Татьяна Азаревич: «Я встала на место «Берега» и продолжила его дело»

Интервью с Татьяной Азаревич, военнослужащей СВО, специалистом в сфере технологий РЭБ и БПЛА, вдовой капитана «Берега».

—  Добрый день, Татьяна. Расскажите, пожалуйста, немного о себе.

— Здравствуйте. Меня зовут Азаревич Татьяна Александровна. Я родилась 13 апреля 1990 года в Советском Союзе, в Московской области. После рождения мама сразу увезла меня в Алжир, где в тот момент мой отец служил военным советником, в том числе — по части РЭБа. Мама у меня — врач-анестезиолог. В Россию я приехала в 1994 году. Закончила школу при организации ЮНЕСКО, после школы сразу начала работать в крупном банке и параллельно училась на заочном в Московском государственном областном университете имени Крупской, по специальности «Криминалист». Там же я сразу начала получать второе высшее образование – «Педагог права». Помимо высшего юридического и педагогического образования, у меня есть ещё несколько дополнительных. Была дважды замужем — первый муж у меня был программист, второй муж — капитан «Берег». О нём, я думаю, рассказывать не нужно, потому что и так уже много информации, в Интернете в том числе. Поженились мы в 2019 году, после чего практически сразу уехали в Северную Африку, а оттуда — на Ближний Восток.

После смерти мужа я вернулась сюда, в Донбасс. Это было совершенно спонтанное решение. Я поняла, что у меня есть человек, который меня поддерживает — «Куница». Мы с ним договорились, что я еду в Ливан, забираю кошек, вещи и приезжаю сюда работать. Конечно, многие думали, что я не вернусь из Ливана. Либо — что я «забью» на эту тему или через какое-то время её брошу. Но я до сих работаю по данному направлению, и весьма успешно.  

В нашем последнем разговоре я просила Игоря вернуться обратно в Ливан, чтобы он использовал свои знания, свои способности здесь, раз уж мы решили жить в Ливане. На что Игорь мне ответил, что не может оставить своих ребят — они ему как дети, потому что он за них в ответе. Они пришли конкретно к нему, хотят работать именно с ним. Он обещал, что в марте приедет ко мне, и мы поговорим. Вот этот разговор у нас был как раз последним, в тот вечер, когда с ним всё и произошло. Из-за того, как Игорь относился к своему созданию – он ведь считался создателем окопного РЭБа, идеи Z-символики, я решила, что самой лучшей памятью о нём будет продолжение его дела. Так я этим и занялась.

Я бы сказала, что, наверное, самая сложная тема в армии – это РЭБ. Тут постоянно нужно прогрессировать, придумывать что-то новое, либо вспоминать что-то старое и реанимировать это. Из-за чего, собственно, я так сильно и устаю, и мозгом, и телом. Порой я думаю: «Игорь! Ну почему ты не пошёл в арту!». Но, раз уж я взялась за это дело, раз заявила, что продолжу дело «Берега» — конечно, я не могу подвести.

Наша команда изучает как действие, так и противодействие РЭБу. Поэтому, соответственно, и работаю с БПЛА – мне нужно знать, как можно обмануть РЭБ, чтобы сделать его ещё сильнее.  Радиоэлектронная борьба – там есть, где развернуться, и нужно это использовать.

Когда я, скажем так, встала на место Берега, я заново, с нуля всё поднимала – вела набор людей, обучение, общалась с инженерами, чтобы получать знания в радиоэлектронной борьбе – как и что там вообще работает, на каких принципах, с поставщиками договаривалась. Потом у меня был практически полностью новый состав гуманитарщиков, которые нам помогали. Всё с нуля, а ведь мы же на войне находимся! 

Мои бойцы не должны знать только РЭБ. Они ведь могут работать и в окопах, поэтому я отдала их лучшему инструктору России – Олегу Блохину, они тренировались у него. Некоторых бойцов я отправляла на обучение FPV — летать, чинить, собирать и вообще иметь глубокое представление о работе FPV-дронов. У нас ведь это основная задача.

В каждой РЭБовской команде должен быть «летун», чтобы проводить испытания. И летать он должен отлично, даже лучше, чем на фронте, потому что мы проверяем РЭБ, а проверять надо в самых жёстких условиях. Если он в максимально жёстких условиях показал себя хорошо, значит, его со спокойной душой можно отдавать на фронт, так как в более лёгких условиях он отработает ещё лучше. Я реально тогда спала по четыре часа. И когда меня спрашивают, как я пережила смерть «Берега» — я полностью ушла в работу. У меня не было даже одной свободной минуты. И на самом деле мне это очень сильно помогло. Потому что, честно говоря, до того, что случилось, я была очень слабым человеком. И если бы мне два года назад сказали, что я стану такой, какой являюсь сейчас, я бы в жизни не поверила. Не думала, что во мне столько сил.

— Вы вдова легендарного «капитана Берега», убийство которого до сих пор волнует значительную часть российской патриотической общественности. Сегодня Вы продолжаете его дело. А есть ли ещё что-то, какие-то проекты, которые он начал, а Вы продолжили? Или просто какие-то проекты в его честь, в его память?

—  Да, мы решили продолжать дело «Берега». Начали с того, что организовали учебный центр. Из-за того, что после его смерти погибло ещё двое «Сурикат» меньше, чем через месяц, люди, которые были не оформлены, покинули подразделение. Некоторые даже со скандалом. Так как нас уже не пускали на фронт, дали паузу, мы стали заниматься учебным центром: проверять разные средства радиоэлектронной борьбы, в том числе подавители, пеленгаторы; обучать и поставлять за счет сборов проверенные нами средства РЭБа, обучали другие подразделения правильно ими пользоваться. Сейчас мы уже сами собираем, тестируем и отдаём в работу тот РЭБ, который, собственно, собираем.      

—  Вы немало прожили на Востоке. Расскажите, пожалуйста, о вашей жизни там.

— На этот вопрос я пока не могу ответить, потому что учитывая, что там начались военные действия, возможно, Россия тоже в них будет участвовать. Не факт, конечно, но лучше пока оставить этот вопрос в стороне.  

— Сейчас Вы в зоне СВО. Тяжело женщине приходится в «мужском мире»? Возникают ли какие-то трудности на этой почве?

—  Да, конечно, в мужском коллективе непросто. Кто-то, например Олег Блохин, особенно активно меня поддерживал и поддерживает. Меня активно поддерживал командир, у которого я сейчас работаю. «Сурикат», а точнее — «Куница», один из подчинённых Игоря. Ну и, соответственно, «Мурз». Некоторые ребята нормально относятся к тому, что я здесь работаю. А многие этого не понимают, считают, что женщина должна сидеть дома. Но когда видят мою работу, то понимают, что я перестала быть в их глазах скажем так, женщиной, а стала таким же сотрудником, который действительно помогает и берёт на себя часть важной работы. Я как-то философски к этому отношусь, никак на это не реагирую. У каждого своё мнение. Я, например, тоже считаю, что некоторым здесь тоже лучше не находиться.

—  Вы учились всему на месте, когда приехали?

— Да, я училась здесь, на месте. Что-то мы обсуждали ещё с Игорем, когда он был жив. Он мне показывал свои разработки, то, что он делал, рассказывал, как это работает, зачем это нужно. Но более подробно в эту тему мне пришлось погружаться уже самой. Где-то помогали товарищи, где-то мне показывали-рассказывали. Те же инженеры объясняли некоторые вещи – почему так, а не иначе. В свободное время читаю литературу, а потом отрабатываю непосредственно на полигоне, с техникой. Ну и по опытам было понятно и наглядно видно, что и как работает. Соответственно, какие-то знания получались именно в процессе работы. Также я обменивалась опытом с разными людьми. Что-то они мне подсказывали, рассказывали новое, что-то я им.

— Есть ли у Вас помощники?

— Да, конечно. Мы разделяем наш труд, без помощников, разумеется, никуда. В том числе, есть помощники из других бригад, других подразделений, полков. Основные, конечно же, непосредственно в нашей бригаде, в подразделении, в котором я продолжаю работать.

— Как вы пришли в сферу радиоэлектронной борьбы и работы с БПЛА?

— Я в неё пришла неожиданно и, как выразился Андрей Никитин, он же «Фунт», с ноги. Вообще изначально не планировала этим заниматься. Но потом, когда ехала за документами, в один прекрасный момент я поняла, что должна здесь остаться и продолжать работу «Берега». Это было совершенно спонтанное решение, но мне оно показалось правильным. Мне всё сейчас удаётся. Не всегда легко, но я не жалею об этом.

— Какие основные задачи стоят перед вашей командой в области РЭБ?

— Основные задачи – это создание РЭБа, его тесты, прогрессирование, потому что всё не стоит на месте, в том числе и БПЛА. Идёт постоянная гонка технологий и идей. Соответственно, мы испытываем РЭБ и отдаём его в работу.

—  Какие методы РЭБ вы считаете наиболее эффективными в современных условиях?

— В первую очередь, один из важнейших – это радиоэлектронная разведка — проверка радиофона, что работает, где, на каких частотах. Это самое необходимое и при полётах, ведь прежде, чем запускать дроны важно провести радиоэлектронную разведку, которая даст ответы на вопросы – есть ли коридор, не «погаснет» ли «птица», не будет ли она подавлена с того момента, как только взлетела. Соответственно, по «птицам» и понимать, какой РЭБ в дальнейшем будет делаться.

— Как Вы оцениваете развитие технологий РЭБ за последние несколько лет?

— Изначально радиоэлектронная борьба была поставлена на подавление связи. Это мы помним ещё со времён Великой Отечественной войны, когда во время Курской дуги как раз очень сильно посодействовал советский РЭБ. Он оставил немцев без связи, из-за чего они, собственно, остались без «глаз», без «ушей», без всего. Это очень сильно повлияло на исход войны. В дальнейшем РЭБ тоже использовался, по большей части, для связи. Но сейчас мы можем подавлять не только связь, но и БПЛА, а при желании – вскрывать замки, электронные ворота, машины. На самом деле РЭБ с нами повсюду.

Если брать совсем недавнее время, вот эти два года войны, то РЭБ очень сильно прогрессирует, во всех смыслах. Это уже не просто подавители, не просто антенны. Это модули, программирование, цифровые технологии. Прогресс идёт семимильными шагами.

—   Как изменились тактики использования БПЛА в последние годы?

— Тактики БПЛА, на самом деле, меняются постоянно. Если раньше это было наблюдение, после начались сбросы, потом появились FPV-дроны, камикадзе. После появились и FPV-дроны со сбросами. Такой аппарат, как «Баба-Яга» — агродроны, которые могут нести на себе ретранслятор для улучшения связи оператора с FPV-дроном. Соответственно, меняются они очень быстро, и это действительно вопрос от нескольких недель до пары месяцев. Что мы часто наблюдаем — это скачки по частотам. Что диапазон, в котором, по большей части, происходит эта война — от 50 МГц до 6500ГГц. Практически, все частоты уже заняты. И нашими, и союзниками, и радиоволнами, и мобильной связью, и Wi-Fi – вообще всем, что имеет отношение к радиоволнам. Иногда, конечно, они дублируются — то есть два разных прибора могут работать на одной частоте. Соответственно, чем они отличаются – у них разные сигналы. Хотя это одна частота, но сигнатуру мы видим совершенно разную. Из-за этого идёт тоже прогрессирование РЭБа.

Если мы берём дроны-детекторы — записывается определённый сигнал, например, FPV-«птиц» и сканируется. Тем самым дрон-детектор может отличить работающий FPV от работающего на той же частоте Wi-Fi или рации. У них именно разные сигнатуры. Идёт в том числе война мозгов. Разные прошивки, цифровое воздействие. Так что это постоянная война. И «птицы», и РЭБы прогрессируют, постоянно стремятся друг друга догнать, победить. 

— Какие технологии и стратегии Вы порекомендуете использовать для противодействия БПЛА?

— В первую очередь, как я уже говорила, нужно обязательно проводить радиоэлектронную разведку. Использовать фальш-цели, они никогда не бывают лишними. Нужно обучать бойцов правильно пользоваться РЭБом – когда его нужно включать, когда не нужно. Дрон-детекторы – они иногда полезны, иногда нет.

Какую-то тактику невозможно сделать общей, потому что разный РЭБ используется по-разному – тот, который остаётся на танке, используется по-одному, у пехотинца – по-другому, для локальной цели – по-третьему. Соответственно, РЭБы туда ставятся тоже разные, в зависимости и от питания, и от степени воздействия — от радиуса, по частотам, по мощности. Тут нужны индивидуальные подходы. Тот РЭБ, который мы, например, используем на танках — совершенно не подойдёт пехотинцу, исходя хотя бы даже из размеров, мощности, питания.

— Как Вы оцениваете эффективность существующих систем противодействия БПЛА?

— Какие-то эффективны, какие-то неэффективны. Я мало встречала каких-то коммерческих РЭБов, которые производятся не кустарно, как мы делаем у себя в мастерской, а на более-менее солидных заводах. Хотя через мои руки за эти больше чем 1,5 года прошло огромное количество разной техники. Что-то достойно уважения, что-то видишь и сразу понимаешь результат, который будет. Всё равно — мы продолжаем тестировать. Потому что — а вдруг всё-таки вот это была хорошая поставка или там модули лучше, или они что-то изменили в антеннах? Я предпочитаю использовать собственный РЭБ, потому что знаю, чем он начинён, какие модули в нём используются, какие там антенны. Я знаю, как это всё между собой взаимодействует, какие дополнительные вещи туда входят. Я сама их собираю со своей командой, когда мы это тестируем в условиях, очень тяжёлых для РЭБа, но очень удобных для «птицы», чтобы проверить в максимально жёстких условиях. Поэтому, конечно, я больше доверяю тому, что сделала сама. Это можно сравнить с едой. Можно пойти в ресторан и поесть, но ты не знаешь качество продуктов, где что и как повалялось прежде, чем попало на стол. А когда ты сам готовишь еду, то знаешь, что выбрал, как готовил. Ты уверен в своей продукции. И здесь такая же история. Но ведь бывает, что в ресторане такая прекрасная еда, что самостоятельно её повторить сложно за неимением некоторых ингредиентов, которые очень влияют на вкус, но которые сложно достать. Здесь абсолютно так же. 

— Можете ли Вы поделиться конкретным примером успешного применения РЭБ или противодействия БПЛА?

— Примеров много. По большей части, это то, что мы использовали. Был один РЭБ, который мы ещё немножко дорабатывали, коммерческий. А так — их немало. Как я уже сказала, тот РЭБ, который мы собираем, мы не отдаём в поля и в работу, если в нём есть какая-то неуверенность. Соответственно, РЭБ отрабатывает, и отрабатывает хорошо. Мы этим пользуемся каждый день, потому что без РЭБа сейчас нельзя. Оно должно быть постоянно в работе. Не 24/7, но при угрозе устройства должны включаться.

—  Как ваша команда взаимодействует с другими подразделениями для достижения общих целей?

—  Мы взаимодействуем с разными подразделениями, делимся опытом, знаниями по запчастям, например — какие антенны не использовать, какие модули, а какие – наоборот, использовать и как именно. Делимся доработками. Мы не просто собираем, но ещё и дорабатываем РЭБ с помощью цифровых систем. Союзники многие тоже так делают. Кто-то тоже антенны собирает. Делимся информацией, при возможности, от радиоэлектронной разведки. Если попадаются «птицы» — союзники могут сказать, в каком диапазоне у них летают, мы, соответственно, можем сравнить эти результаты. И от этого тоже отталкиваемся, потому что понимаем, что нужно начать подавление определённых частот, которые стали появляться. Обсуждаем прошивки, делимся общим опытом. Прошлым летом с некоторыми подразделениями даже проводили совместные тренировки и обучение.

—  Какие навыки и знания наиболее важны для специалистов в Вашей области?

— Знание физики. Оно, конечно, всегда нужно в такой точной работе. Физику не обманешь, тут всё построено на ней. В нашем случае это радиоэлектронные волны, связь.

— Как Вы видите будущее РЭБ и БПЛА в контексте глобальной безопасности?

— На самом деле это очень сложный вопрос, потому что с одной стороны я вижу, что РЭБ всё-таки пытается из себя что-то выжимать — мы что-то доделываем, придумываем, развиваемся, хотя буквально зимой я думала, что век РЭБа очень короткий, ведь сделали уже всё, что возможно. Но, как выясняется, можем и дальше делать, развиваться. Всё равно идём на какой-то прогресс, дополняем, делаем практически каждый РЭБ более совершенным. «Птицы» совершенствуются — и мы, соответственно, совершенствуем РЭБ. Хотя, казалось бы, просто уже некуда идти дальше, но это шахматы и здесь, как и в шахматах, миллионы ходов. 

БПЛА в контексте глобальной безопасности – тут такая же ситуация, как и с РЭБом. Применить можно, но учитывая, насколько всё это быстро происходит, у меня даже мысли нет, что может быть дальше. Потому что фактически за очень короткий промежуток времени с обычного Mavic мы скакнули на десятки, а то и сотни разных видов, «крыльев», агродронов, FPV и так далее.

— Как Вы оцениваете роль искусственного интеллекта в области РЭБ и управления БПЛА?

— Этот вопрос, мне кажется, самый интересный. Я думаю, что искусственный интеллект совсем скоро уже будет использоваться, причём очень активно. Я встречала дроны с искусственным интеллектом. Не совсем полностью на нём, но я видела, как они выделяют оружие, отдельно человека с оружием – сам дрон, безо всего в том числе разделяет форму одежды, допустим, у одного — один камуфляж, у другого — другой. Выделяет машины, обычных гражданских людей. Эти дроны есть, и давно. Это не новость. Думаю, что сейчас работа будет идти над полной автоматизацией, построенной на искусственном интеллекте и в скором времени человеку уже не придётся особенно активно вовлекаться в работу РЭБа или БПЛА, почти все будет делать машина.

— Какие инновации в области РЭБ и БПЛА Вы ожидаете увидеть в ближайшие 5-10 лет?

— В ближайшие 5-10 лет это будет искусственный интеллект. Но насколько за такой длинный срок всё это скакнёт вперёд… Я даже боюсь представить. Я уже говорила — мы за год-полтора были очень удивлены, как быстро все прогрессирует. Реально, от 2 недель до 2 месяцев постоянно что-то меняется, ставятся новые задачи. Постоянно казалось, что мы не будем успевать за этими БПЛА с РЭБом. Но успеваем. Это непредсказуемо – как в 90-х было невозможно представить, что мы будем общаться по телефону, по видеосвязи, что вообще будет массовый интернет, а кнопок в телефонах не будет. Тут примерно то же самое. Будет, наверное, что-то сверхфантастическое.

— Как Вы думаете, как изменится роль человека в управлении РЭБ и БПЛА с развитием IT — технологий?

— Это как раз продолжение предыдущего вопроса. Думаю, что человек уже не особо будет задействован в работе РЭБа и БПЛА. Потому что на это придёт искусственный интеллект и нейросети. Технологии, конечно, очень здорово шагают вперёд, быстро и далеко.

— Какие потенциальные угрозы могут возникнуть с развитием автономных систем?

— Как бы смешно ни звучало, но «восстание машин». Говорят, что искусственный интеллект – это очень мощная, сильная вещь, но человеческий мозг ни один искусственный интеллект никогда не перепрыгнет. И даже если получится так, что будет какое-то «восстание машин», на каждое действие есть противодействие. Помимо электрического поля у нас есть ещё магнитное, которое может полностью влиять на электрическое. Те же электромагнитные импульсы, например. Думаю, что человек придумает, как решить эту проблему, если она возникнет. Но я считаю, что когда у нас будут создаваться какие-то сверхтехнологии, к ним заранее будет создаваться антидот, какая-то система глушения этих технологий. Помимо РЭБа, конечно. 

— Чем развитие IT-технологий помогает в Вашей работе?

— Это позволяет перепрограммировать «птиц», модули, создавать какие-то более чувствительные антенны. Потому что это всё программируется. Даже если ты создаёшь антенну, нужны очень точные расчёты, до нанометров. Точные расчёты именно излучения, которое она будет давать — как это будет влиять на «птицу», на её управление. Соответственно, мы сейчас больше работаем с модулями. Я не знаю, с чем мы будем работать дальше – через полгода, через год. Возможно, модули уйдут в сторону. Это генераторы помех, noise jammers. Соответственно, эти модули можно перепрограммировать, менять под себя как удобно — менять плотности помех, увеличивать мощность. Так что IT-технологии в этом, конечно, нужны.  

—  Что бы Вы посоветовали молодым специалистам, желающим работать в этой области?

— Специалистам я могла бы посоветовать быть внимательнее и обязательно взаимодействовать со своими «противниками», то есть с ребятами, которые занимаются БПЛА – в одной бригаде подразделение БПЛА и подразделение РЭБа обязательно должны между собой контактировать, обмениваться информацией и работать вместе. И нужно не забывать, что помимо физики есть ещё человеческий мозг, который может придумать, как сделать «обманку». Что когда оператор БПЛА понимает, что он не может лететь, потому что ему мешает РЭБ, или оператор РЭБа понимает, что всё равно как-то «птицы» проходят, просто начинать включать ум и работать по старинке, пытаться обманывать. Это делается разными способами, которые, конечно же, в интервью мы освещать не будем. Просто надо не забывать, что помимо физики есть ещё собственные мозги и нужно иногда выходить за рамки.

—  Есть ли у Вас какие-либо рекомендации по изучению темы РЭБ и БПЛА для новичков?

— По изучению РЭБ и БПЛА есть разные методички. Есть очень много телеграм-каналов, в которых выставляется информация про разные дроны, разные РЭБы. Есть обсуждения среди людей, которые сидят в этих каналах. В том числе, среди них сидят специалисты, которые находятся на фронте. И не всегда с нашей стороны. Все друг друга читают, это ни для кого не секрет. Иногда бывает такое, что люди делятся информацией не показывая, что они враги или не враги. Так, собственно, и происходит утечка информации.

Есть хорошие книги, методички, но они тоже не в открытом доступе. Потому что сейчас именно то время, когда никакую информацию в открытом доступе желательно давать очень с большой оглядкой.

—  Есть ли у Вас опыт сотрудничества с гражданскими организациями или научными учреждениями?

— Да, был опыт сотрудничества с разными предприятиями. Мы в основном тестировали их продукцию, вносили какие-то свои корректировки, давали обратную связь. Так и работали.

—  Что Вас вдохновляет в Вашей работе, какие цели Вы ставите перед собой на будущее?

— Больше всего меня вдохновляет понимание, что на войне не всегда убивают, на войне ещё и защищают. Я в данный момент занимаюсь защитой солдат, наших. Меня вдохновляет, что РЭБ работает. Что солдат это видит, скажем так, на себе. Потому что не каждый, кто получает РЭБ на фронте, всегда в этом хорошо разбирается, но каждый надеется, что РЭБ отработает, что не будет никаких проблем. И это меня вдохновляет – когда солдат понимает, что это его спасло, что вот сейчас он мог погибнуть, но устройство его спасло, защитило.

—  Чем, по-Вашему, закончится СВО и как скоро?

— Я не знаю. С одной стороны, часто говорили про мирные переговоры, с другой стороны — говорили, что их не будет. Я просто занимаюсь своей работой и буду заниматься до тех пор, пока идёт СВО. А что там дальше будет – посмотрим. В любом случае, свою жизнь хочу продолжить в этой сфере, в РЭБ. Даже после окончания СВО.

— Спасибо Вам за интересное интервью! До новой встречи!

Мария Коледа