Мухомор

Леша давно успокоился, он даже иногда начал брать трубку, когда звонил неизвестный номер. Он перестал вздрагивать от отзвука шагов на лестничной площадке, даже уже почти не злился на пожилого бывшего зека — соседа, заядлого курильщика, живущего напротив через площадку, когда тот громыхал замком и гулко кашлял за дверью.

А ведь еще совсем недавно Леша приходил в невероятный ужас, когда слышал резкие звуки из-за двери. Он каждый раз вскакивал с кровати с давно нестиранным бельем и на цыпочках, стараясь не издавать ни единого звука, подплывал к глазку — дыхание сбивалось, сердце начинало неимоверно стучать где-то в животе.

Леха аккуратно убирал в сторону заглушку глазка и в каком-то совершенно нечеловеческом ужасе заглядывал в него. В очередной раз он видел соседа, отвратительно сплевывающего долгой длинной струйкой слюны в грязную банку-пепельницу. Страх резко превращался в злость — Лехе хотелось орать, пинать ногами в дверь! Урод, ты что, в квартире покурить не можешь, падла?? Можно подумать на зоне ты выходил из камеры, чтобы не дымить! Сволочь!

Леха шагал обратно в комнату. Через какое-то время все это повторялось снова. Но страх не утихал, Леша пытался объяснить себе — это ведь снова он, ну кому еще!! Но легче не становилось.

Теперь это в прошлом. Леха знал, что мобилизация закончилась. Уже давно в пабликах, на которые он был подписан, не было ни одного поста о том, что у метро «Площадь Ленина» или еще где-то замечены полицейские, проверяющие документы. Все закончилось, он вышел на работу, где не был больше месяца. Его не уволили, Леха сумел договориться по телефону с начальницей, когда стоял в дикой очереди на погранпереходе в Казахстан, чтоб ему оформили отпуск без содержания. Начальница выслушала и сухо ответив, что бесконечно его ждать не будут, положила трубку.

Правда в Казахстан он не попал. В какой-то момент в толпе стали кричать, что на таможне военные выписывают повестки и началась страшная давка — молодые мужчины, только несколько часов назад всеми силами пытавшиеся продвинуться в одну сторону, теперь сопротивляясь течению, старались выгрести обратно. Среди них был и Леха. Он начал продвигаться к постройкам, где можно было посидеть в теньке и подумать, что делать дальше. Поскольку большая часть толпы все же решила двигаться в Казахстан, потоки стукнулись и смешались, Леху понесли куда-то в сторону, совсем не туда, куда он намеревался плыть, он больно запнулся об оказавшийся под ногами самокат с пыльной затоптаной рамой, потом его вынесло на молодую бледную женщину с ребенком на руках, которая в панике сжимала орущего пацана и сыпала отборными проклятиями в адрес давящей толпы.

Лехе все ж удалось справиться с течением — поток стал распадаться на ручьи и его вынесло куда надо. Леха сел на поребрик, обхватил голову руками и начал судорожно размышлять — Куда? Что делать? Домой? А если там уже его ждут? Что делать? Думай! Он не заметил, как наступил вечер, устало встал и пошёл в сторону автобусной остановки. Дома его никто не ждал. Постояв под густым деревом около часа и дождавшись полной темноты, он поднялся к себе. Месяц показался Лехе годом. Адским годом! Он почти не выходил на улицу. Отлучался только за продуктами и то поздно вечером.

Теперь страх прошел, Леха зажил почти привычной жизнью, вышел на работу. В офисе все было как всегда, только Тоня, девушка, занимающаяся оптовыми клиентами, как-то по-другому на него смотрела. Она всегда нравилась Лехе, у него даже были на нее некоторые планы. И Тоня вроде отвечала на его взгляды благожелательно. Но теперь что-то изменилось — она также приветливо общалась, иногда улыбалась ему, но это была уже совсем другая улыбка. Да и пошла она — думал Леха — если такая умная, пускай сама идет воюет! С чего я должен?! Выдумали какой-то Донбасс и бегают с ним! Домбасс-Бомбас. Я-то здесь при чем? Не надо было нападать! У меня никто не спрашивал, надо мне это или нет! Я вообще на новую машину копил. А теперь что? Леха начинал злиться, когда думал обо всем этом.

Быстрей бы все это кончилось!

Леха лежал в кровати и залипал в телефоне — ролики один за другим появлялись на экране, но не вызывали интереса, он все чаще смахивал их пальцем. Глаза начинали слипаться, Леха зевнул.

Леша почти заснул, когда в коридоре грохнуло так, что его подняло на мгновение в воздух — комнатная дверь распахнулась, повалил дым. Леха сел на кровати, заметив про себя — вот и все! Что-то многочисленное стало наполнять комнату, перед глазами мелькнуло лицо женщины, мальчуган на ее руках почему-то подленько улыбался, показывая знак маленьким младенческим средним пальчиком. Потом были кони, усатые кавалеристы, странные изогнутые борзые, почему-то бегающие на задних лапах и носящие на шее красные барабаны.

Леша с усилием закрыл глаза, так, что замелькали яркие разноцветные звездочки — это сон, это сон, я уснул, но действо не прекращалось — даже с закрытыми глазами Леха увидел перед собой подползшую к нему странную черепаху с человечьей головой. Он узнал лицо соседа — тот довольно умело своими короткими, покрытыми пластинками лапками вытащил откуда-то папиросу, закурил, смачно шмыгнул носом и, хитровато поглядывая на Лешу, сплюнул на пол длинную розовую соплю.

— Е-бо-бо! Ебобо ты, Леха! Хватай автомат, сейчас бахнет.

— Аа? — только успел произнести испуганный Леха, как и вправду его подняло взрывом, и больно кинуло на бруствер окопа.

— Леха, Леха, братух, ты как?! — Цел, стрелять можешь?? Выручай, Мухомор!!! Накатывают, немцы слева!!

Он вдруг услышал давно забытое свое прозвище — Мухомор, так его называли в школе. То ли он правда на спор когда-то съел кусочек мухомора, толи это была его выдумка, которая так прижилась, что родила «погремуху» в классе.

Леха, превозмогая боль в спине, встал на ноги, вокруг стало яснее и ярче — голос, который назвал его Мухомором, оформился в еще молодого, но почему-то почти полностью беззубого бойца, одетого в грязную видавшую виды форму цвета пиксель, бронежилет и какую-то не подходящего цвета бейсболку с шевроном. На шевроне улыбался Чебурашка, а над его веселой головой красовалась надпись: «Зачебурашим!».

Странный боец встряхнул Леху за плечи и побежал к амбразуре, где стоял пулемет.

— Мухомор, просыпайся, бляха-муха!

Леха посмотрел на свои руки и грудь — он тоже был в засаленной форме, а на груди краснел шеврон в виде гриба с большими белыми кругами на шляпке. В этот момент снова бахнуло где-то рядом, Леху обсыпало глиной, а лицо обдало таким жаром, что он зажмурился. Слева началась беспорядочная стрельба — это на позицию с юга стали заходить немцы. Недавний знакомый уже вытаскивал из бойницы пулемет. Мухомор схватил с бруствера автомат и побежал по окопу на звук стрельбы. Он не расслышал, что крикнул ему боец с Чебурашкой, который уже наперевес с пулеметом пытался продвинуться по узкому проходу из огневой точки.

Леха, задыхаясь от переполнявшего в груди восторга и страха, каким-то невероятным образом в три прыжка очутился на дальней части позиции и, увидев медленно спускающихся в окоп по ступеням людей в форме, выстрелил короткой очередью перед собой. Передний спускавшийся как-то по-птичьи поджал под себя руки, выронив автомат, рухнул сразу, второй начал стрелять в ответ, быстро передвигаясь в сторону по брустверу. Леха ощерившись, и давя в себе то ли смех то ли рыдание, прошелся по нему очередью. Тот упал набок — стал загребать ногами, как будто побежал, не понимая, что уже лежит. Медленно стал сжиматься и уменьшаться.

Мухомор выбежал из окопа по обвалившимся от дождей ступеням, увидел еще двоих на расстоянии около 30 метров, услышал автоматную стрельбу, упал. Раздался взрыв совсем рядом, больно обожгло ляжку и руку. Услышал Леха как кто-то грузно подбежал к нему, резко дернув за броник, стащил вниз, в окоп. Через секунды услышал оглушительную пулеметную очередь, потом взрыв, звук бензопилы или бормашины, снова взрыв. Леха лежал на спине в окопе, рядом видел чьи-то ноги в комках жидкой глины. Мелко переступающих, иногда больно встающих на пальцы.

Очереди, взрывы, запах глины и пороха вперемешку с прелой травой, боль в ноге, а теперь еще и в отдавленных пальцах. «Как же хорошо!! Как же хо-ро-шо!! — думал Мухомор — Боялся, прятался, а как же хорошо!! Какой же я е-бо-бооо!!!!».

В больничной палате пахло мочой и хлоркой, усталая злющая санитарка, промывая пол, шипела себе под нос: «Всех уже достал, старый мухомор, когда уже отмучается, обосрал все вокруг!! За эти копейки отмывай тебя, урода! Нахер никому не сдался, уже не мешай людям, уйди уже! Ну все обосрал! Все!!»

На соседней с дедом койке лежал с книжкой в руках серый от злости молодой мужчина.

— Вы бы о ветеране войны слова выбирали, женщина!? Он не виноват, что у вас зарплата маленькая!

— Что-ооо? — вскинулась санитарка- Какой нахер ветеран? Я его что, не знаю?? Мухомор — ветеран??! Не воевал он никогда — всю войну прятался, на том и съехал!! Чуть не каждый год здесь — то одно, то другое! Помогите, умираю! — уже скоро сорок лет как все умирает! Когда ты уже сдохнешь, гриб старый?!

Дед смотрел на санитарку отсутствующим взглядом и что-то шептал.

— Говорит – воевал, — неуверенно произнес сосед по койке.

Что дед? Что-то сказать хочет. Мужчина сел на кровати, положил книгу на тумбочку, встал и подошел к Мухомору — дед начал судорожно вдыхать воздух, чем дальше, тем чаще — мужчина испуганно отпрянул, но, видя, что дед что-то судорожно шепчет — посмотрел на не меньше струсившую санитарку. Оба, не сговариваясь подошли к кровати и наклонились над уже утихающим дедом, он все реже со свистом выдыхал какие-то слова.

Е-бо-бо! — услышали они повторяющееся — Е-бо-бооо…

Позывной «Январь»