«Пятак» или фронтовая история о смешном

Стемнело…

Лесополоса, в которой размещалась и готовилась держать оборону наша рота, притихла. Не шумели машины, стихли бензопилы, генераторов в то время у нас ещё не было.

Жили мы тогда, в основном, по двое в наспех вырытых землянках под пленкой, о накатах тогда только мечтали. Шел второй месяц нашего участия в боевых действиях на Запорожском фронте.

Будучи командиром взвода, я отправился проверять пост. Распутица, грязь, все, как мы любим. Пришел, не свалился по дороге в траншею, посмотрел. Как водится, боец был почти на посту, почти внимательно вглядывался в темноту. Сделал внушение.

Вернулся, залез под плащ-палатку, прикрывавшую вход в жилище, с трудом разместился внутри, куда-то в темноту поставил грязнущие сапоги, сбросил туда же куртку, нашел спальник, залёг.

Не прошло и пяти минут, на улице слышится чавканье грязи, что в любое другое время года в Запорожье называется шагами. Чавканье быстро приближалось. Подозрительно.

Приподнимается плащ-палатка, заглядывает боец Шмель, тяжело дышит, светит телефоном, ищет меня. Почти кричит:

— Святой, срочно, идём скорее, Пятаку хреново, он умирает… Пятак умирает… Плохо, очень плохо.

Вот это поворот! С чего бы вдруг? Боевых действий пока не было. Припадок? Плохо с сердцем? ДРГ?

Пока размышлял, искал сапоги. Другой рукой искал рацию. Нашел все сразу. Накинул куртку, ноги в сапоги, проверил частоту на баофенге, но медика пока вызывать не стал. Вылезаю, бежим.

Следом вылезает кто-то ещё, слышу шум, то ли Качан, то ли Мотя, нет времени разбираться. Благо, бежать меньше минуты, даже по грязи.

Вот и спуск в землянку, узкая земляная лесенка, уже давно покатая и скользкая. Свечу тоже телефоном. Можно хорошо навернуться, потом и в спальник не залезешь, беда. Но ничего. Первый соскальзывает Шмель, за ним я, сзади ещё кто-то. Пробираемся в землянку.

В свете двух телефонов в тесном пространстве между лежаком и двускатной крышей из целлофана такая картина:

Спальник расстегнут, свисает частью своей до земли. На нем в непонятной позе находится Пятак. Он одет, в спальниках спали тогда одетыми — зима, холодно. Тело его изогнуто, одна рука крепко схватилась за край спальника и комкает его, вторая вздернулась вверх, делает странные взмахи вокруг себя, голова запрокинута, слышны нечленораздельные, но громкие звуки, скорее завывания. Ужас, в общем.

Нащупываю рацию, но потом понимаю, что не знаю, что сказать в нее, ведь услышат-то все!!!

«Спокойно», — говорю себе, надо всё выяснить, отпускаю тангенту.

Пятак продолжал ходить ходуном. Судя по всему, ему становилось хуже прямо на глазах. Глаза закатил, слюни изо рта, хрипит, одной ногой с силой пинает воздух перед нами.

«Мы теряем его» —  смешная фраза из какого-то фильма проявилась в мозгу в несмешной момент.

-Так — говорю — Шмель, зафиксируй его.

Шмель ловит руку Пятака, осторожно приближается, второй опирается на лежак и наваливается сверху. Пятак подёргался ещё немного, задышал сильнее и вдруг замер. Даже дыхания почти не слышно.

Свечу на него фонариком и внимательно слушаю дыхание — жив ли ещё наш боевой товарищ?

Пятак открывает глаза, видит напряжённое лицо Шмеля перед собой, ощутимо вздрагивает всем телом, пытается высвободить правую руку, бесполезно, Шмель ее по-прежнему крепко держит. Смотрит в сторону, морщится от света фонарика, видит меня, всмотрелся, закрыл глаза. Открыл глаза, дёрнул ногой, выдохнул и говорит, ни к кому не обращаясь:

— Приснится же такая жуть, еле отмахался! Отпусти руку-то, больно же!

Кладу рацию в карман, докладывать нечего, сидим, смеемся.

Будь здоров, Пятак, отныне и навсегда!

Позывной «Святой»