимание того, что это агрессия блока НАТО против дружественных России стран постсоветского пространства – всё больше и больше людей прекрасно понимают, что Запад развязал войну именно с Россией.

— Как Вы видели и оценивали события 2013-2014 года на Украине и в России?

— Мы сразу, когда всё только началось на Майдане, ещё в ноябре 2013 года, оценили ситуацию, как назревающий неофашистский переворот. Мы прекрасно видели, что строй, который придёт на смену либеральной демократии на Украине, это будет неофашистское государство, жёстко репрессивное, дискриминационного характера, и прекрасно понимали, что сотни тысяч украинцев, не согласных с этим положением вещей, потянутся с Украины в основном в Россию. Не только, конечно, в Россию, но в основном.  5 февраля 2014 г. — за три недели до фашистского госпереворота в Киеве — мы организовали Антифашистский штаб помощи народу Украины, помогали украинским эмигрантам обосновываться в России, в Москве, в Крыму, в областях Центральной России и не только. Мы помогали им выжить банально физически и политически, помогали формировать организации, отстаивающие интересы политических эмигрантов, сразу установили контакт с Союзом политических эмигрантов и политических заключённых Украины, помогали донбасскому сопротивлению гуманитарной помощью, регулярно ездили туда на протяжении 2014 -2019 годов, до пандемии. Мы неоднократно были в Донбассе, на линии боевого соприкосновения, в ЛНР и ДНР, установили контакты с различными отрядами донбасского сопротивления: это и батальон «Призрак», когда он был ещё батальоном Алексея Мозгового, это и батальон «Восток» Александра Ходаковского, это и Донецкий «Оплот», это, конечно же, и бесчисленные группы сопротивления киевскому режиму. С нашим участием прошло несколько антифашистских форумов в ДНР и ЛНР, некоторые по соображениям безопасности проходили в Крыму. Мы прекрасно видели своими глазами, что воля к сопротивлению у народа Юго-Востока, Востока Украины очень большая. Потому что 90%, если не 95% всех сопротивляющихся, которых мы видели, это были именно местные кадры, не приезжие. Приезжие тоже были — да, было много добровольцев, и с территории «материковой» России, из других стран, но, тем не менее, из 100 донбасских ополченцев 95 были местными.

— В 2014 году Вы были представителем МИД ДНР в Москве и явно много общались на тот период с руководством только что образованной Донецкой Народной Республики. Расскажите, пожалуйста, об этой работе.

— Да, в период с мая 2014 года по начало ноября 2014 года я формально, а фактически с мая до конца сентября 2014 года, была представителем Министерства иностранных дел ДНР в России. Министром иностранных дел тогда была Екатерина Губарева, жена Павла Губарева, избранного в своё время народным губернатором. Я работала под руководством заместителя министра — Бориса Борисова, который находился в Донецке и поручил мне не только представлять МИД ДНР в Москве, в различных органах государственной власти, но и в гражданском обществе. Мы с ним делали очень много того, чего не делает традиционный МИД, потому что был вакуум власти в ДНР. Органы исполнительной власти только проходили непростой период становления, и нам приходилось заниматься даже несвойственными МИДу функциями, например, проблемой обеспечения донецких школ учебниками. Мы занимались проблемой нострификации дипломов – тогда ДНР не была в составе России и российские ВУЗы вели себя очень по-разному: где-то признавали донецкие дипломы, где-то не признавали. Мы тогда очень активно общались с зарубежной общественностью, причём не только с неформальными структурами, но и с официальными властями других стран – именно как МИД ДНР.

Несмотря на то, что в тот момент Республика формально не была признана даже Российской Федерацией, тем не менее, де-факто, удавалось сделать очень многое. Потом министром стал Александр Кофман, с которым мы тоже находили взаимопонимание, — у него была такая неосуществлённая мечта:  сделать координационный совет непризнанных мировых государств – их достаточно много – эта идея имеет право на существование, и, конечно, все эти 8 лет Саша бил в эту точку, и всё это продлилось до юридического вхождения ДНР в Россию. Это полезно прежде всего в плане расширения поля контактов, презентации Донецкой Народной Республики в мире – это, конечно, была очень благодарная и интересная работа. А в начале ноября 2014 года прошли выборы, Республику тогда возглавил Александр Захарченко, и мне было сделано предложение остаться в штате Министерства иностранных дел ДНР, но с условием переезда в Донецк. Понятно, что я не смогла, естественно, в моей ситуации в Донецк переехать. Поэтому я теперь занимаюсь всем тем же самым – помогаю Донецкой Народной Республике, уже в составе Российской Федерации, но уже в личном качестве – в качестве общественного деятеля, не обладая какими-то формальными должностями.

— Как Вы сейчас оцениваете ситуацию в Донбассе и на вновь освобожденных территориях?

— Сейчас Донбасс и новые российские области – частично Херсонская область, частично Запорожская область – освобождены, частично остаются под украинской оккупацией. То же самое с Донецкой Народной Республикой. Луганская Народная Республика освобождена практически полностью. Невзирая на военные действия, там налаживается мирная жизнь, проводится комплексная интеграция в Российскую Федерацию. На мой взгляд, темпы этой интеграции оставляют желать лучшего, не видно стратегии, продуманного плана действий. Программа денацификации должна была начаться с первых дней после освобождения этих территорий. В тех же Херсонской области, Запорожской области люди не очень понимают, какие у них законы – то ли российские, то ли украинские, то есть внедрение российского законодательства идёт недостаточными темпами. До сих пор не отключен украинский телерадиовещательный сигнал — представляете, что в голове у человека, который, наслушавшись украинского вещания, выходит на улицы ставшего уже российским города?

С одной стороны, это объяснимо фронтовыми трудностями, с другой стороны, мне кажется, что в любом случае вопрос ещё и в стратегическом планировании. В данном случае российская власть больше уделяет внимания экономическим аспектам – восстановлению жилья, строительству, восстановлению энергетической системы, дорогам, транспорту и так далее, но, к сожалению, мало уделяет внимания идеологии, законодательству, образовательным программам и так далее. Мне кажется, здесь нужно интенсифицироваться, потому что от этого очень много зависит. И если к материально-технической стороне претензий нет — насколько можно заниматься восстановлением в условиях горячей войны – всё делается, то, к сожалению, проседает именно работа просветительская, идеологическая. Здесь нужны немножко другие подходы, не совсем те, которые сейчас превалируют. Хорошо, что сейчас уже проведены конкурсы на новые учебники, проведены конкурсы на различные методические пособия, на тексты учебников по истории и так далее, определены победители, но, к сожалению, здесь тоже есть определенные сложности и трудности. И сейчас Донбасс проходит трудный путь интеграции в Российскую Федерацию.

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что спецоперация неизбежна, потому что нельзя бороться с вооружённым до зубов милитаристским человеконенавистническим режимом голыми руками и добрым словом. Нельзя бороться только лозунгами, нельзя бороться только интеллектуально с тем, кто хочет тебя убить. Если кто-то хочет тебя убить и открыто заявляет об этом – надо верить, он не обманывает. И сейчас нужно помочь нашей российской армии, чтобы она свою задачу выполняла как можно быстрее и качественнее. Речь идёт не только о военной спецоперации, потому что демилитаризация – это лишь одна из целей СВО. Нас, конечно, очень волнует и проведение денацификации, потому что российская власть действует на данном поле пока крайне робко, не готовы пока что ни новые школьные программы, слабо ведётся работа с населением – и речь не о ЛНР и ДНР, потому что они свой выбор сделали уже давно, и давно в этой политической парадигме живут, а о вновь присоединённых территориях.  Где, простите, анонсированные трибуналы над фашистскими преступниками? Помните, как сооружались металлические клетки для подсудимых? Нельзя сказать, что все они остаются безнаказанными — нет, не всех отпустили в Турцию и в итоге — на Украину, в результате странного демарша Эрдогана — многих сейчас судят, они получают огромные срока, кто по 15 лет, кто по 25, а кто и пожизненное. Но всё это происходит как-то украдкой, без особой публичности, без освещения в СМИ, отчего весь воспитательно-назидательный эффект пропадает. 

Ваша оценка дальнейшего развития СВО?  

— Собственно говоря, и я лично, и большинство членов нашей партии расценивают специальную военную операцию как давно назревшую и справедливую, которая должна была начаться не в феврале 2022 года, а в 2014 году. В принципе, всё то же самое нужно было делать на 8 лет раньше — она очень сильно запоздала. Обществу было представлено достаточно слабое, на мой взгляд, объяснение, почему этого сделано не было. Один из аргументов – это слабое развитие тогдашней российской армии, которая не была подготовлена для выполнения таких боевых задач. С одной стороны, в этом есть резон, с другой стороны, 8 лет назад у Украины вообще, можно сказать, не было нормальной армии, но за 8 лет этой вялотекущей войны Запад её накачал до полноценной европейской армии. Украина свою армию модернизировала. Она готовилась к этой войне. А Россия во многом возлагала надежды на так называемые «минские соглашения», тянула кота за хвост, почивала на лаврах — вот отсюда и результат. Конечно, 24 февраля 2022 года каждый из нас испытал чувство удовлетворения, но план А провалился, а плана Б, как выясняется, и не было.

Я абсолютно убеждена, что СВО закончится российской победой, и не столько именно российской победой, сколько поражением и крахом неофашистского режима в центре Европы. Нынешний профашистский киевский режим будет демонтирован, и это будет выполнением тех целей специальной военной операции, которые были обозначены в самом начале. Другое дело – когда это будет, будет ли этот процесс непрерывным, или нас ожидает временная заморозка этого конфликта.

— С какими трудностями, по Вашему мнению, сейчас сталкивается администрация Донбасса и вновь освобожденных территорий? Какие приоритетные задачи им сейчас приходится решать?

— С моей точки зрения, главные трудности – это не только восстановление промышленности, не только восстановление разрушенных домов, не только налаживание энергетических систем, транспортных, не только технологическая модернизация, весь комплекс восстановительных работ. На мой взгляд самое главное – это работа с людьми, с населением, с человеческой психологией — вот с этой стороны мы «провисаем». В отличие от экономических и технологических преобразований, где Российская Федерация работает очень интенсивно – достаточно посмотреть на те города, которые восстанавливаются после активных военных действий – тот же Мариуполь, который буквально преображается на глазах, где люди восстанавливают не просто какие-то населённые пункты – целые города, у нас «провисает» работа с населением – идеологическая, психологическая, воспитательная.

Очень серьёзные кадровые проблемы, потому что Россия старается опираться на местные кадры. С одной стороны, это правильно, потому что из Москвы не пришлёшь столько чиновников, с другой стороны — очень многие люди, привлекаемые на государственную службу, для работы в военно-гражданских администрациях на вновь освобождённых территориях, во многом опираются на полученный ими опыт работы на Украине. По сути, им сейчас приходится совмещать функции строительства мирной жизни и функции обеспечения инфраструктуры спецоперации. Конечно, нужно обратить внимание на то, кого принимать на управленческие должности. Практика некритического приглашения на всевозможные административные должности прежних проукраинских кадров без какой-то проверки, хотя бы минимальной фильтрации, во многих случаях давала свои пагубные плоды. Хотелось бы, чтобы власть была более разборчивой, чтобы существовала какая-то система подбора кадров на государственные должности.

— Помогаете ли Вы лично войскам или мирным жителям на вновь присоединенных территориях?

— Да, конечно, причём эта помощь не прекращается уже на протяжении девяти лет. Гуманитарная помощь, в сборе и отправке которой я и мои однопартийцы принимаем участие, я регулярно бывала на освобождённых территориях, многое пыталась сделать для жителей ДНР и ЛНР. Я помогала обеспечивать республики учебниками, помогала выстраивать связи, когда две эти республики ещё не входили в состав Российской Федерации, организовывала взаимодействие между правительством Республик в той сфере, в которой могла – не только по линии МИД, но и по линии других ведомств с органами государственной власти России. Сейчас мы в основном работаем по линии народной дипломатии.

Часть первая: продолжение следует                                                                                             

Мария Коледа