Служить, нельзя помиловать?

В 2023 году в России прошла относительная либерализация законов, связанных с возможностью заключить контракт о прохождении военной службы осужденными (за исключением совершивших тяжкие преступления) в период мобилизации, военного положения или в военное время. Служба по контракту стала доступна для тех, кто отбыл наказание в виде лишения свободы и имеет снятую (погашенную) судимость.

Параллельно с этим, еще один федеральный закон установил основания и правовые гарантии освобождения от уголовной ответственности лиц, призванных или заключивших контракт на военную службу по мобилизации или в военное время (при определенных, указанных в законе обстоятельствах).

С одной стороны, учитывая нашу обычно неспешную бюрократическую систему, законы были приняты довольно оперативно. С другой – в реальной жизни о наборе заключенных добровольцами на фронт (в ЧВК «Вагнер») стало известно широким массам примерно осенью 2022 года, многие из них уже получили помилование и вернулись к мирной жизни.

Вопрос о том, насколько опасным могут быть лица, преступившие закон (особенно бывшие заключенные), когда получат боевой опыт, до сих пор является дискуссионным и поднимается в разнообразных медиа – от СМИ до социальных сетей.

В принципе, уголовные преступления малой и средней тяжести бывают разными, например – человек стал виновником ДТП, где кто-то получил тяжелую травму. Никакого умысла нанести вред окружающим он не имел, но по закону обязан отвечать. Аналогично, оступиться может каждый человек. «Почему нельзя дать возможность искупить свою вину перед Родиной на поле боя?» — задаются вопросом те, кто поддерживает эту инициативу.

«В широком смысле — человек совершает преступление не от хорошей жизни и часто имеет проблемы с психикой. Затем это усугубляется условиями, в которых находятся заключенные. А участие в военных действиях окончательно наложится поверх и может привести к непредсказуемым последствиям» — возражают им противники данных мер.

Если рассматривать ситуацию объективно, без патетики и эмоций, то обе точки зрения имеют право на жизнь. Сама по себе она не новая и имеет глубокие корни.

Привлечение осужденных/заключенных для разнообразных государственных нужд испокон веков практиковалось в разных частях мира. Уголовников могли отправлять конкретно на войну, как, условно, во Франции первой трети XIX в Алжир, могли отправлять абстрактно в безвозвратные ссылки в колонии (заставляя воевать за жизненное пространство с местным населением, как, например, итоге появились США).

Для нас более привычны исторические примеры о ссылках как в царской Руси, так и в Российской Империи, где уголовное наказание пытались совместить с пользой, и людей высылали далеко от центральной «европейской России» — в разнообразные «украины» (ленская, даурская и пр), то есть окраины русской земли, в разных направлениях.

Еще во времена Ивана Грозного его царская грамота Строгановым по сути амнистировала покорителей Сибири (среди атаманов Ермака были и приговоренные за «буйства и грабежи» на Волге). В период войны с Наполеоном на «привлечение русскими преступников к войне» жаловалась французская пропаганда. После Первой Мировой в архивах осталась масса документации, из которой исходило, что верховное военное командование рассматривало мобилизацию заключенных, имеющих боевой опыт, с первых месяцев войны. Молодая советская власть позволяла некоторым осужденным влиться в ряды РККА, затем взяла паузу на мирное время, но уже в период Второй Мировой вновь вернула призыв в войска для определенных категорий заключенных.

К слову, раз уж возникло упоминание о привлечении осужденных в советские войска в период Великой Отечественной, уместно сделать небольшое «лирическое отступление». В настоящий момент советский период истории можно охарактеризовать в медийном поле как излишне мифологизированный. Небольшая часть общества склонна его изрядно идеализировать, но в целом в мейнстриме скорее насаждается противоположная точка зрения. Поэтому, «благодаря» информационной политике, которой придерживаются определенные средства коммуникации, включая масскульт, привлечение заключенных к боевым действиям в Великой Отечественной Войне часто представляют по образам из каким-то низкопробных художественных вымыслов в литературе или кино.

Зачастую, рисуют образ-страшилку условного «штрафбата» где собирают зэков, «забитых татуировками», «жертв ГУЛАГа», провинившихся офицеров и прочее, хотя в реальности путать в один клубок мобилизованных бывших заключенных, штрафбаты и штрафроты не следует. Несмотря на то, что попытки заглянуть в то время в поисках объективности трезво, на основании архивов, иногда предпринимаются, и некоторые научные исследования считают данный опыт положительным для защиты Отечества*, определенная часть общества испытывает по отношению к заключенным с боевым опытом страх и недоверие (в том числе и на основании гипертрофированных медийных образов).

Но вернемся в наше время. Есть немало людей, которые ещё в 2014-2015 году, сразу после отбытия наказания, поехали воевать за Донбасс по идеологическим соображениям. В тот период времени часто можно было столкнуться с теми, кто находясь под условным сроком, со словами «Как же я могу за Родину-то не пойти, когда она в опасности» — уезжали на защиту мирного населения Донецкой и Луганской Народных Республик.

На этой войне, которая началась девять лет назад, уже тогда невольно приходилось задумываться о понятии «пассионарность», предложенном в начале XX века Львом Николаевичем Гумилевым. Под пассионариями Гумилев подразумевает людей энергичных, активных, желающих воздействовать на мир и видоизменять его.

По градации философа, высшая степень пассионарности это самопожертвование и стремление к подвигу, поиск идеалов, по уровням ниже всё упирается в людей рисковых, лихих, отчаянных, сейчас их типаж, в том числе, относится и ко многим «солдатами удачи» (в том числе и к тем, кого называют «контрактниками» или кого обзывают «наёмниками»). Важнейшим аспектом является то, что пассионарий – в любом случае – антипод обывателя.

Опыт первого этапа боевых действий на Донбассе в 2014-2015 годах показал, что те, кто идейно и добровольно отправлялся на фронт, не боясь лишиться там жизни или здоровья, не смотря на наличие каких-либо проблем с законом в России (и, иной раз, усугубляя их своим «побегом» на войну) оказывались куда более бесстрашными, пассионарными и годными к боевым действиям, чем законопослушные, кроткие и образцовые домашние мальчики-обыватели или мобилизованные Украиной прям с огородов рагули-Мыколы.

Тем не менее, отчасти признавая то, что среди нарушителей закона может быть больше рисковых и полезных для войны людей, отчасти понимая, почему обыватель боится такой типаж, либо насторожен по отношению к нему в любом проявлении — вопрос, касающийся психологических травм, посттравматических расстройств, социализации и адаптации тех, кто прошел тюрьму, войну/СВО или всё это вместе — остается открытым и насущен по сей день.

 Сейчас в социальных сетях и в СМИ все чаще встречаются сообщения о том, что люди, вернувшиеся домой после участия в СВО, совершают преступления или становятся жертвами преступлений. В основном это драки, избиения, нанесение телесных повреждений.

Особенно подробно обсуждаются случаи, когда человек «был призван» из мест заключения и воевал в составе ЧВК «Вагнер».

Безусловно, проблема адаптации людей, прошедших боевые действия, к мирной жизни — есть. И эта проблема очень серьезная. Связана она не только и не столько с тем, что человек до этого совершил преступление, был или не был в местах заключения. Проблема в том, что в условиях боевых действий насилие – это нормальное состояние, ведь противника надо уничтожить. Кроме того, там человек живет очень короткими временными промежутками, практически от боя до боя. И даже в тылу находится в зоне риска.

Это приводит к серьезным изменениям в психологии и психике человека, его восприятия окружающего мира. Так называемый «поствоенный синдром», который является одним из видов посттравматического стрессового расстройства, описан и внесен в международную классификацию болезней далеко не сегодня, но базируясь на результатах медицинских исследований был отдельно выявлен еще в начале 19 века (хотя существовал, безусловно, еще с античности).

Можно вспомнить, например, эпизод из книги Ремарка «На западном фронте без перемен». Вернувшийся с войны офицер убивает свою возлюбленную и ее любовника. Его судят за убийство. И защитник приводит на мой взгляд очень верный аргумент в защиту данного офицера: всего полгода назад, когда на его окоп наступал противник, он из пулемета убил более 20-ти вражеских солдат. И получил за это орден. Он так привык действовать.

Издание «Профиль» цитирует взгляд на ситуацию кандидата психологических наук, доцента кафедры психологии кризисных и экстремальных ситуаций факультета психологии СПБГУ Михаила Бриля: «У выхода на волю через боевые действия есть свои плюсы: часто бывший заключенный носит стигму «уголовника», а после участия в СВО отношение к нему может поменяться – все-таки он уже ветеран боевых действий. Вопрос в том, что кризис, который был отложен на момент выхода из мест лишения свободы, может наступить после боевых действий.

В некоторых случаях возможен феномен посттравматического роста – за счет переживания тяжелых событий на фронте человек воодушевлен и у него есть силы и готовность преодолевать трудности. А может быть и травмирующий эффект – в таких случаях высокий уровень стресса и нехватка ресурсов не позволяют успешно адаптироваться к той жизни, которая его встретит на «гражданке». Это чревато алкоголизацией, спонтанными проявлениями агрессии и многим другим.

И третий вариант – боевой опыт будет не столь травмирующим, условия субъективно окажутся мягче, и тогда человек благополучно переживет эту часть своей жизни. Полученные деньги станут дополнительным ресурсом и поддержкой, однако важно помнить, что за годы заключения человек мог утратить навык обращения с финансами – их потеря или пустая трата могут стать тяжелым ударом». 

В настоящее время в России практически отсутствует нормальная система адаптации не только фронтовиков (про них только начинают задумываться), но и заключенных в принципе — две трети находящихся в местах лишения свободы (и без военных потрясений) сейчас являются рецидивистами. Масштаб проблемы, которую необходимо решить нашей стране, огромен. Но выбора здесь нет, необходимо создавать и отрабатывать механизмы.

Сейчас бывшие бойцы в целом предоставлены самим себе. Либо их пытаются жалеть, при этом не понимая их переживаний, либо посылают куда подальше. Вот это – жесточайшая ошибка государства.

Эти люди – активные, много видевшие, имеющие свою позицию в жизни – должны встраиваться в мирную жизнь, получать поддержку от государства. Но не в виде милостыни, а в виде «удочки» – чтобы они сами могли работать, кормить свои семьи, воспитывать детей. А те чиновники, которые говорят, что «мы вас туда не посылали», должны однозначно рассматриваться как предатели России.

* Реент Ю.А. Пенитенциарная система и штрафные воинские части: преступление и искупление вины в период Великой Отечественной войны

Мария Коледа