Назар Долицкий: «На кон поставлено практически всё будущее нашей Родины, то, где и как, в каких условиях будут жить наши дети»

Интервью с Назаром Долицким – добровольцем СВО, врачом-психиатром, мотоциклистом, членом мотоклуба «Ночные волки».

— Здравствуйте, Назар. Расскажите, пожалуйста, немного о себе.

— Зовут меня Назар Долицкий. Я родился в городе-герое Ленинграде, в семье коренных ленинградцев. Закончил среднюю школу и медицинскую академию имени Мечникова, получил специальность врача-психиатра. Работал как по специальности врачом-психиатром, так и в различных других направлениях. В данный момент работаю заведующим отделением, врачом-психиатром в психоневрологическом интернате. С 2004 года моя жизнь во многом посвящена такому явлению, как мотоклуб «Ночные волки», который и сформировал ту гражданскую жизненную позицию, которая определяет практически все направления моей деятельности. Это любовь к Родине, невозможность находиться в стороне от исторических процессов, которые в ней происходят, невозможность быть в стороне в тот момент, когда кто-то нуждается в твоей помощи. Это все можно сформулировать таким понятием, как добровольчество, которое и определяет мой жизненный путь.

— Как Вы пришли в мотоспорт?

—  В мотоспорт я не приходил, никогда им не занимался, но вот мотодвижение как явление социальное в моей жизни существует достаточно давно. Началось всё с того, что в 2001 году, не имея никакого опыта езды на мотоцикле, я купил себе русский мотоцикл «Урал». Начал на нём кататься, посещать всякие байкерские мероприятия, общаться с другими мотоциклистами Санкт-Петербурга. И достаточно быстро оказался в старейшем мотоклубе Питера, который назывался «Чоппер Клуб МС». Это движение меня сразу поглотило, в первую очередь — насыщенностью событий, мотоциклетным братством. В 2004 году я был в том составе «Чоппер-клуба», который полностью вошёл в мотоклуб «Ночные волки». Произошло это 27 марта 2004 года. И с тех пор мотоцикл всегда является неотъемлемой частью моей жизни. Это и мотопутешествия, и просто покатушки. Ну и мотоцикл как символ той самой свободы, к которой стремится каждый человек.

— Почему у Вас такой позывной – «Варяг»?

— Для этого есть несколько причин. Одной из них стало то, что в начале 2010-х годов был создан мотоклуб «Варяги», который находился в орбите поддержки мотоклуба «Ночные волки», и я стал его президентом. Между прочим, название «Варяги» было придумано и предложено тоже мной. Ну а в конце 2013 года — в начале 2014 мне довелось оказаться в городе-герое Севастополе, когда там разворачивались события «Русской весны». Когда я начал принимать в них активное участие, встал вопрос позывного. Я вспомнил как раз про тех самых варягов и то, что я приехал на ту славную территорию таким воином, гостем. И вспомнились древние варяги, которых призывали для решения разных, в том числе ратных вопросов. Тогда, в дни «Русской весны», как раз и возник у меня позывной — «Варяг».  

— В каких странах представлен международный клуб «Ночные волки МС»? Есть ли представители клуба в недружественных странах?

— Мотоклуб «Ночные волки» смело можно назвать международным, потому что наши представительства есть во многих странах, включая, в том числе, и недружественные, и ведут они достаточно активную деятельность. Хотя  некоторым нашим ребятам приходится находиться практически в подполье. Я не буду их называть, чтобы не подставлять. Но хочется отметить «Ночных волков» в таких странах, как Швейцария, где ребята занимают очень активную позицию.

Например, когда началась специальная военная операция, ребята, «Ночные волки» Швейцарии, многие из которых швейцарцы, организовали «горячую линию» помощи российским и белорусским дальнобойщикам, которые подвергались нападениям и гонениям. И по этой «горячей линии» ребята выезжали и помогали нашим ребятам отстаивать свои права, в том числе физически. Также они проводили акции по защите памятника Суворову в честь его альпийского похода. И это у них получилось, они отстояли памятник.

Хочется отметить «Ночных волков» в Австралии, в которой государство достаточно негативно настроено по отношению к России. Но ребята ведут свою линию, объединяя ветеранов Великой Отечественной войны, которые живут в Австралии, проводя каждый год 9 мая мотомарши в честь Великой Победы. Они ездят к нам, посещая наши мероприятия, за что также подвергаются гонениям у себя в стране, поэтому зачастую им приходится делать это инкогнито. Они не фотографируются и нигде никак это не выкладывают, но приезжают и всё равно ведут свою деятельность.

Также «Ночные волки» Словакии, где до определённого времени, когда началась специальная военная операция, им приходилось быть чуть ли не в подполье. Но сейчас в Словакии ситуация поменялась, и ребята чувствуют себя намного лучше.

Как я уже сказал, «Ночные волки» стали действительно историческим явлением, международным. И в нас, в «Ночных волках», также, как и в России в целом, люди во всем мире — те, кто поддерживают традиционные ценности, кто не растворяется в этой всей дьявольщине, захватившей западную цивилизацию — видят символ некоего возрождения, символ сохранения тех самых традиционных ценностей.

—  А в российском филиале — есть ли какое-то идеологическое единство внутри клуба, помимо любви к мотоциклам?

— У «Ночных волков» любовь к мотоциклам – это некий цемент, связывающий кирпичи, из которых строится здание мотоклуба. А кирпичами является как раз любовь к России, любовь к Родине, готовность ради неё совершать Поступки и даже чем-то жертвовать. И именно идея мотоклуба едина для нас всех. Все наши отделения, от Швейцарии до Австралии, объединены идеей Русского мира, который в себя включает не только этнически русских людей, но и тех, для кого Русский мир — это ковчег спасения мировой цивилизации.

—  В целом ваш клуб поддерживал Донбасс с самого начала конфликта, ещё с 2014 года. А что с остальными мотоклубами? Есть ли среди них ваши единомышленники или наоборот — противники?

— Я не готов говорить за другие клубы, я готов говорить за свой. Ситуация, которая разворачивается в мире, которая зародилась ещё в 2014 году, поделила мир на добро и зло, на правду и ложь. И оставаться где-то между этими понятиями — кто-то может и пытается, но это получается достаточно лукаво. Поэтому все заняли какие-то свои позиции. Наша позиция однозначна во всех этих вопросах, она стопроцентно выверенная. Но есть и другие структуры, которые я бы не хотел называть — например, мотоклубы, люди из которых воюют с обеих сторон. Как у них это уживается — это вопрос больше к ним, но мне это видится неким лицемерием.

Наш мотоклуб находится однозначно по одну сторону баррикад. Даже в 2014 году, когда возникли какие-то моменты разногласий, мы достаточно быстро очистились от всех, кто не находится в нашей прямой парадигме. И сегодня мы занимаем совершенно однозначную позицию по всем вопросам мировой ситуации и её развития. А остальные мотоклубы — да, мы знаем тех, кто активно вовлечен в поддержку фронта, кто участвует в боевых действиях на нашей стороне. Но на сегодняшний день «Ночные волки» — это единственный мотоклуб, который полностью на своей основе сформировал боевой отряд, который представляет мотоклуб и который носит название нашего мотоклуба – отряд «Ночные волки», «Пятнашка».

— Штурмовой отряд «Ночные волки» в «Пятнашке» — целиком и полностью из байкеров? Или только костяк? Как вообще зародилась идея такого отряда?

— Во-первых, мы не очень приветствуем слово «байкер», мы поддерживаем понятие «мотоциклист» — человек, который ездит на мотоцикле, для которого мотоцикл – это, в некотором роде, смысл жизни.

Как только началась специальная военная операция, естественно, мы не остались в стороне. Наши представители стали ездить на территории, где проходили боевые действия, так или иначе видели всё это. В октябре 2022 года был сформирован отряд полностью из состава мотоклуба. В него вошли исключительно «Ночные волки». И 26 октября 2022 года этот отряд вошел в состав Интернациональной бригады «Пятнашка». Дальше наш отряд стал пополняться, в том числе ребятами, которые не были «Ночными волками», не были мотоциклистами. Мы начали их принимать и даже, надо признать, что некоторые из них стали «Ночными волками». Причём «Ночными волками», родившимися в пламени войны, то есть — братьями, проверенными не словами, а подвигами. Сегодня это уже достаточно открытое подразделение, и многие из тех, кто приходят в отряд «Ночные волки», добровольцы, которые приходят в «Пятнашку», становятся далее «Ночными волками» по жизни.

— Вы служили военврачом в передовых подразделениях, хотя Ваша гражданская специальность — врач — психиатр. Многому ли пришлось заново учиться?

— Как я уже сказал, в октябре 2022 года был сформирован отряд «Ночные волки», «Пятнашка», который практически сразу после короткой подготовки принял участие в боевых действиях по освобождению города Авдеевка. И в феврале 2023 года к этому отряду присоединился я как медик подразделения. Да, действительно, моя гражданская профессия — врач-психиатр, поэтому мне пришлось пройти некую ускоренную переподготовку, освоить основы и навыки тактической медицины, которые я получил в Академии РАТМЕД. Это учебное заведение, которое плотно работает с военно-медицинской академией, и которое проводит подготовку именно боевых медиков, достаточно качественно и интенсивно. Как врач я имею звание, имею военно-учётную специальность, но в рамках нее мне, по моей специальности, как командиру взвода, пришлось бы, скорее всего, работать где-то на тыловых задачах. Но мне хотелось быть на передовой, со своими братьями. Поэтому, освоив навыки тактической медицины, первой помощи при ранениях, я начал работать именно на передовых позициях, чтобы оказывать помощь нашим бойцам именно непосредственно в боевых условиях.

— То, что Вы имеете большой опыт работы психиатром как-то помогало Вам и Вашим товарищам по службе? Часто ли Вам приходилось сталкиваться с  посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР)?

— Военврач, медик на передовой — он зачастую не тот, кто помогает при ранениях, при тяжелых состояниях. В первую очередь это док. Док среди бойцов, к которому идут с совершенно разными жалобами. И зачастую приходится помогать — у кого-то какая-то болячка, у кого-то что-то обострилось, извините — понос, золотуха, простуда… И врачу приходится оказывать абсолютно весь спектр помощи бойцам. Психиатр помогает людям, наверное, не только на войне, а и в жизни иногда даже просто разговором. Потому что к тебе обращаются с какими-то своими переживаниями, проблемами. И, работая психиатром, ты учишься не только таблетками, уколами, но и словом помогать людям в каких-то их психологических проблемах. Психотерапия – это тоже один из инструментов, которым приходится пользоваться. Но посттравматическое стрессовое расстройство в основном возникает уже как отсроченная реакция на стрессовую ситуацию. Поэтому с ПТСР мы будем работать, скорее всего, в основном в тылу. В боевых условиях до этого обычно редко доходят. Да, бывают какие-то стрессовые реакции, острые, но у нас, я имею в виду — в добровольческом подразделении, я с этим не сталкивался, потому что уровень мотивации бойцов на выполнение задачи достаточно высокий.

—  По Вашему опыту, можно ли избежать того же ПТСР, которое фактически можно диагностировать у всех, кто так или иначе сталкивался с войной, просто в разной форме? Или хотя бы смягчить его последствия?

— Вопрос достаточно ёмкий, и ему можно посвятить отдельную лекцию или интервью, потому что проблема ПТСР достаточно актуальна, особенно при активных боевых действиях. Но посттравматическое стрессовое расстройство – это уже всё-таки нозологическая форма. Это диагноз, конкретное психическое расстройство, возникшее в результате воздействия длительного стресса, имеющее свою клинику и нуждающееся в лечении. Но многие бойцы, возвращаясь из зоны боевых действий, те, кого мы называем «комбатанты», имеют массу в том числе и психологических проблем, которые в свое время называли «афганским синдромом», «вьетнамским синдромом».

Это не всегда доходит до степени ПТСР — посттравматического стрессового расстройства, когда необходимо уже зачастую медикаментозное лечение. Профилактикой всего этого, конечно, может быть высокий уровень мотивации. Потому что, честно говоря, в среде добровольцев я таких вещей практически не встречал. Люди идут на войну осознанно, они находятся в определенной среде, в окружении таких же людей с высокой мотивацией. Ведётся грамотная работа командиров. Когда они видят, что человеческий потенциал используется по назначению, а потери сводятся к минимуму, то вот этот неизбежный боевой стресс минимизирован. Вот это — реально то, что может быть профилактикой развития именно психологических осложнений.

Ну и, конечно, как я уже сказал, такие расстройства зачастую развиваются уже отложено, иногда через несколько месяцев, а то и полгода после окончания действия стресса. Очень важна среда, в которую человек возвращается. И если эта среда ему оказывает поддержку, понимание, он находится в среде таких же, как он — конечно, это всё смягчается. Поэтому здесь важна огромная работа тылового окружения. Это семья, друзья, коллектив — чтобы человек после того, что ему довелось пережить в боевых действиях, мог возвращаться в определенную терапевтическую среду. Тогда проявления этих расстройств будут сводиться к минимуму.

—  Из Вашего ПНИ было всего трое на СВО — двое по мобилизации и Вы как доброволец. Расскажите, пожалуйста, о коллегах-участниках СВО.

— Должен сказать, что действительно из нашей организации, из нашего интерната на СВО ушли трое, но среди них врачом был только я. Остальные — это Андрей Зотов, санитар отделения, и Андрей Машевский, айтишник, то есть — системный администратор. Они оба были мобилизованы, я ушел добровольцем. К сожалению, так получилось, что ребята оба погибли, не смогли вернуться обратно. Поэтому из трех людей, которые ушли на специальную военную операцию, в живых остался только я. К сожалению, это так.

Хотелось бы о наших ребятах с моего интерната, где я работаю, рассказать подробнее. Андрей Зотов работал санитаром. Так получилось, что после мобилизации он стал командиром штурмового отряда, работал непосредственно в штурмовых действиях и погиб. Я с ним, к сожалению, близко не сильно был знаком, мы пересекались мало. А вот Андрей Машевский, системный администратор — про него хотелось бы сказать отдельно. Парень самый первый ушел по мобилизации, как только её объявили. Он был первым, кто ушел с нашей организации. Он был такой достаточно закрытый человек, застенчивый — всегда смотрел в пол, очень мало с кем разговаривал, приходил молча, делал свою компьютерную работу, был такой достаточно отгороженный. Но помню когда я приехал в отпуск, и его отпустили в отпуск, я заметил в нем какие-то колоссальные перемены. Андрей стал более открытым, он смотрел в глаза, в нём появилась какая-то мужская уверенность. Было видно, что участие в боевых действиях — а он был инженером, сапёром — то есть работал не на самых передовых позициях, а выполнял больше инженерные задачи — эта работа пошла ему на пользу. Но, к сожалению, уже в мае 2024 года в их машину попал дрон-камикадзе и Андрюха погиб. Да, двоих ребят мы потеряли.

— Скажите, пожалуйста, как врач — психиатр: после окончания СВО — с какими проблемами могут столкнуться как вернувшиеся ребята, так и те, кто их ждёт? Ведь боевые действия всегда меняют людей. И как это можно смягчить?

— Это ещё один вопрос в чём-то даже бездонный, сложный, заслуживающий, возможно, отдельного интервью, отдельных публикаций, потому что проблема достаточно актуальная. И проблема эта может быть связана в первую очередь с безразличием тех, кто остался в тылу. Оказавшись на СВО, ты сталкиваешься с тем, что всё, как говорится, по-настоящему. Если братство — оно братство. Если дружба — то это дружба. Если предательство — это предательство. И ценой каждого такого понятия, каждой такой категории является жизнь и подвиг. И когда ты в этой среде достаточно долго находишься, твои чувства во многом обостряются, твои реакции становятся более острыми, это становится твоей реальностью.

Вернувшись обратно первое, с чем ты сталкиваешься — это с удивлением. Удивлением от вот этой тыловой жизни, которая полностью как-то отстранена от того, что происходит на передовой. Первое, что тебя вгоняет в недоумение, а в какой-то мере, наверное, и в непонимание, раздражение — это безразличие.

Когда ты видишь то, что происходит на передовой, на фронте, когда ты видишь ежедневный подвиг, видишь самопожертвование, видишь, какой ценой все это достигается — оказываясь в тылу, ты видишь мирную жизнь, которая от этого во многом отстранена. Магазины, концерты, тусовки… И ты себя перестаёшь видеть в этом мире, в этом окружении. Ты себя не можешь найти. И это создает определенный дисбаланс, в какой-то мере приводит к отторжению. Ты не можешь принять после всего, что пережил на войне, того, что происходит в тылу.

Если нет понимания ближайшей среды, нет поддержки ближайшего окружения, возникают те самые проблемы социализации, тот самый пресловутый «афганский синдром». Многие начинают просто бухать, некоторые начинают провоцировать конфликты, но самое худшее – начинают уходить в себя. Можно более-менее пытаться найти вот это привычное среди такого же окружения, таких же ветеранов. Но именно социализация, как говорится — она затруднена, особенно если нет поддержки этой самой социальной среды.

Этот процесс может занимать не только недели, месяцы, он может занимать годы. И особенно эта проблема будет актуальна, когда ребята придут массово, когда будет объявлена демобилизация. В чём-то им будет проще — их будет много. Возвращаясь с фронта сейчас, ребята оказываются оторваны от той привычной среды, им даже не с кем пообщаться на тех словах, в тех понятиях, которые стали для них привычными и жизнеопределяющими. Это действительно и социальная, и медицинская, и психологическая проблема, и нашему обществу, нашему государству ещё предстоит огромная работа, чтобы с этим разобраться.

— Почему многих бойцов «не отпускает» война? Почему так сложно после боевых действий вернуться к мирной жизни?

— На этот вопрос я ответил ранее. Общий итог в том, что находясь там — ты для себя понимаешь то, что является для тебя в новой сформированной парадигме, в новой сформированной системе ценностей и привычек «настоящим». Как я уже сказал — настоящая дружба, настоящее братство, настоящее испытание и настоящая мужская работа. И после всего этого включиться в какую-то повседневную рутину тыловой жизни действительно сложно. Для этого требуется время, для этого требуется понимание окружения — тех, кто встречает человека в мирной жизни, и огромный внутренний труд, потому что действительно возникает очень много непонимания, растерянности и в какой-то мере даже отторжения того, что человек встречает в тылу. Он своей головой остаётся на войне, в ней так же «шумит», в ней так же «выходы», так же «прилёты». И это человека держит. Как из этого выйти? Некоторые, кто не находит поддержку, понимание, как говорится, «садятся на стакан». Но это вообще никак не решает их проблемы, никак не решает их вопрос, а наоборот — только усугубляет. Поэтому, как я уже сказал, на первом месте находится понимание, поддержка именно ближайшего окружения, которое встречает человека в мирной жизни.   

 —  Что, на Ваш взгляд, лучше всего влияет на патриотическое воспитание молодежи? А что здесь — лишнее и либо вообще молодёжью не воспринимается, либо вызывает обратный эффект?

— Всё, что касается патриотического воспитания подрастающего поколения — главное, что оно уже проводится. К сожалению, где-то ещё недостаточно системно, но всё шире и шире. То, что ещё несколько десятилетий назад было практически утрачено, будучи заменено чуждыми ценностями, сейчас снова возвращается в массы. И лучше всего на этот процесс, по моему мнению, влияют два фактора. Это личности тех, кто этим занимается, и та честность, которая ими вкладывается в этот процесс. Личность — я имею в виду то, что люди, которые это делают, должны сами, своим образом жизни, своими взглядами полностью соответствовать тому, что они пытаются донести до молодого поколения. Их жизнь, жизненный путь должны быть понятны, прозрачны. И своим примером они должны подтверждать то, что пытаются донести до молодых людей. И в этом как раз и проявляется та самая честность. Потому что смешно было бы слышать, как человек, который в своей жизни далёк от этих ценностей, пытается молодёжи донести какие-то вещи. Если человек сам прошел через это — своей жизнью, своими поступками, своими действиями доказал то, что он делает — тогда оно будет восприниматься. Если же наоборот — знаете, молодёжь очень остро чувствует фальшь. И если вот эта фальшь где-то начнет проскальзывать, то, конечно, это вызовет обратный эффект. Поэтому важно не казаться, а — быть. И тогда уже доносить это до тех, кто сейчас растёт.   

— Вы занимаетесь гуманитарной деятельностью? Расскажите, с чего все началось?

— Гуманитарная деятельность – одна из неотъемлемых частей того самого добровольчества. Когда человек не может быть в стороне от ситуации, когда его помощь где-то нужна – будь то гуманитарная помощь, будь то военная служба – всё это является частью добровольчества.

Для нас активная фаза этого началась ещё в пандемию. С самых первых дней мы с нашими соратниками, «Ночными волками», «Ночными валькириями» зарегистрировались в городском центре волонтеров на Васильевском острове и начали свою деятельность, так как многие остались без работы и появилось свободное время. Мы начали активно работать совместно с фондом продовольствия «Русь», с городским волонтерским центром, оказывать помощь тем, кто в ней нуждается. Мы доставляли продукты многодетным семьям, которые находились на самоизоляции, развозили гуманитарную помощь медикам, которые находились на изоляции в медицинских учреждениях. Также участвовали в акции в честь юбилея Победы «Вам, родные», когда почти шести тысячам ветеранов развозили праздничные подарки.

Затем началась специальная военная операция. Кто-то ушёл на фронт, многие начали заниматься именно гуманитарной поддержкой освобождённых территорий и наших бойцов. И совместно с Общероссийской общественной молодёжно-патриотической организацией «Наследие» мы начали отправлять гуманитарные конвои в Донецк, в Мариуполь, развозя гуманитарку мирным жителям и нашим бойцам. Постепенно наладили сам процесс сбора, сортировки. У нас функционирует склад в Санкт-Петербурге. И начали активно этот процесс, который для меня лично потом перешел в участие именно в качестве бойца специальной военной операции.

Побывав там, увидев всё своими глазами, конечно, во многом мировоззрение, мировосприятие меняется. Тогда я и решил всё-таки принять участие именно как мужчина непосредственно в боевых действиях. Но гуманитарная деятельность никогда не прекращалась. Когда я уехал, моя жена Юля приняла эстафету, активно этим занималась. Процесс идёт и сейчас. У нас уже готов очередной гуманитарный конвой, и мы отбываем в Донецкую Народную Республику, чтобы поддержать там наших. И дальше не будем на этом останавливаться.

— Сейчас Вы оказываете какую-то адресную помощь? Кто может к Вам обратиться за ней?

— В процессе нашей работы у нас выявились определённые получатели, адресаты нашей помощи. Тут важный момент — надо понимать, для кого ты собираешь эту помощь, какой состав этой помощи и самое главное — как эта помощь может быть доставлена, чтобы передать её из рук в руки. У нас сложился достаточно большой перечень наших адресатов. В первую очередь, конечно, это интернациональная бригада «Пятнашка», в которой служили и служат многие «Ночные волки», и мне самому посчастливилось там сражаться. Кроме этого, мы оказываем активную поддержку местным волонтерам. В первую очередь, это Николай «Кощей» в Донецке, который, несмотря на все трудности, оказывает огромную гуманитарную поддержку местным жителям Донецка и его окрестностей, которые оказались в трудной ситуации. С ним много сотрудничаем. Также у нас определились учебные заведения — это ясли, школы, в которые мы с нашими соратниками, в первую очередь из 309-й школы и лично их учителем физкультуры Кругликовым Александром Петровичем, собираем и отправляем гуманитарную помощь. Оказывали помощь донецким приютам, которые помогают бездомным животным. Отвозили туда корма и всякие штучки для кошечек и собачек. В общем, адресатов у нас достаточно много.

Иногда, конечно, обращается кто-то со стороны, видя нашу деятельность. Но не всегда, к сожалению, получается помочь всем. И первый момент здесь, конечно, это возможность непосредственной передачи из рук в руки. Потому что получить запрос, собрать его и не понимать, как доставить адресату – это большая проблема. В таком случае помочь не получится. Наше основное направление работы – это Донецкая Народная Республика, непосредственно Донецк, Мариуполь. Поэтому мы себе выбрали уже определённый фронт работы, который и отрабатываем. Но так как в нашей орбите достаточно много таких же, как мы, неравнодушных людей, которые занимаются гуманитарной помощью, иногда, получая какие-то запросы с других направлений, зная, что кто-то из наших соратников там работает, мы перенаправляем, чтобы оказать эту помощь. А иногда, если кому-то со стороны что-то нужно, мы тоже включаемся, делая это на наших рубежах.

— Как Вы считаете, что у нас с пропагандой в настоящий момент? Гуляя по улицам и видя беззаботный народ, иногда кажется, что он живет в параллельной вселенной и даже не в курсе того, что происходит…

— Это вопрос достаточно больной и актуальный, потому что фраза «параллельная вселенная» как нельзя более точно и остро отражает ту ситуацию, которая происходит. Наша Родина, наш народ сейчас ведёт важную борьбу, на кон поставлено практически будущее всей нации, будущее нашей Родины, то, где и как, в каких условиях будут жить наши дети. Часть нашего народа включилась, пожертвовав многим, лишившись многого. Кто-то ушел на фронт, кто-то занимается сбором гуманитарки, кто-то просто поддерживает, кто-то сражается на информационном фронте. К сожалению, многие понесли невосполнимые потери, но это наша общая боль, это наш общий труд ради будущей Победы.

Но при этом часть населения живёт в той самой параллельной вселенной. У них всё ещё праздники, фестивали, у них общество потребления и на первом плане — личные интересы. И когда всё-таки мы общим трудом добьёмся Победы, видимо, они тоже к ней присосутся, как те самые потребители, чтобы получить свою долю этого хабара, который в их глазах тем и является. Да, это, конечно, вызывает боль, непонимание, особенно у тех, кто возвращается с фронта.

Я сам, вернувшись после года, проведенного на СВО, увидев эту гламурную жизнь, людей, оторванных от реальности, живущих в какой-то придуманной ими самими сказке, испытал не то, что непонимание, а даже в какой-то мере раздражение. Что поделать, я живу по принципу: «Если ты хочешь изменить мир, измени себя». Начинай с себя. Очень многие так и поступают, так и делают. Вместе мы собираемся действительно в огромную силу. И обязательно добьёмся того, к чему мы идём. Именно к Победе и к нашему великому Русскому миру, который мы и строим. А те, кто рядом, в параллельной вселенной… Ну что же, Бог им судья, пусть живут, как хотят.

— Многие ссылаются на то, что не хотят воевать «за яхты олигархов» и что цель СВО непонятна. Это «отмазки» или людям действительно что-то еще непонятно, как Вы считаете?

— Специальная военная операция идёт уже почти три года. Но эта страница истории открылась не в феврале 2022-го года, а намного раньше. Это произошло ещё в 2014 году, когда Крым и Севастополь вернулись в родную гавань, когда началась борьба Донбасса, Новороссии за своё будущее. Поэтому времени прошло уже предостаточно, чтобы каждый для себя понял и сделал выводы, что сейчас происходит в мире. Если этого не произошло и выводы они не сделали, всё ещё придумывают себе какие-то отмазки, я считаю, что это всего лишь оправдание их личной трусости. Их трусости сделать выбор, сделать шаги и совершить действия, быть готовым чем-то пожертвовать ради будущего. И они себе придумывают вот эти отмазки — какие-то «яхты олигархов».

Чтобы понять, ради чего всё это происходит, надо просто приехать в Донбасс. Прийти на Аллею Ангелов. Увидеть разбитые дома. Пообщаться с местными жителями, взглянуть в их глаза. И тогда всё будет понятно. Но они даже туда боятся поехать. Эта трусость на самом деле глубинная. Она где-то сидит, видимо, на каком-то их генетическом уровне, каких-то ошибок, мутаций. Это трусость, которая и определяет их позиции. Они могут сколько угодно придумывать себе причины, ссылаясь на олигархов, на политиков, на что-то ещё. Но когда ты для себя уже принимаешь решение и делаешь необходимые выводы, то идти можно только вперед. Те, кто идут, они уже идут. И да, действительно, вначале были люди колеблющиеся, которым было что-то ещё непонятно. Но на сегодняшний день мир уже поделился. И либо мы идём туда, либо не идем. Мы — идём.

—  Еще очень часто «устают от войны» почему-то именно те, кто ее в глаза не видел… Устают читать новости, устают помогать деньгами… Почему так?

— На самом деле, понимать усталость от войны может, наверное, только тот, кто там был. И у нас действительно много людей, которые от войны устали, но они переступают через свою усталость и делают эту работу дальше, понимая, какая цена за этим стоит и для чего это делается. А те, кто от войны «устали» здесь — те, кому война мешает решать свои личные вопросы, мешает путешествовать по красивым пляжам, покупать красивые вещи. Потому что для них вещи и пляжи стоят на первом месте. И эта их «усталость» — всего лишь раздражение от того, что у них отобрали их мир потребления, к которому они привыкли, который является для них основным. Поэтому смешно, конечно, слышать от тех людей, которые танцуют на дискотеках, пьянствуют в барах, катаются по курортам, веселятся на фестивалях, что они «устали от войны». Как вы можете устать от войны? Что вы о ней знаете? Это просто ещё одно проявление лицемерия и трусости, лживости.

—  В данный момент достаточно остро стоит вопрос демобилизации тех, кто воюет уже третий год. Как Вы считаете, нужна ли ротация и обязательно ли для этого проводить вторую волну мобилизации?

— Я не собираюсь обсуждать решения Верховного Главнокомандующего, Генерального Штаба, но моё личное мнение – видя ситуацию, я понимаю, насколько устали те, кто уже, по сути, третий год безвылазно делает эту работу за практически всю остальную страну. И в этом я вижу, конечно, огромную несправедливость. Почему часть людей, часть наших лучших граждан отказались от многого — отказались от семейного благополучия, прекрасных работ, красивых машин, живописных дач и пошли по призыву, по мобилизации служить Родине — а остальные, очень многие, — вокруг мы видим их огромное количество — у них «прокатило», у них такого не случилось? Получается, что часть страны просто выезжает на тех, кто ушёл под эту волну мобилизации. Конечно, я считаю, что этим ребятам, этим мужикам нужно дать отдых. Ротация, конечно, необходима, чтобы они, выполнив эту работу, те, кто остались в живых, те, кто остались здоровыми, смогли вернуться к своим семьям — хотя бы приехать, перезагрузиться, смыть с себя этот дым войны, эту грязь окопов. Это, конечно, необходимо. Но, опять же, я повторюсь — есть люди, которые принимают стратегические решения, они владеют полной информацией, в отличие от нас. Поэтому я не критикую и не обсуждаю эту ситуацию. Это моё личное мнение, человека, который видел все изнутри — конечно, мужикам нужен отдых.

— Вы любите музыку Апачева, Чичериной и других патриотических музыкантов. Как считаете, их песни поднимают боевой дух бойцов?

— Я не просто люблю их музыку, я лично знаком и с Акимом Апачевым, и с Юлей Чичериной, и с многими другими – совершенно честными и искренними русскими исполнителями, которые, по моему мнению, являются такими же солдатами в строю, как и бойцы на передовой. Потому что их музыка, конечно, заряжает. Как это было и в годы Великой Отечественной войны, когда Клавдия Шульженко и Марк Бернес приезжали выступать для бойцов в госпиталях, на передовой. Также и здесь. И они это делают — и Апачев, и Чичерина. Они приезжали и к нам в «Пятнашку», и в другие подразделения. Просто пообщаться с ребятами, спеть песни.

Песни-то, на самом деле, с очень глубоким пониманием. Например, известная всем песня Юли Чичерины «Добровольческая». Кстати, мало кто знает, что написана она Семеном Пеговым, нашим героическим военкором. Она является, наверное, одним из негласных гимнов Интернациональной бригады «Пятнашка». Если кто не знает, фраза из неё «Ну-ка, братцы, дайте джазу» – это же слова Олега Мамиева, «Мамая», командира «Пятнашки», который в 2017 году погиб на позициях под Авдеевкой. Эти песни — они настолько воспринимают ситуацию изнутри… И таких сейчас очень много.

Это не только они, можно привести и другой пример. Есть проект «Звездный десант». Музыканты приезжали к нам, пели. Тот же самый Миша Семёнов, группа «Декабрь», да и многие-многие другие. Шоу-бизнес — противное слово, но всё-таки творческая среда — она сейчас, как и весь наш мир, разделилась на два параллельных. С одной стороны — честные патриоты, творческие люди, музыканты, художники, актеры, которые не променяли свою совесть на какие-то там посылы и гонорары, а остались честными патриотами. А с другой стороны — вот эти все непонятные п***ры, которые разъехались, которые облили Россию грязью. А ещё хуже – «перевёртыши», которые сначала облили страну грязью, потом присмотрелись — там они не нужны. Сейчас они, вроде, начинают возвращаться. Вот это, конечно, самое противное. А вот те, кто здесь приведены в пример — Аким Апачев, Юлия Чичерина и многие другие — им, конечно, честь, уважение. И мы их считаем такими же нашими боевыми братьями, как и солдат, с которыми мы вместе сражались в окопах.

— Какие методы самопомощи Вы рекомендуете солдатам для снижения стресса?

— Здесь бы я хотел начать с тех методов, которые я однозначно не рекомендую. Это, конечно, в первую очередь алкоголь и наркотики. Существует иллюзия, что можно выпить, перезагрузиться, очистить мозг. На самом деле это глубокое заблуждение. Алкоголь только усугубляет стресс, усугубляет боль. И это иллюзия, что на секунду, на какую-то минуту стало полегче. Потом весь стресс вернется в многократном размере. Поэтому от этого я хотел бы предостеречь. А чем эффективно снимать стресс? Здесь, на самом деле, у каждого своё. Я могу порекомендовать спорт тем, кто к спорту привычен. Многие, кто до участия в боевых действиях активно занимался спортом, а там это перестало получаться, то если здоровье позволяет — снова окунуться в свою привычную среду — спортзала, стадиона, какого-то корта. В ту среду, которая была нормальной. Дальше очень, по моему мнению, здорово помогает чтение.

К сожалению, любовь к книгам сейчас на фоне общей цифровизации немного отошла, и современный человек читает намного меньше. Но хорошая книга всегда реально помогает. Даже на позициях, на передовой у нас были кое-какие книжки — я брал их с собой и в моменты затишья — читал. Я читал Хемингуэя, Экзюпери, Шукшина. Действительно, это очень помогает перезагрузиться. И очень интересно для меня было восприятие того же Эрнеста Хемингуэя с его видением войны и возможность осмыслить это через призму того опыта, который я получил сам. Например, перечитывая «По ком звонит колокол» Хемингуэя, многие вещи я начал воспринимать как-то по-новому.

Музыка, творчество, рисование – это всегда может помочь. То, что в психологии называется «сублимация». Поэтому здесь каждый выбирает для себя. Но в любом случае все методики снятия стресса должны быть продуктивные. Можно, если есть возможность, сходить в музей, приобщиться к живописи, сходить на концерт, послушать музыку. Может быть, какой-то рок-концерт, а может быть — и симфоническую музыку. В общем, любое творчество и любое прикосновение к прекрасному, плюс здоровые физические нагрузки, конечно, будут эффективным средством борьбы со стрессом.

— Какие ситуации были для Вас наиболее сложными в плане оказания помощи?

— Лёгких ситуаций в плане оказания помощи, наверное, не бывает. Все они тяжелые, просто какие-то тяжелее, какие-то легче. Но на один момент мне бы хотелось обратить внимание, и те, кто там был, наверное, меня поймут. Какое бы ни было, например, ранение, травма, совершенно другое колоссальное психологическое воздействие на тебя оказывает тот момент, когда это касается своего, близкого. Хоть с нашей стороны все свои, но когда это незнакомый тебе человек оказывается в твоём поле ответственности — это одно. Конечно, ты сопереживаешь, но когда это твой близкий, твой боевой брат, с которым вы провели много времени, ели из одного котелка, спали на соседних кроватях — это намного тяжелее. И, честно говоря, даже работая медиком на позициях, я этого всегда очень боялся. Потому что постоянно в рации возникает — «300». Но если этот «300» — какой-то твой близкий, это, конечно, очень, в какой-то мере, пусть не парализует, но оказывает мощное психологическое шоковое воздействие, которое приходится переступать. Вот на такой момент, наверное, стоит обратить внимание и быть к этому готовым.

— Что Вас больше всего вдохновляет в Вашей работе на передовой?

— Когда я работал на передовой в составе добровольческого подразделения, наверное, больше всего меня вдохновляло ощущение причастности к чему-то великому и историческому. Когда ты на своей, вроде, маленькой позиции понимаешь, что ты — часть огромной волны, огромного шквала, который пишет современную мировую историю. И то, что в этой волне ты — частичка, которая выполняет настоящую мужскую работу. Когда ты чувствуешь себя воином, который сражается за правое дело. Конечно, это помогает, как говорится, «не бояться», и наполняет тебя верой в грандиозность того, чем ты занят. И когда рядом с тобой такие же люди — вдохновленные, понимающие, для чего они пришли на войну — это складывается вместе, во много раз усиливая, потенцируя это ощущение. И именно, как мне кажется, благодаря вот этой мощи мы и двигаемся сейчас вперёд.

— Ваши пожелания всем тем, кто сейчас находится в зоне СВО и тем, кто их ждёт дома?

— Пожелание, как мне кажется, сейчас может быть только одно – скорейшей Победы. Чтобы все, кто сейчас находится на передовой, те, кто находится в госпиталях, скорее могли живыми, здоровыми вернуться домой, к своим близким. Чтобы близкие дождались, наконец, своих героев и снова смогли зажить той самой мирной жизнью, ради которой они пошли на огромные жертвы. И здесь важна уверенность в том, что наше дело — правое, враг будет разбит, Победа будет за нами. Когда это произойдёт, мы не можем знать. Но мы над этим работаем, и я надеюсь, что это произойдет максимально скоро. Ещё раз хочу пожелать всем нашим героям, как на передовой, так и в тылу, снова собраться вместе за большим праздничным столом и отметить нашу великую Победу.

Мария Коледа