Съемочная группа «ANNA-News» попала под обстрел в Карабахе

Съемочная группа «ANNA-News» попала под обстрел!!! По всем правилам современной журналистики именно так и должна начинаться моя статья. Но продолжать в этом же духе – глупо. В обстрелах нет ничего удивительного, если ты провел целые сутки на одном из самых горячих направлений Карабахской войны. Между окопами противников — 800 метров. Это рабочая дистанция даже для пулемета. По нам работал снайпер из крупнокалиберной винтовки, прилетали зажигательные мины, рядом с нами взрывались «Смерчи». К счастью, все эти смертоносные штуки облетали стороной, и я продолжаю писать свои статьи.

В этот раз пресс-служба отправила нас на север Карабаха. В отличие от южного направления, здесь противник не добился практически никаких результатов. Даже взятие Матагиза не привело к краху обороны. Здесь местность гористая, самая высокая точка – больше двух тысяч метров. Поэтому лихие гусарские наскоки здесь не пройдут. Дороги узкие, а скалы отвесные. Чтобы разгромить оборону противника нужно метр за метром прочесывать густые леса без помощи бронетехники. Даже тотальное господство в воздухе и мощная артиллерийская поддержка не дают азербайджанским войскам существенного преимущества. Местные ополченцы говорят, что с 1994 года враг серьезно вырос в технологическом плане, но его пехота так и не научилась воевать. Что тогда, что сегодня при встрече двух групп в лесу практически всегда армянские солдаты одерживают верх.

На мое немое требование доказательств нас просто повели вперед на нейтралку. Местность простреливалась, но в этот раз нам повезло, и снайпер противника, видимо, в этот момент грел свой ужин и не обращал на нас никакого внимания. На месте нас ждала груда несвежих трупов. Больше двадцати дней они лежат здесь. Застывшие предсмертные гримасы на лицах, почерневшая кожа, куча червей, пожирающих тела, и страшный смрад – вот все, что осталось от диверсионной группы противника.

Именно для выноса тел и используются гуманитарные перемирия. Их было уже два за эту войну, а за этими солдатами так и не пришли. Бойцы Нагорного Карабаха так и говорят, что это профанация, а не прекращение огня. Мы заканчиваем стрелять, противник подтягивает резервы и атакует с удвоенной силой. Своими телами противник не интересуется от слова совсем.

На улице стемнело, и мы вернулись в расположение взвода. Через час азербайджанцы повесили «люстру» (запустили осветительную мину). Так уж совпало, что именно в этот момент нас позвали на ужин. Жареная колбаса и хлеб с соленым сыром насытили наши желудки. Меня стали расспрашивать обо всем… Конечно же всех интересовало только одно — когда же Россия отправит свои войска в Карабах?

Все присутствующие согласились с мыслью о том, что только Россия может сказать решающее слово в судьбе Нагорного Карабаха, и только нам по силам остановить турецкую экспансию. Мои собеседники приводили немало доводов в пользу этого сценария. Перечисляли христианское единство, культурную близость и много других аргументов. Я не знал, что ответить, потому что Карабах – это самый пророссийский регион в Закавказье. Здесь по-русски говорят процентов 70 населения. Они без какого-либо давления со стороны России изучают русский язык в школах. Несмотря на то, что этнических русских здесь до войны жило чуть меньше 200 человек, большинство вывесок здесь двуязычные. Так что сдача этого заповедника русофилии серьезно пошатнет наши позиции в Закавказье. Единственный ответ, который я придумал – Путин ждет официального обращения Пашиняна о помощи в рамках ОДКБ. Мы решили, что стоит еще немного подождать и Россия точно что-нибудь придумает.

Ночь в этот день была ясной. Луна ярко светила сквозь деревья, и в этом магическом свете мы побрели спать. Атаки сегодняшней ночью не ждали. Противник обычно использует туманное утро, чтобы подойти незамеченным. Мне выделили шикарное место у стены на широких нарах. Все бойцы спали не раздеваясь. Я же позволил себе небольшую вольность. Снял ботинки и залез в спальник. Не помню, что мне снилось, но спал я точно хорошо. Горный воздух успокаивает нервы, а о близости неприятеля напоминали лишь дуновения ветра. Он доносил до нас сладкий трупный запах, тех бойцов, что лежали за поворотом. В любом случае они уже закончили свою войну и больше не могли причинить нам вреда, чего нельзя было сказать об их живых сослуживцах.

Утро для меня началось еще до рассвета. Часовые заметили в небе беспилотник и постарались его сбить. Стрелковое оружие – слабый помощник в таких упражнениях, поэтому непрошенный гость продолжил свой путь дальше на север. От выстрелов проснулись многие, поэтому я тут же был угощен кружкой кофе с печеньем. Со сладким на передовой нет никаких проблем. Диаспора собирает деньги со всего света и покупает своим воинам дополнительные пайки. Печенье коробками и сгущенка в неограниченных количествах – это отличительный признак карабахского фронта. На некоторых упаковках приклеены детские письма. Это старая традиция всех армий мира желать сил и победы своим защитникам.

Для старого ополченца Амаяка эта война – третья. Его трудно чем-то удивить, но в этот раз он резонно замечает, что уже второе утро подряд противник ведет себя очень тихо… Не к добру это! Как будто подслушав наш разговор, азербайджанцы отправляют нам несколько зажигательных мин. Они взрываются на обратной стороне холма. Наши оппоненты пытаются поджечь лес, чтобы было проще наступать… Но на этот раз у них ничего не получилось… Всей заставой решили, что нужно срочно написать жалобу в Greenpeace, но делать это лучше после войны. Ни одна международная организация не сможет остановить эту войну, в ООН уже никто не верит.

Проснувшихся солдат нужно чем-то занять, и их отправляют строить новую оборонительную позицию. Замечая передвижения в новом месте снайпер противника открывает огонь. Он стрелял из крупнокалиберной винтовки разрывными патронами. Но почему-то пули проходили на два метра выше наших голов. Солдаты просто пригнулись и продолжили свою работу.

Солнце поднималось все выше, и мне надо было собираться в обратный путь. Над нами еще раз пролетел беспилотник, и через пять минут на соседний пост градом посыпались мины. Попрощавшись со всеми мы с проводником пошли пешком по лесной дороге. На дороге стояла сгоревшая техника, и мой спутник сказал, что азербайджанцы засекают любые передвижения с воздуха и работают по машинам артиллерией, и ударными беспилотниками. При этом армянская сторона работает по старинке. Разведывательных дронов у них практически нет, огнем управляют корректировщики на местах, а видят они совсем недалеко.

Просто представьте какое мужество надо иметь, чтобы служить на этой маленькой заставе. Против тебя воюет гораздо более сильный противник, который видит все твои перемещения. И все, что остается этим парням – драться до последнего, сжав зубы и кулаки. Они объясняют свое упорство очень просто. Эти мужчины защищают свою земли и своими телами они прикрывают своих близких и родных, которые стоят за их спинами. Если они дрогнут, то в Карабахе не останется ни одного армянина. В этом меня убеждали практически все. И в их словах есть доля правды. Уже сейчас отсюда уехало более 90 000 человек, и если наступление азербайджанской армии продолжится, то их количество заметно увеличится.

В голове крутились эти мысли, и как-то незаметно мы дошли до места, где нас должна была ждать машина. Ее не было на месте, и нас пригласили выпить чай в ближайший подвал. Пока мы потягивали кипяток и вели неспешные беседы, снаружи послышалось противное шипение. Оглушительный удар поднял пыль с пола до самого потолка. Такие прилеты продолжались пять минут. Наши стаканчики из твердого пластика раскололись, и чай вытек на пол. Мы же отделались легким испугом. Всего-то нужно было переждать полчаса и на машине добраться до цивилизации… А у парней на передовой нет таких комфортных подвалов. Такие же прилеты они пережидают в неглубоких окопах. Но все равно они не уходят. Просто отступать им некуда. Позади их родные деревни.

Александр Харченко, военкор ANNA News

Фотография — Документального фотографа Арега Балаяна