Интервью с Юрием Корчаком — бывшим сотрудником МВД РФ, создателем Профсоюза сотрудников органов внутренних дел по СПб и Ленобласти, политруком (замполитом) мотоштурмового батальона бригады «Эспаньола».
— Здравствуйте, Юрий Алексеевич. Расскажите, пожалуйста, немного о себе.
— Здравствуйте. Если коротко — родился в 1983 году, в городе-герое Ленинграде, окончил Сертоловскую общеобразовательную школу в Ленинградской области. После восьмого класса пошел учиться в кадетский Ракетно-артиллерийский корпус, после его окончания — принял решение отслужить срочную службу в армии, так как считал, что настоящий офицер должен видеть службу изнутри, не только службу офицера военного училища. Для того, чтобы понимать, что чувствует солдат. Отслужил в войсках ПВО два года – в период 2001 по 2003 год. После этого работал и простым рабочим, да и в такси пришлось поработать. Так получилось, что пошёл работать сначала дружинником, а потом устроился на службу в органы внутренних дел — работал на должности милиционера ППСМ, после был помощником оперативного дежурного, затем — опером по наркотикам. Так моя жизнь связалась именно с органами внутренних дел. Видя некоторые проблемы сотрудников органов внутренних дел и будучи, скажем так, привязанным к справедливости, я решил создать профсоюз, которому, конечно, очень были не рады мои руководители. Профсоюз был создан мной в 2011 году и до сих пор продолжает свою деятельность. Конечно, в этой деятельности были перерывы, но это первый в истории Санкт-Петербурга, Ленинграда профсоюз, который реально работает, а не «карманный».
— Вы родились, выросли и живете в Санкт-Петербурге, ранее — Городе-Герое Ленинграде. Как считаете, это повлияло на Ваши патриотические взгляды? В Городах-Героях же, наверное, больше патриотических «ноток»?
— То, что я родился в городе-герое Ленинграде, конечно, повлияло на мою судьбу, на мои взгляды, но я думаю, что это всё-таки зависит больше от воспитания. Воспитание у меня было намного патриотичнее, чем, наверное, в других семьях, потому что мой отчим, который меня воспитал, стал мне отцом, являлся военнослужащим, служил в одной из воинских частей военно-воздушных сил. И я постоянно присутствовал у него в части, на аэродроме, летал на самолетах, вертолетах. Мне это было близко. Конечно же, до сих пор моя судьба очень тесно связана с авиацией, потому что я её люблю. Люблю управлять самолетами, люблю всё, что с ними связано. Так получилось, что, когда я служил в войсках ПВО, то приходилось с этими же целями и бороться. Так что жизнь у меня, скажем так, насыщенная. Но всё-таки я уверен, что где бы человек ни жил — неважно, в городе-герое или нет, главную роль играет воспитание и восприятие человеком информации, которая даётся нашими учителями, родителями, та обстановка, в которой ты общаешься. Я думаю, это всё-таки главное.
— Что повлияло на Ваш выбор профессии? Почему МВД?
— Повлияли на выбор профессии мои друзья, мои наставники, которые меня направили на правильный путь. Я видел их отношение к службе, их отношение к гражданам. Когда я работал дружинником, мой наставник предложил принять решение о прохождении службы в органах внутренних дел. Я не раздумывая принял это предложение и понимаю в данный момент все чаяния и проблемы сотрудников органов внутренних дел — что и как происходит изнутри, как тяжело на самом деле строится работа и насколько сотрудники сейчас не защищены.
Сейчас, приехав с войны, я встретился с бывшим начальником нашего петербургского главка. Он мне задал вопрос: «Как ты считаешь, нужны ли профсоюзы МВД?». На что я ему ответил: «Конечно, нужны». Он говорит: «Нет, ты не прав. В нормальной системе профсоюзы не нужны». На что я немножко дерзко ему, конечно, ответил: «А где вы сейчас увидели нормальную систему? Вы изнутри её сейчас видите? На отдел, на один район приходится на тех же участковых по несколько участков. Если раньше это была достойнейшая работа, то сейчас, конечно же, этого вообще ничего нет. И нам нужно полностью переформатировать всю эту систему. Я готов отойти в сторону и ликвидировать профсоюз, когда это всё наладится, когда будет хотя бы приближённо та система, которая была при генерале Щёлокове, которую выстроили и до сих пор не могут разрушить».
— Сейчас Вы являетесь руководителем Профсоюза сотрудников органов внутренних дел по СПб и Ленобласти. Чем занимается Ваш профсоюз?
— Наш профсоюз занимается поддержкой сотрудников органов внутренних дел, членов их семей, защитой их трудовых прав и не только. Вообще моя задача, как я это вижу, в первую очередь – популяризация профессии сотрудника органов внутренних дел. Но для этого государству ещё очень многое предстоит сделать. Я считаю, что со стороны руководства МВД нужно больше внимания уделять профсоюза, так как они во многом в этой задаче могут помочь. Да, никакому руководителю не нужна, конечно, никакая оппозиция, а профсоюзы как общественная организация являются в своем роде оппозицией. Никому из руководителей, конечно, никогда не нравится, когда им что-то говорят против их деятельности. Но это должно происходить, потому что зачастую подчиненные не могут что-то сказать, а, так как профсоюзы независимы в своей деятельности — они могут рассказывать, поднимать острые вопросы. Фактически — в своём роде являться гласом народа, гласом тех сотрудников, которые служили либо служат. Поэтому мы сталкиваемся с большими трудностями. Иной раз нам приходится защищать права сотрудников органов внутренних дел в судах. Внимание со стороны руководства к профсоюзам нужно еще и для того, чтобы те руководители, которые нарушают закон своими действиями, чувствовали, что есть не только прокуратура, но и общественное порицание, есть та сила, которая может повлиять или даже просто – донести до вышестоящего руководство реальное состояние дел.
— Сравнительно недавно уровень доверия к сотрудникам внутренних органов был скорее отрицательным, даже «приморские партизаны» появились… На Ваш взгляд как сейчас обстоят дела в этом направлении? Что было предпринято для того, чтобы отношение людей к силовикам улучшилось и произошло ли это?
— Не улучшилось отношение людей, никак.
— Каковы основные проблемы на сегодняшний день сотрудников органов внутренних дел?
— Конечно же, это низкий уровень заработной платы, несовершенство системы, невыполнение тех же законодательных актов, которые предписаны для сотрудников органов внутренних дел, в том числе – есть, например, очень красивая лазейка, которой пользуются руководители и само министерство. Она называется ЕЖВ – это единовременная жилищная выплата, которая предписывает выдачу сотрудникам органов внутренних дел жилья после 10 лет службы, но это никогда не выполняется. Если сейчас посмотреть на то, как «зазывают» на службу и как это потом выполняется – всего 1%. Например, если сейчас взять всех сотрудников органов внутренних дел Санкт-Петербурга, для того чтобы все сотрудники, которые стоят в очереди на получение жилья его получили, нужно 120 лет. Мы эти подсчёты проводили. Конечно же, это нереально.
Профсоюз разработал поправки в законопроект, чтобы были прописаны сроки получения этих выплат после определённого количества времени — после шести лет службы, чтобы они именно вписывались в эту программу. Но я обсуждал эти поправки с некоторыми депутатами Государственной Думы, с руководителями высоких рангов. Они говорили, что это нереально. Получается просто обман тех людей, которые приходят на службу в органы внутренних дел — жильё они никогда не получат.
Проблем много, проблемы эти нужно озвучивать, и их нужно решать. Сотрудник, который приходит в органы внутренних дел служить по-настоящему, на благо Отечества, на благо своей Родины, должен чувствовать за своей спиной систему, государство, которое его всем обеспечит. Пока что этого не происходит. Если не произойдет кардинального улучшения в самом подходе к набору сотрудников, их воспитанию, профессиональной деятельности — мы придем к очень большой беде внутри страны.
— Помогла ли в чем-то реформа МВД, когда милицию сделали полицией? В чем был смысл этой реформы?
— Недавно был праздник сотрудников внутренних дел. Мы собирались с ветеранами и с теми людьми, которые в данный момент служат. Были офицеры и средних, и высоких должностей. И мы этот вопрос затрагивали. Пришли к выводу, что эта реформа только ухудшила ситуацию.
— Есть такой старый советский фильм — «Рожденные революцией», о становлении МВД в Советской России. Там была показана проблема, когда белогвардейских милиционеров увольняли просто потому, что они идеологические враги. В итоге молодых сотрудников народной милиции некому было обучать… После реформы МВД в России случилась похожая ситуация? С чем она связана, ведь идеология-то в 2011-2012гг не менялась…
— Народной милиции уже давно нет. Всё, что происходит сейчас – это совершенный развал системы, на мой личный взгляд это – предательство нашей Родины. Люблю приводить пример про Кима Филби, который был агентом СССР в МИ-6 и помогал СССР разваливать эту английскую секретную службу. Что он сделал? Он наваливал на своих сотрудников огромное количество бумажной работы – что сейчас и происходит. Мы переносим только бумажки с этажа на этаж, из кабинета в кабинет. Больше ничего. То есть, фактически времени на помощь гражданам просто не остаётся. Получается, это нарастает как снежный ком – это касается как милиции (нынешней полиции), так и армии.
Заканчивается тем, что либо сотрудники органов внутренних дел увольняются и на их место не приходят новые сотрудники, либо не выдерживают, и на тех сотрудников, кто остаются (если взять тех же участковых) — наваливается ещё один, второй, третий дополнительный участок. И я прекрасно вижу, что сотрудники просто не успевают справляться со своими должностными обязанностями. Не потому, что не хотят — просто очень много работы, особенно бумажной. Зачастую мы видим, когда приходят материалы уголовных дел либо административных правонарушений, то у нас появляются так называемые «отказники». Это отказной материал, который кладётся на полку, пылится там много лет. И по факту простым гражданам помощь в решении их проблем не оказывается совершенно. И это очень большая беда. Доверие граждан к органам внутренних дел упало совершенно.
Мне кажется, что нужно полностью переформатировать нашу систему. Полиция всё-таки является образующим инструментом управления внутри страны. У граждан внутри страны должно быть понимание, что их защищает само государство. Если же этого не будет, то люди могут дойти до крайней точки, начать бастовать. Мы видели это в недавнем прошлом на примере межнациональных конфликтов. Но это вопрос уже другой, он касается этнической напряженности между народами России, потому что народов у нас очень много.
— Почему Вы приняли решение принять участие в СВО в составе добровольческого подразделения?
— Было много моментов. Один из них – я просто в ходе своей волонтёрской деятельности увидел, что там происходит. И не мог оставаться в стороне. Моё «я» как человека, не как председателя, говорило о том, что там – простые ребята. И я – тоже простой человек. И должен помочь. Естественно, я понимал, что хочу попробовать послужить именно в составе добровольческого подразделения.
— Вы пошли служить в добровольческое формирование «Эспаньола». Почему именно туда?
— Я много ездил по всей линии фронта, начиная с Луганска и заканчивая Херсонской областью, попадал под артиллерийские обстрелы, пулемётные, оказывался в очень неприятных ситуациях. «Эспаньола» — потому, что там служило несколько моих сотрудников, и я видел, что это самое лучшее подразделение в плане отношения к бойцам, видел, как оно реагирует на изменение боевой обстановки, как оно включает в свой состав новое вооружение, которое только-только появилось, что нет бумажной волокиты. Когда командиры узнали, что я собираюсь подписывать контракт, у меня было много предложений. Но я остановил свой выбор на «Эспаньоле», и ни капельки не жалею, что оказался там, познакомился с этими людьми.
Считаю, что по своему составу и формированию «Эспаньола» очень похожа на «Вагнер», но не идентична ему. Самое главное, что там нет бумажной волокиты, зато есть братство, есть понимание между высшим, средним руководящим и рядовым составом, нет того, что кто-то будет кого-то недопонимать, унижать и так далее. Поэтому там мне было комфортно. Я бы не сказал, что приятно, потому что в войне приятного мало, но воевать было комфортно. Полгода я был там — сама система, командиры – наш командир «Испанец» и мой непосредственный командир батальона «Питбуль» относились к личному составу хорошо и всегда его берегли. Я, уже заведомо зная это, принял решение присоединиться именно к ним.
— Что Вы как замполит стараетесь донести до бойцов?
— Я служил в добровольческом подразделении, где добровольцы полностью уверены в выполняемых задачах, в том, за что они борются и за что готовы отдать свою жизнь. К сожалению, некоторые не вернулись, хотя руководители старались беречь личный состав, не отправляли нас в «мясные» штурмы, каждая операция была продумана. Этих людей заставлять не надо, им нужно просто напоминать. Многие думают, что футбольные хулиганы – это какие-то отморозки, бандиты, но это совершенно не так. Люди там разные.
Я, например, жил рядом с человеком, который полжизни провёл в тюрьме, грубо говоря — с уголовником. А я — сотрудник полиции. Но мы были и остаёмся с ним лучшими друзьями. Мы друг другу помогали всегда. Этим людям не надо было что-то объяснять. Моя задача была в том, чтобы просто их направлять. В своё время я прошёл курсы замполитов первого добровольческого корпуса, там почерпнул много полезной информации, которая подправила мою деятельность с профессиональной точки зрения. Я понял, как это надо правильно делать. Где-то надо направлять мобилизованных, контрактников, но добровольцы знают, за что они идут. Они идеологически подкованы. Эти футбольные хулиганы хоть и хулиганят, но зато знают, за что будут отдавать свою жизнь и здоровье. Поэтому мне было с ними просто общаться. Я в любой момент мог им сказать: «Ребят, вы сами сюда пришли. Если вам что-то не нравится – добро пожаловать домой». Работать с ними было легко. Люди все восприимчивые, с обратной связью. У нас там были и девочки, и мальчики, с каждым из них я поддерживаю обратную связь, со всеми дружу.
— Вам наверняка задают вопросы вроде «каковы задачи СВО»? Что можно ответить на подобный вопрос?
— Да, конечно. Задача СВО обыкновенная – денацификация и демилитаризация Украины, как и говорил наш Президент. Полностью избавиться от этого фашистского элемента, полностью избавиться от Украины как военной силы. Сила эта, благодаря зарубежным партнёрам Украины, мощная, но Россия всегда была и будет сильнее. И когда в одном из недавних интервью мне задавали вопрос: «А что дальше?» — лично моё мнение, что дальше мы не должны останавливаться на Украине, мы должны дойти до Ла-Манша и уничтожить ту силу, что извне старается уничтожить Россию. Если мы этого не сделаем, если мы просто возьмём Украину, то это совершенно не решит наших проблем. Это игра в долгую, игра, если это так можно назвать, опасная. Она может привести как к развалу Евросоюза, который и создавался в принципе для развала России, так и к развалу России. Россия ведь организовывала такие структуры как СНГ, потом Евразийский союз. В любом случае, это большая геополитическая игра, а русский солдат всегда платит за неё своей кровью. Эти моменты я и пытался своим друзьям и товарищам рассказать.
— До «Эспаньолы» Вы занимались гуманитарной деятельностью, сейчас Вы как-то сотрудничаете с волонтерами?
— Да, до «Эспаньолы» я занимался гуманитарной деятельностью. Мы с моими сотрудниками её организовали, когда я ещё был резидентом ЧВК «Вагнер центра», за что я очень благодарен «Вагнеру» и Евгению Викторовичу Пригожину. Занимались волонтёрской деятельностью, конечно же, очень много моих друзей-волонтёров, очень сильных. Хочу отметить Николая Жукова — это руководитель волонтёрского проекта «Женский батальон Николая Жукова» у которого больше двух тысяч человек состоит в организации. Я неоднократно с ним ездил в зону СВО, где мы передавали гуманитарную помощь. И в какой-то момент, когда мы ехали с ним по полям Донбасса, он мне сказал: «Юра, а ты сам не думал послужить?». Я говорю: «Коль, да я тут весь поломанный-переломанный, куда мне там служить». И после этого Николай уходит служить в 98 дивизию ВДВ.
Так получилось, что когда я пришел в «Эспаньолу», мы воевали рядом. Николай воевал на направлении Часов Яр, в 331 полку, и мы рядышком – в нескольких километрах друг от друга. Так получалось, что мы несколько раз виделись. Я заезжал к нему в гости, обнимались, по-братски уже, по-военному. Не только как друзья, которые в одном городе живут, а как просто военные братья, поэтому хочу его отдельно отметить. Это большой человек, с большим сердцем. У которого есть внуки. Который доказал и словом, и делом свою состоятельность. Хочу ему передать большой привет и сказать, что наше сотрудничество ни в коем случае не останавливается. Не только с этими организациями, но и с остальными, естественно. Вернувшись из зоны боевых действий, находясь здесь, дома, я понимаю, что наша волонтёрская работа продолжится.
Также хотел бы отметить очень большой вклад, волонтёрский и гуманитарный, Восстановительного центра города Амвросиевка, где я был и видел, как проходят реабилитацию бойцы. Я имею в виду докторов, психологов, то, как они восстанавливают наших бойцов. Это очень-очень большая работа, которая заслуживает пристального внимания со стороны государства для того, чтобы все-таки эти люди не оставались одни. Те люди, которые содержат этот реабилитационный центр, делают всё за свои деньги, но я хотел бы, чтобы всё-таки сюда подключилось государство.
— Помимо прочего Вы являетесь действующим членом International police association и советником руководителя представительства Всероссийской полицейской ассоциации в СЗФО РФ. Можете рассказать об их деятельности и о том, что конкретно Вы там делаете?
— Что касается организации International police association — да, я действительно являюсь членом этой организации, являюсь советником руководителя представительства. Но по деятельности… Меня не было полгода, но на тот момент, когда я работал в этой сфере, естественно, в мои обязанности входило не только советовать руководителю, но и выполнять практические действия для организации спортивных соревнований между различными государствами, привлекать спортсменов, сотрудников полиции для того, чтобы полицейская дружба между государствами крепла. Политика-политикой, но задача полицейского — служение народу, и мы как полицейские разных стран всё-таки понимали, что это общая задача, у нас общие интересы и увлечения. Одно из этих увлечений, конечно, спорт, который сближает, и культура. Мы всегда на этом сходились и были рады друг друга видеть и встречаться, потому что каждый из нас понимал свою основную задачу — это служение своему народу. Поэтому, опять же, повторюсь — работа была интересная, работа была, скажем так, та, которая удовлетворяла всех, в том числе – меня. Мне было приятно общаться со своими зарубежными коллегами.
— Что можете сказать о работе наших аналитических центров, таких как «Мелодия» и других? Как они помогают в борьбе с врагом?
— Неоднократно бывал в этом аналитическом центре, знаком со всеми их руководителями, в том числе — «Топазом», «Чукчей», другими ребятами, которые руководят этим центром. Это инновационная разработка, сделанная «Эспаньолой», в частности — командиром «Испанцем». «Мелодия» — он почему так называется? Потому что штаб должен работать, как музыка. Именно музыка войны. В чём заключается задача? Штаб делится на две части — непосредственно штаб боевой работы и вторая часть — аналитический центр. В аналитический центр входит подразделение анализа боевой ситуации, анализа высотной работы, анализа боевой работы и анализа работы с агентами. Агенты — те люди, которые находятся на той стороне, которые поддерживают Россию.
Исходя из получаемой информации со всех трёх точек аналитический центр даёт указание либо рекомендации штабу «Эспаньолы», а штаб, располагая действиями и силами, которые находятся на конкретном участке фронта, в частности там, где мы выполняли боевую задачу и выполняем до сих пор — в Часов Яре — принимает решение по огневому или ракетному воздействию, даёт рекомендации Генеральному штабу Российской Федерации для удара высокоточным оружием, выдаёт точки воздействия на противника. Эта система — та, которая, на мой взгляд, должна присутствовать во всех войсках Российской Федерации. Считаю, что на каждом участке фронта такие центры должны создаваться. Это то изобретение, которое должно было быть, но оно является почему-то в данный момент, скажем так, эффективным только потому, что есть определённая воля у командира. Если это будет более массово — тогда наша победа значительно приблизится. Анализ ситуации и работа с агентами — это основное при работе в условиях боевых действий.
— В одном из интервью Вы поднимали вопрос о мобилизованных. Вы — за новую волну мобилизации, чтобы ротировать тех, кто уже более двух лет находится в зоне боевых действий?
— Да, моя позиция заключается в том, что тем людям, которые были мобилизованы, нужно дать демобилизацию. Люди отвоевали. Должна быть новая волна мобилизации — на мой взгляд, мы не вытянем это все без неё. Те добровольцы, которые будут приходить и приходят в данный момент, всё равно не перекроют те потери, которые у нас всё-таки есть. Представьте себе, если бы у нас была постоянная мобилизация и демобилизация, то есть, если бы вопрос был изначально поставлен так, то мы на своём пути поставили бы под ружье подготовленных бойцов. Если бы, допустим, эти бойцы, грубо говоря, знали, как и их семьи, что они будут мобилизованы, а потом будут возвращаться домой, то мы бы поставили под ружьё и подготовили огромное количество боеспособных солдат. В случае нападения зарубежных войск у нас была бы готова боеспособная армия профессионалов. А так есть такое понятие, как моральный выдох.
Морально эти мобилизованные, которые были призваны, уже устали и не совсем готовы для выполнения основных военных задач при решении нынешней ситуации. И да, сугубо моё мнение — конечно, эти люди должны быть демобилизованы. Что касается новой мобилизации, то тем людям, которые сидят в генеральном штабе, в правительстве — им, наверное, виднее.
— На Ваш взгляд, почему эту проблему не решают? Почему она вообще возникла? Или был расчет на то, что СВО продлится меньше по времени и не придётся делать ротацию?
— Да, я думаю, на то и был расчет, что мы всех задавим, но по моему мнению вывод войск из-под Киева — это была огромная ошибка. Те люди, с которыми я общался, которые там были, они говорят – да, мы могли взять Киев. Числом больших потерь. Но из-за того, что мы отвели войска, за эти два года мы потеряли ещё больше людей, чем могли бы.
— На Украине сейчас русофобская идеология, смотрящая в Европу. А есть ли идеология в России? И, по Вашему мнению, нужна ли она?
— По поводу русофобской идеологии на Украине я могу ответить совершенно правдиво, потому что моя мама с Украины, с Константиновки, мой папа из Ровенской области, и я ездил туда до 2013 года. Видел, как это всё происходит. В 1993 году, после развала Советского Союза, я видел, как захватили этой идеологией умы людей те личности, которые пришли к власти или были около нее. Русофобская идеология развивалась сразу, скажу больше — она развивалась и до этого. Это было даже раньше, ещё до развала Советского Союза, по рассказам моей мамы, моего папы.
Находясь в Бахмуте, где от точки соприкосновения до противника несколько километров, а в Константиновке находится могила моего деда – участника Великой Отечественной войны — до этой точки осталось 13 километров. Для меня, конечно, было и есть принципиально дойти и поклониться моему деду — участнику Великой Отечественной войны.
На мой взгляд идеология сама по себе — это самая важная часть этой войны. В отличие от России, у Украины есть идеология – убить, догнать, разорвать Россию. В России нет идеологии. Она живёт, как живёт. В Советском Союзе была идеология – мы будем первыми, мы всех победим, мы всех одолеем, все люди будут жить в равных условиях, с равной зарплатой и так далее. В данный момент ни у сотрудников органов внутренних дел, ни у народа России нет идеологии. Никакой, от слова совсем. Естественно, у любого государства идеология должна быть — это самое главное, тот путь, по которому государству должно развиваться. Опять же, я говорю сейчас, в данный момент не как председатель профсоюза, а как простой гражданин, как тот человек, который общается с рядовыми бойцами, которые поддерживают мои мысли. Поэтому идеология — самое главное, а её у нас нет, и с этим надо что-то делать.
— Ваша супруга — глава юридического отдела вашего профсоюза? Как она Вам помогает? Она сейчас занимается профсоюзом?
— Да, моя супруга — глава юридического отдела профсоюза, и все юридические вопросы (большинство из них) она решает лично. Хотя у нее есть подчинённые, которые тоже занимаются развитием профсоюза. Эти люди ранее входили в состав и в структуру МВД, но, как показала практика, когда доходит дело до судов, мы зачастую с супругой вдвоём туда приезжаем. Даже были смешные ситуации, когда судья задает вопрос: «А почему у вас одинаковые фамилии?». На что мы отвечали: «На судебный процесс влиять это не должно», но да, так получилось, что моя супруга является главой юридического отдела. Познакомились мы с ней в профсоюзе. Её бывший муж тоже является сотрудником органов внутренних дел. Моя супруга взяла мою фамилию, и вот теперь происходят такие комичные ситуации, когда начинают нам приводить доводы про семейный тандем. Обычно на это я говорю: «Давайте разбираться в сути уголовного, либо административного дела, касающегося сотрудников органов внутренних дел».
— Как человек одной с Вами идеологии, легко ли Ваша супруга восприняла Ваше желание пойти на СВО?
— Когда я принял решение пойти на СВО, когда я сказал об этом своей супруге, она поняла, почему я туда решил пойти. Хотя до этого, когда я ездил в командировки, она меня не понимала — была совершенно аполитична, не понимала моего рвения. Но после того, когда она со мной съездила первый раз в командировку, у неё появились там друзья, с которыми она до сих пор общается. Некоторые из них, к сожалению, уже погибли. Она увидела своими глазами, что происходит, какие люди там находятся, как эти люди воюют. Тогда она своё мнение кардинально поменяла. Поэтому, когда я принял решение пойти воевать, не скажу, что ей было легко всё это принять, но она отнеслась с пониманием. Она сказала: «Езжай и выполни свой долг». Я очень благодарен ей за её поддержку, за рвение в помощи бойцам, за понимание моего положения и за то, что она меня ждёт, любит, и очень сильно, конечно, за это уважает.
— Изменило ли Вас участие в СВО не как волонтера, а как военнослужащего? Изменились ли Ваши взгляды?
— Конечно же, изменилось отношение и как волонтера, и как военнослужащего. И к волонтёрам, и к военнослужащим, потому что увидел изнутри работу военной машины, увидел, как это происходит, как это делается, как это всё распределяется, как это будет распределяться в дальнейшем. Мне как волонтёру это, конечно, очень сильно в дальнейшем поможет. Изменились ли мои взгляды? Нет, конечно же, они не изменились, они находятся на той же стадии, на которые были. Я понимаю, что люди, которые занимаются этой деятельностью — поддерживают армию, добровольцев – это самые героические люди, которых я только видел в жизни. Не считая наших бойцов. И, конечно же, вот это отношение не изменилось. Но взгляды на саму ситуацию внутри армии, конечно же, поменялись. Потому что я увидел, как работают добрабаты и как работает армия.
— Как Вы относитесь к «Русским дружинам»?
— Я очень положительно отношусь к «Русской дружине», к «Северному человеку». Есть, конечно, свои недостатки в этих организациях, но само понятие и сама идеология — опять же, к вопросу об идеологии — очень правильные. Потому что у нас даже в Конституции записано, что образующий народ России — это русский народ, но мы начали об этом забывать со своей толерантностью. Толерантность — это хорошо, это замечательно, но когда она переходит в разряд беспредела и беспредел видят только с одной стороны — со стороны русских — это очень плохо. А беспредел, на самом деле, творят те граждане, которые видят свою безнаказанность, когда им не могут либо дать отпор, либо они думают, что останутся безнаказанными после совершения своих правонарушений.
— Что бы Вы пожелали всем тем, кто сейчас находится в зоне СВО, тем, кто ждёт своих родных и близких дома, а также своим «коллегам по цеху»?
— Конечно, фарта воинского, удачи. Всем тем, кто ждёт их дома — чтобы они жили хорошо, чтобы у них было здоровья побольше. И чтобы они любили своих бойцов и ждали домой. Это самое главное для солдата — чувствовать, что его ждут домой, что его любят и ждут. Ну и, конечно, чтобы любой солдат знал, что за ним — Родина, что он не просто так отдаёт свою жизнь. Чтобы он верил в то, что наша Родина, наша огромная Россия — самая большая страна в мире — будет существовать всегда.
Мария Коледа
Для того чтобы оставить комментарий, регистрация не требуется