Автор: Иван Чуркин (Саров)
Читать первую часть
Всероссийский фестиваль духовности и просвещения «Бородинская осень» – 2020
Часть вторая
ПОЗАРАСТАЛИ СТЕЖКИ-ДОРОЖКИ
Небесный град и земное Отечество. Именно так называется конкурс документального кино, который проходит в рамках можайского Всероссийского фестиваля «Бородинская осень».
Режиссеры-кинодокументалисты, как мне кажется, с необыкновенной ответственностью шлют свои фильмы на фестиваль – это для многих из них единственный выход работ в большой свет, хотя такие работы должны не сходить с телевизионных экранов и с экранов кинотеатров. Помните, были времена, когда в сельских клубах, в городских кинотеатрах перед началом художественного фильма всегда показывали новые работы кинодокументалистов. Помните, как перед нами раздвигала границы отеческая жизнь – убирался хлеб, поднимался уголь с забоев, пела и танцевала художественная самодеятельность. Человек с экрана на нас смотрел. Человек.
Выжили человека, заменили его кудрявцевыми, бабкиными, мацуевыми, тарзананами, и рухнуло настоящее документальное кино. Рухнуло на экранах, а в жизни оно как жило, так и живет. И творцы его есть. Жаль, что не смогу обо всех фильмах и режиссерах рассказать вам.
Максим Скороходов представил на конкурс «Сенокос в Тимонихе». Хоть и назвал он свою работу репортажем, к этому журналистскому жанру фильм не подходит, мне так кажется. Это полноценная творческая картина, наполненная радостью, тревогой, переживаниями и надеждой, что на примере родной деревни ладного русского писателя Василия Ивановича Белова, как в чистом зеркале родниковой водицы отображается беда русской действительности.
Без деревни не может быть России – об этом горюет Максим Скороходов. Деревня разнесла по белу свету богатырские былины. Деревня распахала земли и засеяла ее хлебушком. Деревня первой запела песни. Она же научила человека почитанию, благодарению. Она же потом поднимала к небесам храмы и возводила города. Деревня и думать не думала, что она, кормилица, зарастет бурьяном, ослепнет разбитыми окнами и рухнет домами, придавив вековые православные традиции.
Вот такой невинный, на первый взгляд, создал Скороходов фильм, а фильм-то получился памяткой о Белове, о русской деревне, о людях, что правдой и совестью дорожили. Дорожили и думали, как сыновья и внуки веками станут дорожить памятью.
КОГДА ВОКРУГ РОДНОЕ УМИРАЕТ
Мне всегда казалось, что мудрым человек не рождается, а становится. Длинная жизнь его делает таким – не столько радости, сколько тревоги, горечи, потери, ошибки, как свои, так и чужие.
Оказывается, я глубоко ошибался и заблуждался. Да, так в большинстве своем – человек мудреет с годами. Многое увидит, многое узнает, многое переживет, а чтобы вот так, с самого детства, знать, что сказать, как сказать и поступить…Это на самом деле нам не свойственно.
Ошибался я, повторяя и веря в расхожесть такого уверения, ошибался до тех пор, пока не встретил Максима Павлова, молодого, да считай – юного совсем создания.
Вот как-то неожиданно произошло наше с ним знакомство. Увидел я давно мальчишку, босого, хрупкого, с льняными волосами на сцене кремлевского Дворца, услышал его льняной голос, и протянулась хрупкая серебряная, тонкая-претонкая ниточка от него ко мне или от меня к нему, протянулась, чтобы в один прекрасный миг мы по этой ниточке нашли дорогу друг к другу.
И даже в то далекое трехминутное песенное знакомство меня насторожило вот что: ко мне, как и к шести тысячам зрителей кремлевского Дворца, вышла юная мудрость. Вышла, чтобы рассказать, что на сердце у каждого из нас, растолковать, чем же наши сердца успокоятся.
Вот с тех пор и переплелись наши дорожки с редкими встречами на яву. Чаще всего мы просто звоним друг другу: Максим чаще, чем я. Стесняюсь ему надоедать. А когда звонит телефон, то мы не разговариваем, мы говорим, слушаем друг друга, учимся жить по правде и справедливости. По крайней мере, у меня так получается.
Вот и недавний наш разговор. О чем он? О родной для Максима и для нас тоже Беларуси.
– Как там у тебя на родине? – спросил я его.
А Максим в ответ прочитал мне Юрия Кузнецова:
Я Родину по памяти зову,
Но Родина меня не понимает.
Мне горько знать, что я ещё живу,
Когда вокруг родное умирает…
– А Полесье твое как?
– В Полесье люди хлеб убирают. Они и думать не хотят, что их поля могут зарасти лебедой и крапивой.
– Тебе лично приходят ли вести с родины?
– Еще какие… Пишут, чтобы я отказался петь белорусские песни, чтобы я не смел любоваться русскими песнями.
В этот разговор сказал Максиму, что будь моя воля, я бы каждый день по несколько раз передавал на белорусском радио его песню на стихи Купалы:
Няма хлеба, няма солі, –
Чужому рабі;
Няма шчасця, няма долі, –
Вось тут і жыві!
Мудрый Максим вздохнул тяжело (это было непроизвольно и явно слышно):
– У нас умный народ, мудрый, перетерпевший столько, что многим на десятки веков бы хватило…
Вот эту мудрую белорусскую и русскую песню, а еще своих любимых поэтов, понесет в творческой котомке Максим на Бородинскую землю и будет на ней песней молиться за маму свою, родных, близких, знакомых. Молиться за родное Полесье и Беларусию.
РЯДОМ С ТИХИМ АНГЕЛОМ
Лет десять назад, может, на год поменьше, киноактер, заслуженный артист России Григорий Дунаев подарил мне диск: «Посмотри, а вдруг понравится?» –Было это на Бородинском фестивале, в деревне Бородино. По приезду домой я включил подаренный мне Гришей диск и услышал его голос – он дикторствовал, и увидел незнакомый мне монастырь – Николо-Угрешский. Именно об этой обидели рассказывалось в документальном фильме.
Признаюсь: я потом много раз фильм пересматривал, и каждый раз мне раскрывалась необъяснимая тайна православной нашей Родины.
И вот сегодня я смотрю новый фильм о монастыре Николо-Угрешском. Это работа краснодарского режиссера-кинодокументалиста Валерия Тимощенко. Называется он «Тихий ангел».
Фильм номинирован на конкурс фестиваля «Бородинская осень» этого года. И вот что удивительно: мне его переслали только сегодня, 18 августа, в канун Преображения Господня – Яблочного Спаса, а через четыре дня, 22 августа, исполнится 210 лет со дня рождения и 160 лет со дня преставления ко Господу преподобного Пимена Угрешского. Следом же, 8 сентября, грядет 640 лет Куликовской битве, с которой неразрывно связан монастырь.
Так вот режиссер сразу же начинает разговор с нами, предваряя многие вопросы. А о чем именно?
«Монастырь, – уверенно и совершенно не назидательно начинает свое повествование диктор, – это прямой образ православной страны, икона христианской империи, а стена монастыря – точный образ границы православного государства, идеального, доброго, в котором каждый из нас, наверное, хотел бы жить. Остров, территория, где не действуют законы хищной, злобной жизни».
А потом мне посчастливилось разыскать небольшой текст православного журналиста Ирины Ушаковой, которую несказанно уважаю. Вот что она писала: «Говорить о святом Пимене невозможно в отрыве от Николо-Угрешского монастыря. Этот монастырь – его детище, его крест, его служение и жизнь.
Слово «теплота», причём, теплота сердечная, заключено в самом названии монастыря. «Сия вся угреша сердце мое» – «всё это согрело сердце моё». Так воскликнул Благоверный князь Димитрий Донской, когда именно здесь ему явилась икона Святителя Николая Мирликийского, любимейшего русского святого. А ехал-то он на Куликово поле! Завтра Победа или смерть… И для князя, и для Руси.
«Тихий Ангел пролетел над русской дружиной. Согрелось сердце мое… Теперь можно и в бой… А в этом месте возведите монастырь…», – были слова князя Димитрия.
В этой истории три святых: Николай угодник, Дмитрий Донской и ещё один святой Пимен Угрешский, настоятель этого монастыря он в одном с ними ряду…
Святой Преподобный Пимен Угрешский, архимандрит, настоятель, да просто – создатель, строитель Николо-Угрешского монастыря… Наверное, одного из самых значительных в России…»
Вот откуда они – русские святые? Тихие, умственные, обогревающие умом люди. Вот как они – русские святые – умели наполнить людские сердца не столько тихой радостью, сколько отогнать от себя печали и ненужные умыслы? Вот почему именно им – русским святым – позволено было увидеть завтрашний день не конкретного человека, а целого мира под названием Отечество? И вселить в человека дух уверенности и любви к Богу.
Об этом фильм краснодарского режиссера Валерия Тимощенко, а еще о моем и о вашем, если вы посмотрите это документальное кино, притаенном чувстве гордости – гордости и радости к тем, кто оберегает и бережет нашу жизнь. Молитвой бережет и мудростью.
Это счастье – жить с тихим ангелом.
РОДНОЙ ГОЛОС
С Татьяной Семушиной мы познакомились лет двадцать назад. Может, чуть-чуть побольше. Тогда, при первой встрече, поймал себя на мысли: не простая девка-то, ой, не простая, а когда услышал, как на вечернем концерте она запела «Вы куда летите, лебеди», и вовсе уверился в своих словах.
Тогда же подумал: тяжело ей будет среди песенников. Такая молоденькая, а голосом чудеса творит – будто и взаправду жизнь прожила.
Вот пишу сейчас о Тане, а вспомнилось, как после ее сольного концерта в московском Доме ученых за кулисы пробрались две женщины. Им хотелось увидеть певицу, ее благодарить, но натолкнулись на меня, и им ничего не оставалось делать, как благодарить меня. За Танин голос, за ее песни:
– Мы давно уже не слышали такого русского пения и такой красивой русской речи, – кланялись мне они.
А с певицей встретиться им не удалось – не пробиться было, около нее народу было полным полно.
Вспомнилось, как в православном Дивееве после Таниного концерта подошла к ней красивая женщина и начала целовать ее руки. Она ничего не говорила, только плакала, кланялась и руки целовала.
– Да что вы, – опешила певица, а в итоге обнялись и заливались слезами вместе.
Да и сколько их, подобных встреч, было в творческой судьбе Татьяны Семушиной. Обо всем-то разве упомнишь? А вот ее нужность, если хотите – необходимость, не забывались, да и вряд ли забудутся, как и встречи с людьми, с коллегами по песне, музыке, творчеству в Можайске на фестивале «Бородинская осень». Она здесь не приезжий гость, а близкий родной человек, без которого и праздник не праздник, и песня не песня, и радость не в радость.
Не знаю, понимает ли сама Таня, какой ей путь непростой уготовил Боженька. Мечется она порой в сомнениях, в поисках. Гадает: правильно ли делает, включая в свой репертуар новые песни и пропетые ранее другими исполнительницами? Мучается в поисках правды, а ее одно преследует: изведешься, прежде чем песню нужную как надо споешь.
Одно скажу: она много радости своим голосом и душой своей людям подарила, а впереди ее и нас ждет самая-самая Танина песня. Ждет, дожидается. Знаю: дождется. Дождались же те, которые вы сейчас будете слушать. Слушать и ловить себя, какие же мы счастливые.
БОРОДИНО ЖДЕТ АРТУРА МУЛЛАГУЛОВА
Вот написал заголовок и засомневался: а будет ли у солиста балета и балетмейстера Государственного Волжского русского народного хора возможность выкроить эти два сентябрьских дня, чтобы вновь, уже во второй раз, приехать в Можайск на фестиваль русской культуры и духовности?
Приглашение ему послали давно, и директор коллектива, лауреат премии Союза писателей России «Имперская культура» Виталий Николаевич Натаров отписался: он придумает, как в плотном графике хора выкроить время для поездки Артура на фестиваль. В силе слов Натарова я нисколько не сомневаюсь – человек дела и чести.
Да вот ведь что получается – хор 18 сентября впервые после большого перерыва, вызванного вирусной бедой, выходит к самарцам с премьерной программой «Победоносная весна». И Артуру надо быть в коллективе, надо быть с коллективом.
А как бы хотелось, чтобы этот превосходный танцор приехал ли, прилетел ли на фестиваль. Повторюсь, но обязательно скажу: в прошлом году, когда я предложил включить в состав творческой группы фестиваля Артура Муллагулова, устроители кашлянули в кулак, глаза опустили и промолчали. Ясно было: не знают, что ответить, как поступить. Оно и понятно – еще не было за всю фестивальную историю такого, чтобы ехал на праздник танцор. Поэт – понятно, прозаик – тоже. С кинодокументалистами тоже все ясно, с певцами – и разговора не стоит вести, а вот солист балетной группы народного хора…
И тогда я, как мог, рассказал об Артуре, а когда танцор выступил на первом фестивальном концерте, все поняли – Муллагулов не танцует, он танцем и стихи читает, и прозу, и песню поет. И все о любви – о любви к Родине, к Волге, к человеку, рассказывает о своей любви к великому русскому богатству – народному танцу.
– Откуда вы его взяли? – только и восклицал народный артист Михаил Иванович Ножкин. – Это чудо чудное!
Как хочется, чтобы и в дни юбилейного, пятнадцатого фестиваля «Бородинская осень», в Победный год Артур Муллагулов танцем своим и своим талантом поклонился богатырской можайской земле и вместе с нами порадовался народному танцу. А мы бы еще и самому Артуру порадовались.
ЗАДЕРЖИСЬ, МОЯ ЖИЗНЬ, У ОКРЫТОГО ОКОШКА.
РАДИ БОГА, ЗАДЕРЖИСЬ…
Не часто, но время от времени мы с певцом из Архангельска Владиславом Смеловым даем друг другу о себе знать. Скорее всего, были бы ровесниками, почаще бы списывались, созванивались, но он человек молодой, а я все-таки возрастное создание, потому так и происходит.
О чем ведем разговоры? О жизни, конечно, но что удивительно – Владислав почти никогда не рассказывает о своем творчестве, о своих новых работах. Мне первоначально было интересно: почему так? Певец, и певец не среднего десятка, а о планах своих, выступлениях ни слова не говорит. Пришлет иногда записи свои и помалкивает. Потом уже, со временем понял: Смелов – человек непростой, архангельский, с беломорской хитринкой. Смотри, мол, и слушай сам. Есть, что сказать, скажи, а нет – промолчи: он и сам выводы сделает.
А вывод-то здесь какой?
Вот сегодня в пятый ли, в десятый ли раз пересмотрел, переслушал его сольный концерт. Напереживался, нарадовался, наплакался… Почему-то вспомнилось боковое окошко в нашем деревенском домике. Открытое окошко в прохладный летний вечер, куда спешит пряный запах трав с луга, что не примят и росист перед домом. Маленький радиоприемник, а из него льются Лемешев, Зыкина, сестры Федоровы, пятницкие.
Вспомнились наши сельские певуньи – бабушка Маша и бабушка Аганя: лучше их никто песню не играл во всем белом свете. Припомнился Васек Крупнов с его ласковым тенорком и его «Ой, да ты калинушка». Золотой гармонист Коля-морьячок…
Как вот так, слушал я Смелова и думал, можно: где-то далеко-далеко от нижегородских земель родился Владик и знал, чем живут, как трудятся, как любят люди за тысячи верст от него. Знал и знает, что сейчас нужно человеку.
А мне, как и многим, нужно-то всего только, чтобы жизнь остановилась хоть на миг, хоть на минуту у открытого бокового окошка деревенского дома, остановилась и зазвучала смеловской песней…
С этой бы программой этому голосу по Руси пройтись. Сколько бы людей к жизни вернулось. Сколько бы молодых душ встрепенулось. Сколько бы сердец чистыми слезами умылось…
АХ, ВОЛОДЯ, УДАЛАЯ ГОЛОВА…
Каждый раз, как только речь зайдет о Володе Топорове, или он сам позвонит, или я наберу его номер, выплывает необыкновенно русское, необыкновенно приятное слово – вологодский. Не знаю, согласитесь вы со мной, нет ли, но даже не спрятано, а на виду у всего народа и грибы с ягодами, и подернутое северинкой небо, и облегающие девичью лебединую шею плетеные кружева, и какая-то особая, необъяснимая верность родимой стороне.
Мне не пришлось побывать в вологодской стороне, но я о ней знаю многое. От Володи Топорова и знаю.
Знаю про его родное село с непривычными названиями улиц – Норвегия, Финляндия, Япония, Шанхай, другими государственными названиями. Знаю про его Русскую улицу, на которой жил мужик-труженик, обрабатывающий толстенные бревна (сторона-то лесная) и мило играющий на гармошке – от-то и был первым музыкальным учителем Володи. Известно мне, как, услышав по радио зыкинский голос, убегал мальчуган в рощу, садился в густую траву на пригорке и пытался повторить не голос знаменитой певицы, а душу ее. Пробовал, пел и плакал навзрыд.
Знаю, как переживал Володя, уезжая в Вологду в музыкальное училище, оставляя одну маму. Понимал, что она остается с отцом и братом, только надежи на них не было.
И потом, уже в Москве, где дальше учился играть на гармошке и петь, душа стремилась туда, где клюква сладка, белые грибы душистее, где живут и поются народом рубцовские стихи.
Да вот судите сами. Давно, год-то, наверное, прошел, он мне прислал свое стихотворение. Не знаю, читал он его другим, нет ли, а только пахнуло от Володиных строчек притаенной на сердце любовью.
Далеко, далеко, далеко,
Где-то к северным ближе границам,
Там, где детство моё протекло
Родниковою, чистой водицей,
Где черёмух цветущих сады
Сладкой нежностью сердце ласкают,
Где томятся на солнце пруды,
Серебряной волною сверкая.
Там, где близко к земле облака.
Протяни – и рукою достанешь.
Там, где свежий стакан молока
Не спеша ,с удовольствием тянешь.
Где с утра и до самой зари
Про любовь, про надежду и счастье
Заливаясь поют соловьи,
Разгоняя печаль и ненастье.
Там, у старой дороги, у края,
Серый домик тихонько вздыхает.
Всё надеется , ждёт, не бросает
И меня в добром сне вспоминает.
Скажите, какая бы песня получилась из этой любви! Она и грустью писалась бы, и радостью, и мамиными поцелуями.
А у Володи таких откровений много, только не читает никому, не показывает, зато поет о ней, этой самой любви, искренне, самозабвенно. Честно и всласть. Иногда горестно. А как тут по-другому?
Он просил меня, присылая фотографии, никому их не показывать. На них его родной дом – бывший дом, где родился, вырос, где пахло добрым крестьянским хлебом, где звучала гармошка и лились песни… Теперь здесь разруха. Теперь здесь хозяйничает только память. Володина тоже.
Потому, невзирая на трудности, тревоги, так льется топоровский голос – вологодский голос правды и травянистого раздолья.
…Так получилось, что добрый мой мальчик, Володя Топоров, года два не был на «Бородинской осени». Я уже его обозвал «отрезанным ломтем», а он мне звонит:
– Я обязательно поеду на фестиваль. Хочу туда. Тянет.
Вот и славно, Володя. И свои силы отдадим, и сами с тобой богатырской силы наберемся. А еще искупаемся в дружбе.
Сергей ВОРОНЦОВ.
ТРЕХСТРУННАЯ РАДОСТЬ И ГОРДОСТЬ
Каждому из нас приходилось и приходится, пусть даже редко, слышать: не сотвори себе кумира. Говорят, это грешно. Может быть, так оно и есть – попасть под воздействие другого человека, не зная, какой он есть на самом деле.
У Сергея Воронцова кумир был, да, собственно, и остается таким – народный артист Советского Союза, золотой балалаечник Михаил Рожков.
Сережа много раз признавался: благодаря Рожкову он выбрал творческий путь балалаечника. Путь не совсем обыкновенного музыканта. А то как же! Балалайка, даже в самом слове заложен какой-то несерьезный смысл, – музыкальный инструмент неординарный. Она, это крохотная пигалица, может человека «защекотать» до смеху, а может незаметно и настойчиво такое раскопать в душе слушателя, что тот, не зависимо от себя, исплачется весь, изрыдается.
Вот именно этот потаенный и открытый всему белому свету голос балалайки и услышал однажды Сережа Воронцов, услышал, подружился с ним и… сроднился. А когда на престижном конкурсе в Ленинграде к нему на сцену поднялся сам Рожков, взял в руки балалайку, присел на стул рядом с молодым исполнителем, Сергей и вовсе уверился: как же он правильно поступил, что влюбился в свою трехструнную красавицу.
Влюбился и посвятил ей свою жизнь.
Отработав несколько лет в Государственном Кубанском казачьем хоре, завоевав почетное звание Заслуженного артиста Республики Крым, Воронцов понял: настало время вылетать из теплого гнезда и торить свою собственную дорогу в музыкальном искусстве.
Дорога эта непростая, чаще всего – трудная, если не сказать – труднейшая. И Сергей идет по ней не склонясь, не опуская плеч, смотрит вперед уверенно. Достаточно посмотреть и послушать, как солирует он с моим любимым ярославским оркестром «Струны Руси», и станет понятным: радости балалайки нет предела, как нет предела таланту молодого музыканта.
Молодого да славного, влюбленного в свою подружку – говорливую, веселую, грустную трехструночку, желанную и любимую на Руси.
Вот и в эту Бородинскую осень Сергей Воронцов украсит можайский фестиваль своим талантом, чему мы все будем очень рады.
Правда, Сережа, мы все вместе с можайцами будем рады тебя видеть, слышать и слушать, как поет и плачет наша родная балалайка.
Максим ЩЕРБИЦКИЙ.
У ЛЮБВИ ШИРОКОЕ КРЫЛО
Максиму Щербицкому здорово повезло в жизни: он родился на любование.
Вот именно это слово пронеслось у меня в голове, когда несколько лет назад на одном из фестивалей я впервые услышал это имя и впервые увидел, да нет – скорее всего, почувствовал, как притаилась огромная народная поляна, когда к людям на сцену вышел певец Щербицкий.
Со сцены к людям протянулась на большую березовую поляну еле заметная, но ощутимая дисциплинированность. Максим еще не запел, и оркестр «не произнес» еще ни одного звука, а зрители притаились, сами того не понимая, чего хотят они от этого красивого, высокого, стройного человека.
И он запел – чистотой и любовью был окружен каждый, кто услышал голос Максима. А еще уважением, чего часто не хватает человеку во время живого концерта. А еще любовью, к которой тянется душа.
Вот тогда появилось желание не выпускать Максима Щербицкого из вида – не только бархат баритонального голоса, а еще красивого человека, настоящего стройного богатыря, чего в последнее время не хватает на так называемой русской эстраде. И как только настал момент подготовки к фестивалю «Бородинская осень», я позвонил Максиму и пригласил его поехать в Можайск.
Он, мне тогда показалось, не удивился приглашению, не задал ни одного лишнего вопроса, а спокойно произнес: «Еду.»
Откуда мне было знать, что Максим родился в Смоленске, и через его родные места, да, наверное, через судьбы его дальних родственников, пролегла смоленская дорога, на которой остановилась вражья сила и в годы Отечественной войны 1812, и в годы Великой Отечественной войны.
Тогда, а это было года четыре назад, как-то особенно чисто и трепетно лился голос певца на можайской земле. Он не просто лился, а летел в поднебесье – летел радостно, благодарственно, молитвенно. Именно поэтому в год 75-летия Победы советского народа в каждой своей программе он исполнял «Если мы войну забудем» не как песню, не как его обращение к людям, а искренней болью, не зарастающей памятью и предостережением, тем более голос певца наделен и красив именно честной человеческой искренность.
Вот и сегодня Максим Щербицкий на приглашение принять участие в «Бородинской осени-2020» также коротко и твердо произнес: «Еду».
А это значит, что бородинские памятные поля вновь наполнятся искренностью и любовью крепкого на благодарность артиста.
САМЫЙ НАРОДНЫЙ НАРОДНЫЙ АРТИСТ
У Михаила Ивановича Ножкина множество званий и наград, но как мне показалось, он очень дорожит одним – Почетный гражданин города Ржев.
С этим небольшим тверским городком его породнил отец. Именно здесь солдат Иван Ножкин был тяжело ранен в бою, не пропуская к столице фашистов. Именно отсюда подобралась к московскому парнишке Мише Ножкину эвакуация, но не озлобило это все его, не скрутило, не сломило, а наполнило желанием жить. Жить правильно. Жить красиво. Жить в любви к Родине и вместе с Родиной.
И именно из того далекого, а скорее всего – близкого времени началась светлая память о русском солдате гражданина России Михаила Ивановича Ножкина.
Об этой совестливости, об этой памяти и любви говорят все его незабываемые народом роли в кино.
Об этой искренности говорят его стихи и песни, написанные на его стихи, какими бы они ни были – будь то букет для любимой, сожаление о умчавшейся последней электричке, признание певунье в весеннем лесу, или душу рвущие мысли солдата, принимающего последний бой, или вышедшую на улицы городов и сел народную волну с портретами отцов, братьев, сестер, отдавших жизнь за Родину, или искренняя, молитвенная правда: Я люблю тебя, Россия, дорогая наша Русь.
Каждому слову Ножкина веришь.
Он душу рвет, выходя в Можайске со словом к народу.
Он ни разу не слукавил перед своим родным народом.
И можайская «Бородинская осень» вновь ждет своего любимого артиста – самого народного Народного артиста.
НОВОСИБИРСК – НЕ ДАЛЬНИЙ СВЕТ: БЛИЗКИЙ, РОДНОЙ, ЖЕЛАННЫЙ
В прошлом году, в это же приблизительно время, написала мне одна начинающая певица и попросилась включить ее в состав творческой группы, которая выезжает на фестиваль «Бородинская осень».
Не стану называть ее имени, только прислала она и свои записи. Что ж, вроде бы все прилично, чистенькое такое исполнение русских песен. Почему бы не пригласить?
Пригласил и в список внес ее имя. А буквально через несколько часов получаю от нее новое письмо, в нем она предлагает обговорить детали. Каковы они? – спросил я ее тогда. А сколько мне заплатят за выход? – прозвучала ее главная деталь.
Детка, написал я ей тогда, если бы Зыкина была жива и здорова и ее пригласили на этот Гражданский победный и мужественный фестиваль, она не задала бы подобного вопроса. Зная немного Зыкину, она бы целым ансамблем приехала и пела на самой русской Бородинской земле.
И я тут же исключил эту «денежную» певунью из состава творческой группы.
К чему я вспомнил об этом? Да вот какое обращение прислали два дня назад, в день памяти Валерия Николаевича Ганичева, певцы из Новосибирска – Толя Гальянов и Дима Иващенко, лауреаты премии Союза писателей России «Имперская культура». Сибиряки со свойственной им откровенностью жалеют, что это небывалое «масочное» время выбило всех, и их тоже, из колеи, и нет у ребят сейчас материальной возможности приехать на фестиваль.
Но новосибирцы всем сердцем с теми, кто собирается в Можайск, и желают участникам, организаторам счастливых и солнечных фестивальных дней.
Искренность Гальянова и Иващенко только больше роднит нас с ними. На самом деле – роднит, и это уже не только чудесные исполнители, это истинные друзья, на которых в любом случае можно положиться как на себя.
Думаю, да нет – просто уверен, что дорогие моему сердцу Толя с Димой еще споют на «Бородинской осени». И осень золотая, и можайцы, и бородинская заставная земля услышат голоса новосибирцев. Услышат и возрадуются.
Светлана ФИЛИППОВА.
ГОЛОС, ПРОПИТАННЫЙ СОЛНЫШКОМ
Мне хочется, чтобы вы не только послушали, а может, и несколько раз, песни в исполнении Светланы Филипповой, но и внимательно посмотрели на фотографии.
Начните со второй. Здесь ведь не только завороженные дети около сцены – ведущая концерта вышла из-за кулисы на сцену, прямо во время исполнения песни, и, скорее всего, она сделала эти шаги совершенно неосознанно – просто сердце потянуло на голос, на песню, на эту хрупкую девичью тростиночку, позвавшую каждого в зале в луга, в деревню, на простор, к горизонту. На солнышко, на ветер, напоенный луговыми цветами.
А теперь посмотрите на первый снимок, и не столько на Свету, сколько на музыкантов. И Луиза Нуриева, и Володя Дунаев (они оба солисты ансамбля «Россия» имени Зыкиной), и Саша Усков, и Мария Беляева за свою жизнь кому только не аккомпанировали, а тут играют и глаз не сводят с певицы. И не столько ей любуются, сколько голосом – вот этой нежной росинкой, пропитанной солнышком.
Светлана выросла в трудолюбивой семье. Вместе с отцом-военным она объехала пол-России и в каждом месте, будь это волжские берега, мурманская суровая земля, слышала, как поют простые люди, как волнуется, тревожится и радуется их душа. Слушала и повторяла, и училась будто бы ниоткуда начинать песню и окружать ею человека. Притягивать на голос, на каждое пропетое слово и радоваться песне вместе с теми, для кого льется родником ее счастье.
Вот и в этот сентябрь Света приедет на фестиваль в Можайск и осчастливит многих своим солнечным талантом.
Во второй раз приедет. Даст Бог, так и проложит светлую свою дорожку на светлую героическую землю.
СЕРГЕЙ РОЖЕНЦЕВ.
ЗА ГРАЖДАНСКУЮ ВОЙНУ ЗВЕЗД ГЕРОЕВ НЕ БЕРУТ
Вот так сложилось, что свои коротенькие рассказы об участниках предстоящего фестиваля я начинаю с Сергея Роженцева – режиссера-кинодокументалиста. Хотя, если быть совершенно правдивым, он и сценарист, и оператор, и архивариус.
Будет еще правдивее, если скажу: Роженцев – летописец. Любую свою работу, копаясь в прошлом историческом, он переносит в сегодняшний день и прокладывает мостик между прошлым и современным, и твердо, уверенно смотрит в будущее. И делает это мастерски, по ему только свойственной стилистике: он не навязывает своих мнений, не делает своих назидательных выводов – он полагается только на здравый смысл своего зрителя, того самого конкретного человека, который будет смотреть фильм. Документальный фильм. Настоящий. Не развлекающий, а призывающий думать.
Именно таким фильмом и стала последняя работа Сергея Роженцева «Львиное сердце», второй фильм из задуманной трилогии под общим названием «Лев Рохлин. Приказано забыть».
Мне, как и многим, схематично известна судьба русского генерала Льва Рохлина. Она, эта судьба, высвечивалась для нас в необходимой политической власти плоскости. И получалось, что мы ничего и не знали конкретного о человеке, который на деле служил России, был ей верен и был перед ней честен. Это ведь именно Рохлин отказался от присвоения ему звания Героя России за чеченские события, сказав: «За гражданскую войну Звезд Героев не берут».
Весь фильм Роженцева соткан из фактов, из живой конкретики. Зная Сережу много лет, могу с уверенностью сказать, сколько кропотливого труда вложил он в «киношную» судьбу генерала, чтобы вывести Рохлина в заслуженную им честную страницу истории Государстве Российского. Настоящей истории, чем должен гордиться человек.
Да простит мне Лермонтов, но мне так хочется немного по-своему, да, наверное, и Сергей Роженцев со мной согласится, оборвать поэтическую знаменитую строчку: «Да, были люди в наше время – богатыри».
Именно к ним относился русский генерал Лев Рохлин, о котором Сергей Роженцев снял и снимает настоящее кино.
Его-то, этот фильм, и будет представлять режиссер на «Бородинской осени».
ЗЕМЛЯНИЧНАЯ ПОРА
Крохотная огромная работа
Я давно обратил внимание на Сашу Кучеренко. Он может за целый день не проронить ни слова, а потом – ты и сам забудешь – «выдать» такое, что налету остановишься, будто споткнешься о родное и незаслуженно тобою забытое.
Этот молодой красавец, претерпевая нелегкую судьбу беженца, ни на минуту, ни на секунду не дал повода его жалеть – он щедро делится с каждым красотою, которую увидел, услышал, почувствовал.
И на этот раз к своей крохотной огромной работе он приписал несколько слов: «Академическая дача имени И. Е. Репина» – старейшая творческая база Союза художников России. Расположена в Тверской области неподалёку от Вышнего Волочка в восьми километрах от железнодорожной станции в живописном месте на берегу реки Мсты и озера Мстино. В более широком смысле «Академической дачей» (или «Академичкой») называют окрестности творческой базы с близлежащими деревнями Большой Городок и Малый Городок, Кишарино, Терпигорево, Валентиновка, Подол и другими, во множестве заселёнными художниками в середине – второй половине XX века».
Вот и весь сказ. В этом весь мой Саша.
Но вы взгляните… Посмотрите и увидите. И услышите…
Для того чтобы оставить комментарий, регистрация не требуется