Любимый город. Придет ли десант?

Если скажут, если скажут,
Что погиб я, вы не верьте,
Вы не верьте!
Не пришёл ещё последний час!
Ах, Милый город Николаев!
Николаевские верфи!
Я уверен мы с тобой
Ещё увидимся не раз!
Анатолий Софронов

Из нашего московского далёка в золотисто-голубой дымке, овеваемый ветрами степей, порывами воздуха, жаркими и сладкими, с долей полынной горечи, со своими прямыми проспектами и улицами, с кораблестроительными заводами, со своей святой морской славой встает передо мной город, который подарили мне родители, бабушки и дедушки, белоснежный город из песчаника на берегу Южного Буга при слиянии с Ингулом. Любимый город. Статью с таким названием написал мой отец. Но у него он другой, город любви и комсомольской юности, город, который дал тему для всей жизни – море и Ушакова. А у меня это город моего детства. Николаев. Город святого Николая.

Над лиманом парус белый
И акации в снегу.
Вижу город корабелов
На высоком берегу.

Корабелы, корабелы,
Снова я в семье родной.
Парус белый, белый, белый
Надо мной.

Строчки из гимна города, написанного Марком Лисянским, который написал и гимн Москвы. «Дорогая моя столица, золотая моя Москва…» Бывают поэты, которым особенно удаются гимны. Вот Сергей Михалков, например. Образ белого города под белым парусом, рассказ о корабелах создает впечатление о городе прекрасном и трудовом. Своим ушаковцам всегда в числе вопросов викторины про море и флот задаю вопрос: «А как называются люди, которые строят корабли?» И редко кто отвечает правильно, сейчас уж тем более. Рабочие профессии, специальности и люди с рабочими руками сегодня не в чести, да и мало где сегодня эти корабли строят. Хотя между тем по-прежнему я с гордостью рассказываю им, что строительство корабля это самое сложное, трудоемкое производство, даже сложнее, чем самолет, что их неизменно удивляет.

А я помню все рассказы моего дяди Коли, брата Коли и всех, кто из нашей семьи строил эти корабли, и что являлось предметом особенной моей гордости. Помню, как дядя Коля, папин брат, бригадир бригады столяров-краснодеревщиков и его жена Тамара, работавшие на Черноморском заводе, чьи стапеля видны с набережной адмирала Макарова в центре города, ведут меня за руку на спуск корабля. О, какой же это праздник для города, для семьи, для меня. Какая великая сила труда и результат труда, встающий многоэтажьем палуб над тобой, какое ликование людей и восторг от красиво и ладно сделанного дела. Дядя рассказывает мне, как он украшал каюту капитана и сколько всяких деревянных штуковин ему удалось смастерить, вот и мне подарил подготовленную рамочку с репродукцией мадонны Рафаэля. Потом бьют о борт шампанское. Как хорошо передана атмосфера спуска корабля и в фильме про Ушакова, и в фильме про Журбиных. Одна и та же радость, воодушевление и торжество от свершенного дела, от творения рук человеческих.

Справа на другом стапеле стоит на ремонте военный противолодочный крейсер «Москва». Я читаю буквы, а дядя Коля шепчет на ухо, что в ту сторону даже смотреть нельзя, это «военная тайна». Потом много-много лет я вспоминала, как украдкой я рассматривала наш боевой корабль и всегда ощущала, что я тоже «не выдала» военную тайну.
– Смотри, к нам масквичка приехала, – смеется дядя Коля и напирает на букву «а».
Я дуюсь и говорю:
– Ну пачему, дядя Коля?
– А патаму, что все на «а» у вас говорят! – опять хохочет он задорно, не забывая здороваться со всеми вокруг сердечным рабочим рукопожатием. Такие красивые, крепкие, обожженные солнцем были у него руки, руки рабочего человека. Для меня руки после глаз самая главная характеристика людей, мама тоже всегда обращала внимание на руки. У нее-то они были необыкновенной красоты, вовсе не холеные, но какие-то длинные пальцы, точеные, она умела ими прекрасно защипывать вареники, писать великолепным почерком, рыть землю и гладить по голове, на всех фотографиях они красиво сложены, как будто вовсе не работали, а так всегда и лежали… Потом в этом мы сошлись с нашим семейным другом и единомышленником художником Юрием Селиверстовым, как-то сразу приняв его идею сделать гравюры русских любомудров в серии «Русская Дума» в сочетании с их мыслями, где основной характеристикой души и мыслей становятся руки. Посмотрите эти великие работы великого мастера, о котором, конечно, надо написать отдельно. Все там не только связано с образом, но еще сопровождалось мыслями этих людей, их идеями, собранными и «прожитыми» самим Юрием Ивановичем… Ах, какой же это был, выражаясь современным языком, проект – «Русская дума». Какая вышла замечательная, очень полезная книга. Я помню руки Достоевского, Константина Леонтьева и Мусоргского, которого он нам подарил. Каждая жилочка наполнена жизнью, нервом, пульсирует, рвется к делу…

Помню и руки бабушки Насти, она жила в Николаеве, в нашем доме с садом, тяжко и много трудилась, и руки эти были грубые, с засохшими ранами, какие-то вроде заскорузлые даже, намного старше ее самой, ее улыбчивого лица и энергичной натуры, но когда они гладили, обнимали меня – это был просто зефир, пух, как мягко и в тоже время крепко прижимали меня к себе, как приласкивали, как туго затягивали хвост на голове, чтоб никаких «петухов» и целый день в порядке, «нечего мне тут десять раз тебя причесывать…». Было даже больно, я ныла, на что получала неизменное «Терпи казак, атаманом будешь». Кто такой атаман я не знала, да и сначала слышалось мне «а то мамой будешь», что удивляло, потому что, казалось, само собой, казак мамой стать не может, а я так обязательно буду… А как же крепко они держали меня, бабушкины руки, баюкали, когда я заболевала. Я бывала у бабушки по три месяца и, приезжая из Москвы, как теперь сказали бы «с ослабленным иммунитетом», конечно же, сразу заболевала, и конечно, с высокой температурой… Бабушка очень этого пугалась, и всю ночь носила меня на руках, не закрыв ни на секунду глаза… Когда ей говорили положить меня и идти отдохнуть, она отвечала: «А вдруг она умрёт?» И так несколько дней, пока температура не спадет. Кто из нас способен сегодня на такую самоотверженность? Потом, уже став взрослой, я целовала эти заскорузлые руки, мне так хотелось их нацеловать за всё, а она прятала их за спину, смущаясь.

Ах, бабушки, золотые наши бабушки! Город, в котором вы нас ждали, всегда будет оссиян нездешним светом, потому что там и сейчас, после того, как вас давно не стало, живет ваша любовь к нам, а любовь «долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится…» (Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла).

Когда читаю это, вижу ее письма, у нее была церковно-приходская школа и она не очень-то грамотно писала, письма ее были коротки и все про любовь, и заканчивались они всегда словами «Посылаю руб на мороженое. Целую 100000000000… раз. Этих нулей было бессчетное множество и все они уходили за край бумаги вниз, потому что писала она всегда поздно, после всех дел, которых не переделать, и к концу письма почти засыпала над ним…

В дни Поста имеет смысл перечитывать и вчитываться, да и всегда…
« 1Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.
2Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,– то я ничто.
3И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
\…\
8Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
9Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; 10когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится.
11Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.
12Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.
13А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».
(Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла)

ЛЮБОВЬ ИЗ НИХ БОЛЬШЕ. Откуда они это знали так хорошо в этом якобы атеистическом государстве?

И почему подчас сегодня мы, все такие воцерковленные и просвещенные, так плохо это воспроизводим в своем поведении. Кто даст ответ?

…Мы идем с бабушкой в детский сад по скверику перед заводом имени 61 коммунара, идем со всеми рабочими. С утра нас сопровождает гудок, заводской гудок. Как же это славно идти со всеми в детский сад, вокруг люди, которые идут на работу, радостные какие-то, нет, правда, не было хмурых лиц. Или я этого не помню? Он был славный, этот рабочий люд, у них были крепкие руки и белозубые улыбки, даже если они курили. С ними было интересно, они чего-то умели рассказать такое про завод, про корабли, умели и смастерить. Многие из них читали и сохранили эту привычку до сих пор. Дядя Коля выписывал 8 газет, «Труд» обязательно, день начинался с газеты, все изучал и вместе с бабушкой Анфисой все обсуждал, заказывал собрания сочинений. Помню семью рабочего Пономаренко, мы бывали у них в гостях, мама училась с его сыном, Валеркой, папа обожал поговорить с отцом семейства, который выписывал все газеты и журналы, штук этак пятнадцать, все читал, все знал, особо интересовался международным положением и литературой. Мама Валерки накрывала на стол на белоснежной скатерти, на прекрасной посуде, шила. На стенах висели фотографии предков, тоже работавших на заводе в белоснежных манишках. И сам хозяин ходил на работу только в костюме и белоснежной накрахмаленной рубашке. Как на праздник. Династия. Фильм и книга «Журбины». И рабочая честь. И смекалка. И братство. И любовь. Сколько было этой любви разлито по всей Слободке, как назывался наш не больно-то шикарный район. Мы жили на 4-ой Военной улице. Теперь она носит имя летчика, командира эскадрильи Краснознамённого Балтийского флота, участник первой бомбардировки Берлина летом 1941 года, Героя Советского Союза, направившего свой горящий самолет в танковую колонну под Тихвином Василия Алексеевича Гречишникова. Он родился в Николаеве. Хорошо. Достойно. Хотя 4-я Военная мне тоже очень нравилась.

Город был корабельный, морской, военный. Прямо за калиткой, справа от нашего дома стояла военная часть, тротуары мели клеши морячков, возле детского сада была морская часть, солдатики ходили мимо нас в баню с песней, часто заглядывали попить водички, и бабушка норовила их чем-то угостить, солдатики всегда голодные. Через много-много лет на ее родине в Мордовии, недалеко от Санаксарского монастыря в селе Селищи мы встретили дядю Васю, который был ее каким-то дальним родственником и в молодости служил срочную в Николаеве. Эта срочная была лучшим воспоминанием в его жизни, и он многожды повторял нам, какая же добрая была тетя Настя, как он приходил к ней в увольнение, как она всегда его вкусно кормила и привечала… «Завсе добро расплатимся добром, За всю любовь расплатимся любовью…» Вот оно, Любовь из них больше.
Бабушка жила очень бедно, деда посадили в 1937, осталось трое детей и она без специальности, но мы никогда этого не ощущали, она делала нашу жизнь праздником, в сундуке хранила всякие вкусности для особого дня, а потом был фейерверк, в зале ( большой комнате) раздвигался стол аж на шесть метров и на том столе было все, чего пожелаешь. Может, и не все, но казалось, что всё… И так вкусно! Вкуснее ни в одном ресторане потом не кормили.

А еще она сажала на улице помидоры и огурцы.
– Мам, ну зачем? Ну, цветы я еще понимаю, – говорила ей московская дочка.
– А надо! Вот идет с работы рабочий, еще двое, им надо чуть выпить, поговорить по-мужски, они купят бутылочку, ко мне постучат, стаканчик попросят, а я им: и помидорки возьмите закусить! И солдатики, если захотят, съедят, и матросики…

Очень уважала мужчин, любила, когда они вели мужские беседы, не разрешала маме заставлять отца выносить мусорное ведро. «Он же государственный человек! Как ты можешь?» Зятья ее обожали. Любила бабушка ездить в вагоне, в купе только с мужчинами: «Ох, женщины эти, ну невыносимо, тарахтят, сплетни всякие, пустые разговоры. А мужчины: «Мамаша, вы не против, если мы здесь по чуть-чуть выпьем». – «Да конечно, милые». – Они выпьют, поговорят о чем-нибудь серьезном и на боковую». А она всю ночь сидит, не сомкнет глаз, смотрит в окно, сторожит меня, думает о чем-то, грызет семечки…

Про войну на нашей Военной улице говорили много, я с детства услышала какое-то странное и непонятное слово «оккупация». «Мы были в оккупации», «Это когда была оккупация», «В анкете надо было писать – был на оккупированной территории, и меня не приняли на факультет иностранных языков в Днепропетровск, а я так мечтала…». Это мама моя рассказывала… Война началась как раз с ее дня рождения, 21 июня, была суббота, завтра выходной, собрались гости за тем самым столом, который раздвигался на 6 метров, маме «стукнуло» четыре года, гуляли, пели, разговаривали, остались ночевать, спали на полу, еще долго гомонились и проснулись поздно. Вышли с утра на улицу, за калитку, что-то не так и не то… А что, не поймешь… Пошли в центр, на Советскую улицу, встретили кого-то: «Вы что, не знаете – война!» Обухом будто. Колуном. Все побежали на свои работы…
А 16 августа немцы зашли в город. Все было сумбурно, бабушка сидела в больнице (напротив нашего дома, работала санитаркой). Они теребили корпию, готовили бинты. Пусто в госпитале. Только грохочет где-то бой. Раненых нет.

– А потом, как повезли, как повалило их, а наш завхоз сбежал с бинтами и корпией, и ничего нет… О-о-ой ты! Ужас что было! Начали хирурги операции делать, медсестры теряют сознание, меня позвали лампу держать, а они ноги пилят прямо пилой. Я выдержала. Крик и стон, крик и стон стояли. Но недолго. Тут всех давай обратно грузить в машины, кто легко раненый пешком, а тяжелых вообще оставили, некуда. Легко раненые тоже не больно далеко ушли, потом еще месяц хоронились у меня в малине, я дала гражданскую одежду второго мужа, и они ночью ушли. Один был летчик, выжил, потом писал мне, свой аттестат переводил, продукты мне давали.

– Ба, а как его зовут, где он сейчас?
– Да мне неловко было, я писала неграмотно, вот я ему и не отвечала, так и потерялись. А он до-о-олго письма писал…
Застыла, задумалась, а я жалею, что так и не узнаю фамилию того летчика, письма-то конечно не сохранились…
Через полдня пришли немцы, свалили всех умирающих наших бойцов в палату, не расстреляли, да там и расстреливать было некого, не лечили, не кормили, но разрешили местным жителям приносить им еду. Новый порядок. Гуманисты. А люди не боялись, приходили, носили свои последние крохи.
Так для моих началась оккупация. 987 дней. Что это для ребенка? Мама всегда вспоминала, что во время войны ей ни разу не довелось съесть конфету, только после Победы, а потому Победа для нее всегда была связана с радостью конфетной, особым сладчайшим вкусом. Еще вспоминала, как у них в саду был вырыт погреб с тяжеленной железной крышкой, они там прятались во время бомбежки. Как-то взрывной волной ее забросило в этот погреб, крышку захлопнуло, и она едва осталась в живых.
Всюду слышались взрывы. 14 августа были взорваны стапеля судостроительных заводов № 198 (имени А. Марти) и № 200 (имени 61 коммунара). На стапелях завода № 198 из-за невозможности спуска на воду и эвакуации при оставлении города частями Красной Армии взорваны подводные лодки С-36, С-37, С-38. Частично были подорваны и горели склады, находившиеся возле городского элеватора.

Об этом много написано, конечно, моя бабушка и мама с сестрой и братом не очень-то понимали всю стратегию. Но точно знаю, что никто из них и из их бедного окружения не мародерствовал, не тащил к себе все подряд. А вот читаю в общем-то неплохой материал на сайте «Литературный Николаев» Алексея Кравченко и диву даюсь. Где они находят такие слова и краски, чтобы опорочить, измазать людей краской позора: «Население города, пользуясь этим, тащило домой зерно, чтобы в будущем прокормить им свои семьи. 15 августа 1941 года советские войска оставили Николаев. По большому счету это были уже и не войска, а разрозненные группы бойцов, многие из которых, уходя из города, старались поживиться чем-нибудь ценным. Не составляло исключение и население. Пользуясь отсутствием какого-либо контроля и безнаказанностью, люди грабили магазины и склады, мародерничали. Были случаи проявления антисемитизма. По воспоминаниям горожан, переживших то время, случались изнасилования и убийства. Позже, во время оккупации, товарами, награбленными за дни безвластия, будут спекулировать». Нет, наверняка в этом есть и правда, только многим даже говорили, берите, берите все, немцы придут, им достанется, чтоб не досталось им, кто-то и самогон тащил, но вот никогда не слышала об этом из уст своей семьи, наверное, все-таки не все…

Сам же автор противоречит себе, когда приводит слова К. Симонова, посещавшего позиции Южного фронта в качестве военного корреспондента, который писал в своих дневниках:
“История когда-нибудь рассудит наших современников и скажет свое слово об этих днях. Но тогда трудно было что-нибудь понять. В частности, 9-я армия, воевавшая южнее других — южнее ее была только Приморская группа, — здесь, в штабе фронта, считалась самой удачливой, и достойной похвал армией, потому что она, отойдя от Одессы, быстро проскочила через Николаев и теперь собирала свои вышедшие из окружения части. А между тем не прошло и недели — и как только при мне не чихвостили в Одессе ту же самую 9-ю армию, которая, по словам людей, оставшихся в окружении в Одессе, не только с ходу проскочила двести километров, но и утащила за собой еще одну дивизию Приморской армии.
Кроме того, в Одессе, задыхаясь от ярости, говорили, что 9-я армия сдала в два дня Николаев, в то время как Одесса держится по сей день и будет еще долго держаться, а между тем Николаев было нисколько не трудней оборонять, чем Одессу.

Хотя никак нельзя считать справедливыми такие рассуждения. Достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть: Николаев стоит в пятидесяти километрах от моря, на берегу узкого, глубоко врезавшегося в сушу Бугского лимана и его неизмеримо труднее было и защищать и снабжать с моря, чем стоящую на берегу широкого и открытого залива Одессу. ”
Мой дядя, дедушкин племянник дядя Костя, сын тети Марины, был инженером на заводе, отправлял корабли, запчасти до последнего, а потом уже не смог эвакуироваться, вернулся домой, несколько дней тетя Марина прятала его под периной, потом вышел, пошел на завод, работал там, вроде и подпольщикам помогал, но после войны был арестован, сидел, и кстати, никогда не говорил, что это несправедливо, война… Здесь все не рассчитаешь… Катком проехала. Слава Богу, жив остался.

Мои родные ходили по тем улицам чужого, оккупированного города. Однажды услышали про Шуру Кобера и Витю Хоменко, пионеров-героев, ходили на Советскую, там висели они, повешенные мальчишки. Этого тоже никогда не забыть. Даже в четыре года узнав об этом, мама помнила потом всю жизнь.

Сразу же начали угонять в Германию на работу. Угнали и маминого брата, 17-летнего Колю. Забрали на работе, а потом вдруг бабушка услышала, что вечером их будут сажать на вокзале в поезд и можно будет повидаться. С маленькой мамой и Верой побежали на вокзал, собрав какой-то узелочек с едой. А площадь перед вокзалом уже оцеплена, немцы с собаками, лают собаки, лают немцы, окрики, никого не пускают, толпа людей напирает, немцы держат ее, вдруг бабушка, увидела Колю, закричала. Кричат все. А мама, четырехлетняя малютка с узелком, бросается к нему, к любимому братику. Она бежит по пустой площади под прожекторами вперед, каждую секунду ожидая очереди, выстрела. А что в этот момент испытывает ее мать, бабушка Настя? Вот это страх и ужас, а мы сегодня как страх и ужас переживаем каждый синяк на коленке у наших детей. Сирены, прожектора. Она добежала, Коля схватил ее, поднял, расцеловал, крепко-крепко прижал на мгновение. Немец уже бежал к нему…

Он оттолкнул Светланку, будто отбросил и она вся в слезах побежала в лучах прожектора через всю площадь к маме. Всю жизнь она помнила об этой минуте прощания, всю жизнь нежно любила и жалела своего братика Колю столько претерпевшего и перенесшего. А мне всю жизнь будут сниться эти немецкие собаки, и как немцы с этажа на этаж бегут за мной и я убегаю, прячусь, убегаю…
Сначала я думала, что это я просто кино насмотрелась. Но оказалось, что сон этот генетический, передался мне от дяди Коли, который мне ничего не рассказывал и вообще был человеком веселым, с юморком, добрым и незлобливым ни до кого. Как-то я рассказал о сне маме, а она, всплеснув руками, рассказала, что дядю Колю угнали в трудовой концлагерь под Калининградом. Почти до конца войны они ничего не знали о нем. Он познакомился там со своим одногодкой охранником, и они частенько болтали по мальчишечьи. На этом месте в нашей семье всегда следовал рассказ о том, что «все надо знать». Это была бабушкина присказка: «Видишь, Маринка, вот все надо знать!» всегда восхищалась она любым знаниям и умениям, которые демонстрировали люди. Дядя Коля и тетя Вера до войны уже учились в школе и у них был немецкий, а учитель хорош и способности у них были, по-моему, перед войной у нас особенно хорошо преподавали немецкий, и они вполне сносно говорили и понимали. Тут все замирали и говорили: «Вот это-то и помогло нашему Коле! Он знал немецкий и мог болтать с этим немцем-охранником». Накануне прихода наших войск этот мальчишка-охранник сказал ему: «Подходят ваши войска. Завтра вас посадят на баржу всех и утопят с ней в море. Если хочешь, я помогу выбраться.» Коля пришел в барак и рассказал нескольким своим ребятам-друзьям. Решился бежать с ним только один его друг. Они выбрались, но за ними долгое время бежали немцы с собаками и все как в моем сне… Дядя Коля добрался до Белоруссии, как-то попал на передовую и успел повоевать рядовым. Вот, «все надо знать»… Потом мама расскажет эту историю руководителю писательской организации в Калининграде, а он всплеснет руками и подтвердит, что так все и было, он занимался историей этого лагеря, так все и случилось. Предложил привезти дядю Колю туда, показать все. Мама обрадовалась, рассказала братику, он подумал-подумал и сказал: «Нет! Не хочу, не поеду» Они не любили все это вспоминать, ворошить, слишком было тяжело.

А вот чуть-чуть лишь об этом из книги Кравченко: «6 июля 1943 года в Николаеве было повешено 10 молодых людей, рождения 1924-25 гг., пытавшихся уклониться от отправки в Германию. Извещение об этом было опубликовано в номере газеты “Українська думка” от 10 июля. Далее шел текст объявления Николаевского окружного комиссара о мобилизации советской молодежи на принудительные работы и привлечении к строгой ответственности уклоняющихся от мобилизации.

Согласно объявлению, все мужчины и женщины 1926 года рождения должны были прибыть во вторник 13 июля 1942 года в 7:00 на ул. Садовую, 25. При себе полагалось иметь документы и дорожный багаж. То есть, населению объявлялось о мобилизации на работы за городом, а на самом деле отобранных людей насильно отправляли в Рейх. Тех, кто уклонялся от явки для регистрации, ждало тюремное заключение или казнь за причинение вреда благу немецкого государства».
Моя тетя Вера, девушка тогда, как и дочка второго бабушкиного мужа Мария, тоже все время боялись быть угнанными, бабушка прятала их на чердаке, когда немцы приходили во двор с проверкой, Там было холодновато, однажды их вообще забыли позвать оттуда, тетя Мария все себе застудила, долго болела и потом у нее не было детей. Так сказать, отдаленные последствия…
За период оккупации в Николаевской области:
– убито и замучено мирных граждан 74662 чел.;
– уничтожено военнопленных – 30699 чел.;
– угнано в рабство -25884 советских граждан.

Гуманные твари. И честно говоря, у меня нет сил рассказывать о том, что я прочитала, узнала о лагерях на территории области, о зверствах и издевательствах, о жертвах. Мои слышали об этом, но их это не коснулось, а это что-то запредельное для человеческого понимания. Нация Бетховена, Гёте и Баха. Все это было сложно сложить русскому человеку в голове и как он смог простить? Милосердный. Великий народ, и в своем прощении.

«Сила Красной Армии состоит прежде всего в том, что она ведет не захватническую, не империалистическую войну, а войну Отечественную, освободительную, справедливую. Задача Красной Армии состоит в том, чтобы освободить от немецких захватчиков нашу советскую территорию, освободить от гнета немецких захватчиков граждан наших сел и городов, которые были свободны и жили по-человечески до войны, а теперь угнетены и страдают от грабежей, разорения и голода, освободить, наконец, наших женщин от того позора и поругания, которым подвергают их немецко-фашистские изверги. Что может быть благороднее и возвышеннее такой задачи? Ни один немецкий солдат не может сказать, что он ведет справедливую войну, ибо он не может не видеть, что его заставляют воевать за ограбление и угнетение других народов. У немецкого солдата нет возвышенной и благородной цели войны, которая могла бы его вдохновлять, чем он мог бы гордиться. И, наоборот, любой боец Красной Армии может с гордостью сказать, что он ведет войну справедливую, освободительную, войну за свободу и независимость своего Отечества. У Красной Армии есть своя благородная и возвышенная цель войны, вдохновляющая ее на подвиги. Этим собственно и объясняется, что Отечественная война рождает у нас тысячи героев и героинь, готовых идти на смерть ради свободы своей Родины.

В этом сила Красной Армии. В этом же слабость немецко-фашистской армии. Иногда болтают в иностранной печати, что Красная Армия имеет своей целью истребить немецкий народ и уничтожить германское государство. Это, конечно, глупая брехня и неумная клевета на Красную Армию. У Красной Армии нет и не может быть таких идиотских целей. Красная Армия имеет своей целью изгнать немецких оккупантов из нашей страны и освободить Советскую землю от немецко-фашистских захватчиков. Очень вероятно, что война за освобождение Советской земли приведет к изгнанию или уничтожению клики Гитлера. Мы приветствовали бы подобный исход. Но было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается.

Сила Красной Армии состоит, наконец, в том, что у нее нет и не может быть расовой ненависти к другим народам, в том числе и к немецкому народу, что она воспитана в духе равноправия всех народов и рас, в духе уважения к правам других народов. Расовая теория немцев и практика расовой ненависти привели к тому, что все свободолюбивые народы стали врагами фашистской Германии Теория расового равноправия в СССР и практика уважения к правам других народов привели к тому, что все свободолюбивые народы стали друзьями Советского Союза.

В этом сила Красной Армии.
В этом же слабость немецко-фашистской армии.

Иногда в иностранной печати болтают, что советские люди ненавидят немцев именно как немцев, что Красная Армия уничтожает немецких солдат именно как немцев из-за ненависти ко всему немецкому, что поэтому Красная Армия не берет в плен немецких солдат. Это, конечно, такая же глупая брехня и неумная клевета на Красную Армию. Красная Армия свободна от чувства расовой ненависти Она свободна от такого унизительного чувства, потому что она воспитана в духе расового равноправия и уважения к правам других народов. Не следует, кроме того, забывать, что в нашей стране проявление расовой ненависти карается законом.

Конечно, Красной Армии приходится уничтожать немецко-фашистских оккупантов, поскольку они хотят поработить нашу Родину или когда они, будучи окружены нашими войсками, отказываются бросить оружие и сдаться в плен. Красная Армия уничтожает их не ввиду их немецкого происхождения, а ввиду того, что они хотят поработить нашу Родину. Красная Армия, как и армия любого другого народа, имеет право и обязана уничтожать поработителей своей Родины независимо от их национального происхождения. Недавно в городах Калинин, Клин, Сухиничи, Андреаполь, Торопец были окружены нашими войсками стоявшие там немецкие гарнизоны, которым было предложено сдаться в плен и обещано в этом случае сохранить жизнь. Немецкие гарнизоны отказались сложить оружие и сдаться в плен. Понятно, что их пришлось вышибать силой, причем немало немцев было перебито. Война есть война. Красная Армия берет в плен немецких солдат и офицеров, если, они сдаются в плен, и сохраняет им жизнь. Красная Армия уничтожает немецких солдат и офицеров, если они отказываются сложить оружие и с оружием в руках пытаются поработить нашу Родину. Вспомните слова великого русского писателя Максима Горького: «Если враг не сдается, – его уничтожают!»»

(Народный комиссар обороны И. Сталин, Правда, 23 февраля 1942 года)

Да, Гитлеры приходят и уходят… А народ германский остается. Мы смогли это преодолеть. Еще в 42-м, когда, казалось, еще до Победы так далеко…
В оккупированном Николаеве не знали об этом приказе Народного комиссара обороны СССР за номером 55 от 23 февраля 1942 года, но верили, что «наши» обязательно придут, надо только потерпеть, а кто-то и приближал эти дни. Приближало подполье под руководством Виктора Лягина, тоже героически погибшее. А город был во многом центром гитлеровской стратегии, сюда прилетал на аэродром Гитлер, он встречался с Муссолини на аэродроме в районе Первомайска, здесь были Антонеску и многие другие гитлеровские генералы и маршалы.
Но всему неправедному приходит конец. Перед концом они лютовали. «За годы оккупации в «Шталаге-364» погибли почти все, а это – до 70 тысяч человек. Последние 30 тысяч погибли в начале 1944 года. Новых жертв заставляли вырывать покойников-пленных и сжигать, дабы пришедшие советские войска не смогли оценить масштабов злодеяний. Впоследствии эта же участь ждала и остальных заключенных».

В последний дни, когда они уже уходили, собирались, то врывались ночью в дома, хватали все, тащили с собой все. Ну что можно было взять у нашей нищей бабушки. Так они ворвались, стаскивали со спящих детей одеяла. Марселевые одеяльца, светили детям фонариками в лицо. Мама тоже помнила этот страх всю жизнь. И гортанная речь, непонятные команды. Через много лет они поедут с папой отдыхать в ГДР в поезде. Ночью будут пересекать границу. Они спали. Зашли немецкие пограничники, раздались команды «Аусвайс», фонарик в лицо. Мама задохнется и почти потеряет сознание, ей станет плохо. Папа соскочит со второй полки и будет растеряно ее спрашивать, что случилось, он подумает, что с ней что-то сделали… А она не сможет несколько минут говорить, чтобы объяснить… Просто все вспомнилось. Эхо войны. А казалось, что уже все забыто… Просто спазм в горле и марселевое одеяльце.

И пришли Ольшанцы. Этот великий десант. С него начинается освобождение моего любимого города.

…С самого детства я слышала это слово – Ольшанцы. Не очень-то и понимала о чем оно, потом появилось слово десант. Маленькую меня водили в центр города на площадь с памятником Ольшанцам и вечным огнем. Все самое важное и значительное происходило там, возле этого памятника. Происходит самое значительное и сегодня там, несмотря ни на что. Я только родилась в Николаеве и по три-четыре месяца в году там проводила в своем детстве, но у меня там живут сестра, брат, племянники… и вот они присылают мне всякие новости, подробности. 9 мая, бессмертный полк, идут афганцы, другие люди, идут те, кто не может выдержать, а вокруг беснуются бандеровцы… Кричат, оскорбляют, кому-то проломили голову. Портреты с красной ленточкой нельзя, с георгиевской нельзя, все в оккупации, как тогда, но все внутренне не согласны с этим, кто-то делает одно, кто-то несет венок с георгиевской ленточкой из цветов, кто-то просто несет цветы к Ольшанцам, там поют военные песни… Мы вас помним, Ольшанцы, как будто слышится в воздухе! Где же вы, Ольшанцы? Когда вы вернетесь в город, когда вы поможете нам?
Для отвлечения внимания противника от наступающих с другой стороны Николаева наших частей командованием 28-й армии было принято решение о высадке десанта морской пехоты в районе городского порта и элеватора. Десант всегда вызывает на себя огонь, всегда «для отвлечения внимания», всегда первый…
Мое любимое стихотворение у Анатолия Жигулина, уже ушедшего поэта, так и называется «Отвлекающий десант». Здесь все про Ольшанцев, хотя и о Коктебельском десанте. Шансы выжить всегда приближались к нулю…

Отвлекающий десант –
Двадцать девять краснофлотцев.
Отвлекающий десант…
Скоро, скоро кровь прольется!

Отвлекающий десант
С хрупкой маленькой подлодки.
Наливает лейтенант
По сто грамм казенной водки…

…И ясна, понятна цель,
Невозможное – возможно:
Взять поселок Коктебель
И держаться – сколько можно.

Налететь, напасть, отвлечь –
Без подмоги, в непогоду.
И навеки в землю лечь.
В эту землю, в эту воду.

Отвлекающий десант.
Есть такой в морском уставе.
Отвлекающий десант –
Верный путь к посмертной славе.

…Болью полнится душа
На краю волны и суши;
Двадцать девять ППШ
Против сотни вражьих пушек!..

После всех побед и бед
Их припомнят и прославят.
Через тридцать долгих лет
Здесь им памятник поставят.

На воде растаял след…
Двадцать девять краснофлотцев!.
Через тридцать долгих лет
Лишь один сюда вернется.

Лишь один остался жив.
Плакал горькими слезами,
Две гвоздики положив
На холодный серый камень.

Да, есть такой в морском уставе, «верный путь к посмертной славе». Но к славе же, а не к позору…

Для десанта в Николаев было отобрано 55 добровольцев во главе с командиром отряда старшим лейтенантом К.Ф. Ольшанским. Его заместителем по политической части был назначен капитан А.Ф. Головлёв, начальником штаба – лейтенант Г.С. Волошко.

Они были участниками уже многих десантов к этому времени, и Таганрог, и Мариуполь. Прекрасную книгу написал сын одного из выживших Ольшанцев Цыганов В.И. От «Меча» и погибнет! (Николаев, 2011). Прекрасная книга, достойна отца героя.

Ольшанский Константин Фёдорович – командир роты автоматчиков 384-го отдельного батальона морской пехоты Одесской военно-морской базы Черноморского флота, старший лейтенант. Родился 8 (21) мая 1915 года в селе Приколотное, ныне посёлок городского типа Великобурлукского района Харьковской области Украины, в семье служащего. Украинец.
Учился в городе Белгороде, окончил 7 классов в 1930 году и фабрично-заводское училище железнодорожного транспорта в 1932 году. Не знаю, есть ли доска, посвященная Ольшанскому в Белгороде, но знаю, что работники белгородского музея добивались этого.
Константин Фёдорович работал помощником машиниста паровоза, автослесарем в совхозной мастерской, шофёром в совхозе и в Курском «Сахсвеклотресте». В Военно-морском флоте с октября 1936 года. Служил на Чёрном море, курсант электромеханической школы Учебного отряда Черноморского флота. По окончании школы младший командир взвода, командир взвода, инструктор в Учебном отряде, с мая 1938 года – командир отделения машинистов-турбинистов в бригаде эсминцев Черноморского флота, в том же году возвращён в электромеханическую школу преподавателем. В сентябре 1941 года окончил курсы младших лейтенантов. Отличный спортсмен, чемпион Черноморского флота по парусному спорту (1940). Член ВКП(б) с 1942 года.
Участник Великой Отечественной войны с 1941 года. Участник героической обороны Севастополя – в октябре-ноябре 1941 года, был командиром взвода в отдельном батальоне флотского экипажа, проявил отвагу при отражении первого штурма Севастополя. В середине ноября 1941 года со всем кадровым составом школы отозван с фронта и вновь направлен в электромеханическую школу флота (г. Поти) – готовить специалистов для флота. С 1942 года – командир учебной роты в этой школе. С марта 1943 года он – командир роты автоматчиков 384-го отдельного батальона морской пехоты Черноморского флота. Участвовал в Донбасской наступательной операции: при десанте под городом Таганрога (30 августа 1943 года) – начальник штаба десантного отряда, а в Мариупольском десанте (8-10 сентября 1943 года) командир 1-го десантного отряда. В последнем десанте его отряд численностью в 157 человек за двое суток боя успешно выполнил поставленную задачу и истребил до 600 солдат и офицеров врага. Прошел к моменту николаевского десанта такую школу, такую «практику», что не дай Бог…. И с ним его товарищи, у меня такое ощущение, что им уже ничего не было страшно.

Вот интересно, я рассматривала посмертный наградной лист Ольшанского и там написано, что он русский. А в действительности он был украинцем. Ребята, нацики, вот вам и еще один козырь, русские из героев украинцев делали русских. Смешно. Но никакого значения это ведь не имеет, русский он или украинец, ну совсем никакого тогда, а теперь? Сколько глупости мы привнесли в наше время. Удивительно, что нравственный и умственный уровень человека отнюдь не имеет тенденцию расти и накапливаться, скорее наоборот. Что же мы все падаем и падаем? В биографии героя и Белгород, и Курск, и Харьковская область, и Донбасс, и Мариуполь, и Николаев… Кто он? Русский украинец или украинский русский? Советский.

Посёлок Октябрьский (село Богоявленское) расположен на берегу Южного Буга, – здесь были найдены семь рыбачьих баркасов. Все как всегда. Сначала плавсредства были не подготовлены, хотя армейские должны были это сделать. Одни понтоны, а на них 15 км не сделаешь. Тогда рыбаки предложили поднять затопленные баркасы. Десант должен был быть 24 марта, но из-за этого перенесли на 25, рыбаки и матросы быстро подремонтировали поднятые баркасы и вышли 25 вечером…

Перед выходом десанта на пирсе появилась группа солдат и старший доложил: «Направлены к вам из дивизии. Среди нас связисты, саперы. Всего 12 человек» (2 связиста командарма с рацией и 10 сапёров из 57-го отдельного инженерно-сапёрного батальона 28-й армии). Они должны были разминировать все в порту и уйти. Но они не успели в связи с задержкой в пути и остались. С ними уже после смерти будет все не просто.

Самый молодой из местных рыбаков по имени Андрей (А.И. Андреев) вызвался быть лоцманом по Южному Бугу. Тоже не успел уйти и остался.

Десант прошел на лодках до Николаевского порта в ночи. 26 марта 1944 в 01:32 штабом 384-го ОБМП была получена радиограмма от Ольшанского «Прохожу ворота порта», в 01:55 – «Прошел ворота порта», в 02:48 – «Выполняю задачу», в 04:35 «Действую на земле».

Рассвет. Морские пехотинцы скрытно высадились в торговом порту, сняли часовых, и, заняв несколько зданий, организовали круговую оборону в районе элеватора. Утром немцы попытались в легкую, небольшими силами уничтожить десант, решив, что элеватор заняли партизаны, но получили сокрушительный отпор, откатились на исходные позиции.

А дальше медленно час за часом, всё слилось в один непрекращающийся бой, в непрерывные атаки гитлеровцев. Враг вводил в бой свежие части, артиллерию, шестиствольные минометы и танки. Для того, чтобы «выкурить» смельчаков из зданий, гитлеровцы применили огнемёты и дымовые шашки. Десантники несли тяжёлые потери, но каждая новая атака отбивалась шквальным огнём. В батальон поступила вторая радиограмма: «Вступили в соприкосновение с противником. Ведём ожесточенный бой, несём потери».

Вечером 26 марта в штаб батальона ушла радиограмма: «Противник атакует. Положение тяжёлое. Прошу дать огонь на меня. Дайте быстро. Ольшанский».

Бой продолжался и в ночь на 27 марта. Силы десантников заметно таяли. Ранен был Ольшанский, но сознания не терял и по-прежнему командовал отрядом. Вызвав к себе разведчика Юрия Лисицына, сказал ему: «Рация погибла вместе с радистами. Твоя задача – доставить в штаб батальона донесение и на словах доложить, что нас осталось всего 15 человек. Желательно, чтобы нас поддержали самолёты. Будем биться до последнего».

Всего атак было 18. Понимаете, восемнадцать?

А им почти всем было не больше 20! Или чуть за 20!

Опытным бойцом считался Иван Котов. Воевал уже полтора года, участвовал в таганрогском, мариупольском, бердянском десантах, у него были боевые награды. А парнишке было всего восемнадцать и фотография сохранилась только та, где он в пионерском галстуке.

Тяжело раненый в живот Чумаченко, подбадривая подчинённых, до последнего вёл огонь из автомата. Когда в обороняемый Г.Д. Дермановским сарай заскочили гитлеровцы, он, собрав последние силы, набросился на немецкого офицера и зубами вцепился ему в горло; немцы навалились на десантника, но оттащить его от офицера не смогли.

Очередная атака противника началась при поддержке танков, в то время как у оборонявшихся не осталось исправных противотанковых ружей. И тогда матрос Валентин Ходырев, лихой камендор с эсминца «Сообразительный», а он попросился в морскую пехоту, узнав, что фашисты убили всех его родных, хотел встретиться лицом к лицу с врагом… И тогда Валентин Ходырев, которому осколком снаряда оторвало руку на второй день десанта, вызвался «встретить их по-севастопольски». Схватив в здоровую руку две связки гранат он бросился под подошедший почти вплотную к зданию вражеский танк, тем самым сорвав атаку. Он так и не узнал, что чудом осталась в живых его мать.

Бой продолжался… Погиб Ольшанский и все офицеры. В командование вступил старшина 2-й статьи К.В. Бочкович. Утром 28 марта оставшиеся в живых Ольшанцы встретили врага дружным огнём. Тут им на помощь выскочили из-за туч наши Илы.

Это была последняя, 18-я атака врага…

В ночь на 28 марта 1944 года 61-я гвардейская и 243-я стрелковая дивизии из состава 6-й армии форсировали реку Ингул и с севера ворвались в город Николаев. Одновременно с востока в город вошли части 5-й ударной армии. С юга в город вступили войска 28-й армии и 2-й гвардейский механизированный корпус.

28 марта 1944 года город Николаев был освобождён.

От десанта к этому времени осталось 11 человек, все были ранены и обожжены. Трое из них скончались в госпитале (Коновалов Михаил Васильевич 28 марта, Удод Иван Михайлович 29 марта, Шпак Кузьма Викторович 10 апреля). Также к этому времени в госпитале находился разведчик Лисицын Юрий Егорович, совершивший еще один подвиг. Когда вышла из строя радиостанция, Ольшанский отправил его с донесением через линию фронта. В темноте он попал на минное поле, ему оторвало ступню. А он продолжал ползти, потом бросился в воду и еще три километра плыл в ледяной мартовской воде, на рассвете 28 его без сознания подобрали наши саперы. Донесение он доставил…

Утром 28 марта была создана комиссия по расследованию действий отряда Ольшанского.

Результатом работы комиссии стал составленный «Акт расследования героических действий отряда десантников под командованием старшего лейтенанта Ольшанского Константина Федоровича», подтвердивший совершение подвига.

Когда о десанте Ольшанского доложили И. Сталину, тот лично распорядился подготовить наградные документы на всех его участников. За героизм и отвагу участникам десанта К. Ольшанского в апреле 1945 г. присвоено звание Героя Советского Союза. Это единственная военная операция в истории Советского Союза, все участники которой были удостоены звания Героя Советского Союза. Проводник десанта местный рыбак А.И. Андреев удостоен этого звания посмертно в 1965 году.

Хотя и после смерти было не все так просто. Нет, в той, горней жизни у них наверняка все было хорошо, святые они. А здесь по-другому.

В Указе от 20.04.1945 67 фамилий, но только 55 из них имеют отношение к Николаевскому десанту.

И.С. Сталин, когда ему доложили о подвиге Ольшанцев, потребовал от флотского командования представить к государственным наградам всех участников десанта. Однако, при освобождении Николаева цепь трагических событий привела к тому, что имена 12-ти приданных десанту армейцев (саперов и связистов) установить не удалось.

Сталин несколько раз интересовался – как выполняется его распоряжение. Весной 1945 года на совещании Генерального штаба он, якобы, произнес: «А что это, флотским головы на плечах надоели, что они людей к наградам не представляют?» И через пару недель у Сталина на столе был проект Указа ВС СССР, в котором были 67 фамилий моряков. Кузнецов, зная характер Сталина, вышел из ситуации с неизвестными армейцами, включив в проект Указа 12 достойных человек (моряков, морских летчиков, подводников), которые действительно заслужили высокое звание, но не имели к Николаевскому десанту никакого отношения.

Вот так. Насколько я знаю, усилиями М.И. Божаткина были установлены имена четырех неизвестных десантников. В 1992 году эти имена были высечены на мраморных плитах мемориала в Николаеве вместо слов «Неизвестный десантник». Вот эти имена:
– Капитан Монастырских Борис Александрович, родился в 1915 году в городе Выборге. Русский. В Великой Отечественной войне участвовал с 1941 года. В марте 1944 – начальник радиостанции командующего 28-й армией
– Старший сержант Самойлов Виктор Степанович, родился в 1917 году в станице Слащевская Камалженского района Сталинградской, ныне Волгоградской области. Русский. Проходил срочную службу на Дальнем Востоке, радистом в танковых частях, участвовал в боях у озера Хасан, на Халкин-Голе. После демобилизации работал на радиостанции в гор. Элиста, а в 1942 году был призван в армию. В марте 1944 – радист на передвижной радиостанции командующего 28-й армии
– Сержант Русин Павел Григорьевич, родился в 1922 году в селе Укмарово Нижнеудинского района Иркутской области. Русский. Призван в Советскую Армию в 1942 году, получил специальность минера. В марте 1944 – минер 57-го отдельного инженерно-саперного батальона.
– Ефрейтор Чекунов Дмитрий Макарович, родился в 1905 году в поселке Новоаннинск Сталинградской, ныне Волгоградской области. Русский. В Великой Отечественной войне участвовал с 1942 года. В марте 1944 – минер 57-го отдельного инженерно-саперного батальона.

Не знаю, нашлись ли остальные. Вполне возможно, я не совсем все правильно рассказала здесь про десант, допустила неточности, но в главном я не ошиблась. Конечно, хочется перечислить всех, рассказать о всех, они правда какие-то необыкновенные… Или обыкновенные?

Эти 18 атак…700 уничтоженных врагов. Двое суток беспрерывного и беспримерного подвига…

В официальном донесении командира батальона майора Котанова Ф.Е. говорилось: «Отряд старшего лейтенанта Ольшанского за двое суток отразил 18 атак противника, вывел из строя свыше 700 гитлеровцев, уничтожил несколько танков и пушек противника, посеял панику в тылу врага, помешал уничтожению порта и элеватора».

28 марта 1944 года г. Николаев был очищен от фашистских захватчиков. Вечером по радио была передана сводка СовИнформБюро:

“Войска 3-го Украинского фронта сегодня, 28 марта, после упорных боёв, штурмом овладели крупным областным и промышленным центром Украины городом Николаев — важным железнодорожным узлом, одним из крупнейших портов на Чёрном море и сильным опорным пунктом обороны немцев у устья ЮЖНОГО Буга”.

Войскам, участвовавшим в освобождении Николаева, приказом Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина от 28 марта 1944 г. объявлена благодарность. Вечером того же дня Москва салютовала им 20-ью артиллерийскими залпами из 224-х орудий.

Мой любимый город был освобождён. Казалось, навсегда.

Каждый год в день освобождения города потомки победителей отправляются в байдарочный поход по маршруту героев-Ольшанцев из Октябрьского в Николаевский морской порт, доходят они до памятных буев, установленных здесь, возлагают венки прямо в холодную бугскую воду… Делают они это и сегодня, и не думайте, что это так легко и просто.

Где вы, дорогие наши десантники, там, за облаками видите ли вы нас, придете ли на помощь к каждому из нас?

Когда-то, побывав на Кинбурне, я написала рассказ «Виноградие» о реальной бабушке, которую я встретила. Я спросила ее и про Ольшанцев:
– А дальше-то как было? Как освободили вас?
– Ой, долюшка… Потом вся степь горела и мы бежали к тетке в Геройское, памьяти нет, как-то оно по-другому называлось, это уж после войны его Геройским-то назвали. Да-да. Там уж были наши, а в Николаеве еще нимцы. Там десант готовили…
– Ольшанцев? – уточнила я, вспомнив о героях-десантниках Константина Ольшанского, трагически и героически сражавшихся 26-28 марта 1944 г. при освобождении Николаева. В живых их осталось из 68 человек совсем немного…

– Да. А они там стояли, и у тетки в дому. Один, Мышко, уж очень ко мне привязался. Все мне отдавал вкусное. Посадит на колени и гладит по голове, говорит: «У меня такая, как ты, сестричка-беляночка есть», и вдруг заплачет. А еще он брился такой опасной бритвой, а я сяду на корточки и смотрю, как он это делает, сначала пену взобьет, весь ею измажется, а я хохочу, Мышко с бородой, потом раскроет бритву и так осторожно одной рукой натянет кожу, а другой ведет лезвием, смахивая все. Мне все хотелось с тою бритвой поиграть, а он не разрешал. Говорил: «Вот буду уходить, тогда подарю тебе бритву, папка с фронту вернется, а ты ему подарок, скажешь: «от Мишки». «А если не вернется?» – спрашиваю, глупая. А он говорит: «Раз бритву подарю, то обязательно вернется». А я тогда и не спросила его: «Тебе самому что, не пригодится?» Малая, глупая. Девки его все любили, он хорошо пел. Веселый был, красивый, чубатый. И вот когда они уходили, девки собрались в наш дом, а он им напоследок какие-то песни все пел, прибаутки рассказывал, тут его позвали, он мне бритву сунул, наказал «Батьке отдашь. Когда вернется. Скажешь, Мишка велел отдать! Помни меня!». Потрепал за ухо, девчатам крикнул «Не поминайте лихом!» и выбежал.

А потом вдруг через пять минут слышим топот, вбегает Мишка, засмеялся, кричит: «Шинель забыл!» и тут же выбежал. А мамка моя села к столу да как заплачет, и девки все заголосили. Я мамку тереблю-спрашиваю: «Мамо, ты чого?» А она сквозь слезы: «Нэ вэрнэться твий Мышко! Ой нэ вэрнэться». Потом уж мне объяснили, что нельзя возвращаться, примета плохая… Да-а-а. Судьба така. Когда им памятник поставили, я ездила, сын мэнэ возил к памятнику Ольшанцам, там, где десантникам, знаешь. Там все фамилии и имена. Я фамилии-то его не знала. А Михаилы там есть, значит мой. Поплакала там, постояла. Бритву его берегу до сих пор. Сам, муж-то мой, ею брился, он тоже воевал, нога вся в ранах, теперь ходить не может. А батько так и не вернулся. Долго я его ждала, чтобы бритву отдать. Но нет, не вернулся…»

Сейчас, читая о десантниках 384 отдельного батальона морской пехоты, я нашла, что они действительно там базировались, когда готовились к десанту. Вот такая весточка пришла и мне через годы от Ольшанцев. Спасибо тебе, Мышко. За все.

Не хочу называть его имя, но вот какие строчки прочитала о николаевском десанте: «Существует такое выражение: «Каждый подвиг на войне является результатом чьей-то глупости”. Подвиг десантников 384-го отдельного батальона морской пехоты яркий тому пример. Это был не “десант в бессмертие”, как принято его называть, а “десант смертников”.

По сведениям пленных и местных жителей, перешедших через линию фронта из Николаева, на момент, когда только готовилась операция по высадке десанта, немцы получили приказ продержаться 3-4 дня для организации эвакуации всего необходимого, а также местного населения. Немногочисленный немецко-румынский гарнизон Николаева уже уходил по мосту через Южный Буг на Одессу. Высадка небольшой группы морских пехотинцев практически ничего не решала, поскольку начался основной штурм города со стороны Водопоя и Терновки. Командование знало об этом, но все равно десант был осуществлен.

Уже после того, как началась высадка, было решено отозвать десант, но… отсутствовала связь. Поэтому и было принято “Соломоново решение” – если высадились, то пусть уж там и остаются». Господи, какая же подлость! И про героев глупость, и про Ольшанцев. Да про любой десант можно так сказать, что он был не нужен! Какая же подлость, жить на этой земле, политой их кровью и так не любить ее. Руководителей хочется облить? А вы сами-то пробовали? 18 отбитых атак не могли быть напрасными. И не могли быть ошибкой. Не могли.

Когда-то поэт Николай Глазков написал об открытии второго фронта:

Вечная слава героям
И фронтовое «прости».
Фронт не поможет второй им,
А мог бы им жизнь спасти.

Лучше в Америке климат
И дешевизнее быт;
Но мертвые сраму не имут,
А вы отказались от битв.

Вы поступаете здраво,
Пряча фронты по тылам;
Но в мире есть вечная слава,
Она достается не вам.

Так и здесь. Но в мире есть вечная слава, она достается не вам. Она досталась Ольшанцам, и с этим никто ничего поделать не может. И это для нас всегда будет поддержкой и подспорьем. Вот просто вспомни и тебе будет легче идти, ты не смалодушничаешь, тебе не будет страшно. Где ты, наш десант?

Со своими юными ушаковцами мы поем, написанную в 1944 году песню на стихи Анатолия Владимировича Софронова, доброго друга и наставника моих родителей, большого поэта, публициста, общественного движителя. Его жена Эвелина часто пела ее моей маме, потому что знала, что она из Николаева. Мы нашли ноты в Ленинке и выучили, потому что она о моём любимом, родном городе…

Когда ребята поют ее, когда поет ее наша Катюша, я плачу…

Он был из Николаева,
Ходил он по морям.
Война, война несла его,
Как парус по волнам.
Моряк уходит в плавание,
Где неба синева,
И слышатся из гавани
Прощальные слова.

Припев:
Если скажут, если скажут,
Что погиб я, вы не верьте,
Вы не верьте!
Не пришёл ещё последний час!
Ах, Милый город Николаев!
Николаевские верфи!
Я уверен мы с тобой
Ещё увидимся не раз!
Я уверен, мы увидимся не раз!

Гремят, грохочут выстрелы
Лавиной с дальних гор.
Эх, ночь Новороссийская,
Суровый разговор.
Моряк лежит израненный,
разбита голова.
Дружку он шепчет тайные,
Заветные слова.

Припев:

Где ты моряк, товарищ мой?
Ты выжил или нет?
Где ты теперь сражаешься,
Кто даст друзьям ответ?
Волна бежит, колышется,
Плывет издалека,
И над волнами слышится
Нам голос моряка.

Припев:

Если скажут, если скажут,
Что погиб я, вы не верьте,
Вы не верьте!
Не пришёл ещё последний час!
Ах, Милый город Николаев!
Николаевские верфи!
Я уверен мы с тобой
Ещё увидимся не раз!
Я уверен, мы увидимся не раз!

Это и об Ольшанцах, о десанте вечно живых, и обо всех освободителях. А десант придет обязательно, вы не верьте, что они погибли, не пришел еще последний час!

Марина Ганичева