Андрей Лисьев: «Начало СВО «обнажило нерв» у всего русского общества — никто не равнодушен, даже те, кто притворяются, что «в домике»»

Интервью с Андреем Владимировичем Лисьевым – российским писателем, работающим в различных жанрах, многодетным отцом, участником СВО, проходящим службу по контракту в ВДВ, победителем Всероссийской литературной премии имени Владлена Татарского в номинации «Художественная проза» в 2025 году. Наш собеседник ведёт свой именной ТГ-канал «Андрей Лисьев писатель».

— Здравствуйте, Андрей Владимирович. Расскажите, пожалуйста, нашим читателям немного о себе.

— Мне повезло, похоже, у меня несколько жизней. Я родился в Минске 54 года назад — обычный советский школьник, который решил связать свою жизнь с армией. Будучи гуманитарием, выбрал военно-политическое училище в Ленинграде. Потом — распад СССР, увольнение на выпуске. В Москве с 1996 года. До 2004 года работал в банках, до 2015 года — собственный бизнес, рынок ценных бумаг кормит меня до сих пор. Я — профессиональный инвестор. В 40 лет у меня случился «кризис среднего возраста», потом онкология. Я понял, что в гробу карманов нету. А в компьютере мои литературные отрывки и наброски, которые жалко выкинуть, копятся хаотично — обо всем подряд. Решил попробовать писать. Оказалось, что литература – тяжелое ремесло, ему нужно учиться. А учиться я люблю. С 2012 года вышли несколько книг и рассказов. И сейчас моим друзьям уже неинтересно, куда и что я там инвестирую. Всем интересно, что я написал. Вторая жизнь. Когда летом 2022 года мне пошили форму, я надел ее, взглянул на себя в зеркало и вздрогнул — жизнь сделала полный круг. Моя тридцатилетняя увольнительная окончилась. Добро пожаловать домой! В строй!

— Вы пишете в разных жанрах: постапокалиптика, социальная фантастика, современная проза. Какой жанр вам всё-таки ближе всего и почему? Есть ли жанр, в котором Вы ещё не писали, но очень хотите попробовать?

— Когда я только задумался о литературе, вызов, который я осознал, звучал так: «а слабо написать о современниках интересно?» Серьезная классическая литература – всегда о «героях нашего времени». Да, писать фантастику люблю, фантастика – увлекательная задача. Мой довоенный роман «Сломанное небо Салактионы» — любимое детище, исполненное по канонам «старой доброй» научной фантастики.

Но «современная проза» — жанр более сложный, и научиться писать современную прозу – очень серьезная цель моего творчества. Не умею писать детективы и не умею писать ужастики, о чем жалею. Есть острая потребность в детской патриотической литературе, но писать для детей я пока не готов.

— Ваш роман «Зима милосердия» стал сотой книгой во «Вселенной Метро 2033». Как Вы попали в этот проект и что для Вас значит работа в такой известной франшизе?

— Проект иноагента Дмитрия Глуховского завоевал популярность в конце «нулевых» годов. Я тогда читал книги всех авторов серии подряд. Однажды я ощутил, что «Вселенная Метро» выдыхается, качество произведений стало падать, и решил попробовать: вдруг у меня получится не хуже? На книгу ушло пять лет работы, из которых год текст «отлеживался».

— А сколько обычно уходит на книгу?

— На большую форму от трех до восьми лет. Военные повести пишутся быстрее. На работу над «Не прощаемся» ушло всего три месяца, она просто «выстрелила». «За каждый метр» — чуть больше года.

Как попал в серию «Вселенная метро-2033»? Бизнес издательств устроен так, что русская проза находится в самом конце «пищевой цепочки». Издатели зарабатывают, в первую очередь, на учебниках и/или на nonfiction, во-вторую очередь – детские книги с картинками, в-третью – известные иностранные авторы, в раскрутку которых не надо вкладываться, в-четвертую – русская классика, права на которую истекли, и только на пятом или шестом месте – русская проза современных авторов. Редакторы, которые с нами работают – люди «шестого» сорта. От них постоянно требуют искать новых «звезд» так, чтобы не инвестировать в их продвижение. А так как жанры «бегства от реальности» до СВО были очень популярны, издатели постоянно «выгоняли в народ» редакторов серий, искать новые имена. Я побывал на паре семинаров, которые проводили редакторы-фантасты, и однажды мою книгу для серии «Метро» заметили. То, что мою «Зиму милосердия» назначили юбилейной, сотой в серии – большая честь для меня.

Конечно, приятно встречать читателей, которые спустя десять лет помнят «Зиму милосердия», но стоит признать, что среди всех моих книг – она самая слабая. Во-первых, я ошибся с целевой аудиторией. Оказалось, что главные читатели «Метро-2033» — старшеклассники, а я перегрузил «Зиму» взрослыми смыслами, иногда академическими. Во-вторых, я явно недоработал над темпом и ритмом повествования. Это сложная ремесленная литературная проблема, о которой почти нет учебников. Как сделать, чтобы читатели не уставали от непрерывной беготни главного героя? Надеюсь, в нынешней военной прозе я, как автор, более ритмичен.

— Повесть «Не прощаемся» получила несколько наград, включая премию «Серебряный Дельвиг». О чём эта книга и почему, на Ваш взгляд, она нашла такой отклик у читателей и критиков?

— Всего у «Не прощаемся» пять премий, и «Яуза» напечатала то ли 5, то ли 6 тиражей, от 1,5 до 3 тысяч экземпляров. Во-первых, книга задумывалась мною как первая художественная повесть об СВО. До середины 2023 года издавались только документальные книги, написанные журналистами. Я же стремился создать легкий, эстетически сбалансированный текст, к которому можно возвращаться и перечитывать. Во-вторых, «Не прощаемся» — о десантниках. Они сами и члены их семей купили и прочли, а потом купили и подарили друзьям. Для нас оказалось сюрпризом, насколько читатели активны. «Сарафанное радио» – лучший маркетинг. В-третьих, сила правды. Я описывал только то, что видел сам и слышал от очевидцев вблизи описываемых событий. Стремился добиться предельной достоверности — и это сработало. И самое главное – начало СВО «обнажило нерв» у всего русского общества — никто не равнодушен, даже те, кто притворяются, что «в домике». А я нечаянно оказался неподалеку от главных событий начала осени 2022 года и познакомил читателей с нашими мальчишками – обыкновенными людьми, восемь из которых потом получили звезды Героев России. Мне это дорого!

— Зато на Флибусте она получила бурю негативных эмоций от заукраинцев. Как думаете, почему? И почему редакция флибусты старательно исправила Ваше «на» Украине на «в» Украине, а книгу назвала «фантасмагорией и абсурдистской прозой»?

— «Бесов корёжит» — значит, я все делаю правильно, пишу правду. И что же они могут противопоставить в ответ, кроме пропагандистских ярлыков? Мои герои – яркие, веселые, легкие. Я с ними иногда встречаюсь, с теми, кто выжил, говорю: мои книги ведь устарели, военные технологии вон куда ускакали за три года — сейчас уже так не воюют. А мне возражают – это не главное, главное – то, что мы тебе тогда говорили, и за каждое слово, свое и твое, мы готовы расписаться и сейчас.

Современные медиа управляют повесткой настолько совершенно, что способны создать идеальные, виртуальные, никак между собой не пересекающиеся, тщательно оберегаемые военной пропагандой непримиримые миры. Клиенты Флибусты живут в своем когнитивном, информационном «пузыре» — нам с ними не о чем дискутировать. Победим – потом поговорим. Но не факт.

Дело в том, что СВО уводит страну далеко вперед. Россия развивается. Мы – участники процесса этих перемен и не видим их из-за «аберрации близости», но самые умные релоканты это уже осознали, поняли, что, вернувшись через десять лет — просто не узнают страну. И сбежавшие талантливые писатели-либералы, ждущие, когда НАТО победит Россию, чтобы вернуться и снова править умами — они обречены засохнуть на чужбине. Где брать образы? Откуда черпать характеры? Какие использовать сюжеты? Их уделом останется сочинять сказки про розовых слоников в жанрах «бегства от реальности», но очень скоро искусственный интеллект научится работать в этих жанрах лучше человека.

— В Ваших произведениях часто звучат социальные и исторические мотивы. Что Вас вдохновляет на такие темы?

— Цель моей военной прозы – помочь читателям осмыслить происходящее, оторваться от своего «метра окопа», приподняться над полем боя и увидеть войну целиком. По крайней мере, увидеть то, что можно различить прямо сейчас. Для этого важен исторический, социальный и футуристический контекст. Все мы откуда-то пришли и куда-то стремимся. Мои герои часто обсуждают важность духовного «стержня» в бою. Если мои книги позволяют читателям обрести уверенность в правоте нашего дела, уверенность в своих силах — я выполнил свою задачу. Это, если хотите, мой вклад в будущую победу.

— Вы служили по контракту в ВДВ, в начале СВО. Что побудило Вас пойти на службу, несмотря на уже состоявшуюся карьеру в литературе и финансах?

— Это – юридический и технический вопрос. Война – это не место для праздных туристов. Вы, наверняка, занимаетесь волонтерством и знаете, как остро порой встает «за ленточкой» вопрос «ты кто такой, что ты тут делаешь?» Проблему статуса я решил, пройдя отбор по контракту. Вторым мотивом стало принести хоть какую-то пользу армии, ведь мое первое образование — военное, хотя и тридцатилетней давности. Но этот мотив работал до того, как командиры поверили в меня, как в писателя. А сейчас в работу замполита роты надеюсь привнести что-то свежее, со стороны и с высоты своего жизненного опыта. Нас ведь в СССР учили по-другому.

— Как Вы совмещали писательскую деятельность с военной службой? Было ли время на творчество?
— По началу, будучи младшим сержантом, я служил водителем. Это позволяет беседовать с пассажирами и встречаться с людьми во время пауз. Я ж не все время за рулем. Позднее, когда шла работа на «За каждый метр», командование полка напрямую руководило процессом. Есть пауза в боевых действиях, есть служебная машина, есть составленный командиром полка график встреч с людьми, есть план и ответственные за его исполнение из числа руководителей служб. Но больше четырех интервью в день я не могу – голова пухнет. И потом в армии понимаешь, что, когда командир полка спрашивает: «Где вы сегодня ночуете?», это — приказ. Более того, мне в лесу беседку выделили, чтобы никто не мешал работать на свежем воздухе.

Но если серьезно о творчестве, то работа над книгой включает несколько этапов, которые можно смешивать. Это – сбор материала, его обработка. Я же – без диктофона – с блокнотиками.

— Почему?

— Война еще не кончилась. Мальчишки погибают. Я потом не могу слушать их голоса.

Есть этап набрасывания текста. Потом ему надо дать отлежаться, чтобы взглянуть свежим взглядом. На этом этапе можно и иногда нужно пересмотреть структуру сюжета, последовательность фабулы.

Самый важный этап – написание текста. Новая пауза. Редактура грамматическая, стилистическая. Вычитка текста вслух – очень важный для меня этап. Вот тут мне нужно создавать условия, чтобы никто не отвлекал, не бубнил, не давал советы, не рассказывал анекдоты из-за плеча.

Но самое интересное — поделюсь. Два часа ночи, я за рулем тысячу километров, устал. И вдруг откуда-то приходит готовый текст. Таинство. Останавливайся и записывай. Дважды такое было. При этом я ни разу не «сова», и пик продуктивности — раннее утро. Для меня поиск вдохновения – отдельный творческий поиск. Ко мне не приходит «муза квадратной задницы», то есть я не могу сидеть перед компьютером и высиживать текст, получается ерунда. Мне нужно настоящее вдохновение, и пока я знаю только два способа его отыскать.

— У Вас четверо детей. Как семья относится к Вашему творчеству и военной службе? Ваши дети читают Ваши книги о войне? Как объясняете им то, что происходит? 

— Сразу много вопросов. Начну по порядку. Мы с женой – патриоты. Татьяна — мудрая, она понимает, что, если мужик «чево решил» – отговаривать и удерживать бесполезно, только отношения портить. Она меня поддерживает, и эта поддержка очень важна. И в нашей помощи СВО львиный волонтерский вклад — ее самой и ее друзей.

От двух браков у меня четверо детей, открытая рана – старший сын, как и во многих семьях. Он и его девушка — «нет войне», мы уже больше года не разговариваем. Поначалу спорил с ним, потом плюнул. Их поколение воспитано на учебниках Сороса, существование русских на Украине они не признают, живут в коконе западной пропаганды. Моих книг сын не читает. Конечно – горько.

Старшая дочь и младшие сыновья меня поддерживают. Сыновья маленькие, 11 и 9 лет. Мы перед публикацией слушаем аудиоверсии моих книг. Едем в машине: «Папа, давай лучше твою сказку послушаем». Недавно, на 9 мая, оба сделали презентацию «Папа – мой герой». Приятно. Поддержка семьи очень важна.

И, конечно, меня поддерживают мои родители. Гордятся мною.

— Вы все свои книги озвучиваете?

— Кроме «Зимы милосердия». Там исключительная лицензия принадлежала АСТ. Читатели – люди разные. Кто-то не хочет покупать бумажные книги и хочет читать «электронку», кому-то важно держать книгу в руках, перелистывать ее и делать пометки, кто-то совсем не читает, а слушает аудиокниги. Я, как автор, должен предложить читателю все форматы.

— Какие книги или авторы оказали на Вас наибольшее влияние?

— Константин Симонов. При этом сам я стихов не пишу, но поэзией Симонова в детстве был очень увлечен. Его военную прозу, как и прозу Ремарка, я постигал позже. Из фантастов – Терри Пратчетт. Из ныне живущих русских писателей – Юрий Поляков.

Я восхищаюсь Хемингуэем, Шолоховым и Толстым. Это – гении, искусству которых хочется научиться, но пока не умею.

— А любимая детская книга?

— «Незнайка на Луне» Носова.

— Над чем Вы работаете сейчас?

— От меня читатели ждут продолжения двух первых книг, так, чтобы получилась трилогия о десантниках. Но я упираюсь. Я устал писать о подвигах самопожертвования, сорванных боевых задачах. Хочу, чтобы третья книга эмоционально отличалась от первых двух. Хочу писать о победах.

Тогда в полку мне сказали: пока ты ждешь побед, напиши очерк по истории полка. Что я и сделал — книга должна выйти в конце июня. Красивое яркое издание должно получиться, с уникальными фотографиями и иллюстрациями.

Пока же я коплю материал. Меня критикуют за недостаточную художественность моих текстов, ведь мои повести полудокументальны. Но я мечтаю о Большом Русском Военном Романе (именно так – все буквы большие) и собираю материал для него тоже. Интересный вызов, я должен попытаться. И у меня получаются хорошие военные рассказы.

— Какие литературные премии или конкурсы Вам особенно дороги?

— В первую очередь, крайняя премия имени Владлена Татарского. Именно как признание моих заслуг на ниве военной прозы. В прошлом году приятным сюрпризом стала премия Литературной Газеты «Серебряный Дельвиг». Неожиданно было получить награду от Союза Писателей России в номинации «Имперская Россия». Самые первые награды – на конкурсах Министерства Обороны «Герои времени Z» и «Твои, Россия, сыновья». И пускай они не так известны, как Премия им. Татарского, но для меня важна оценка официальных органов, профильного министерства. Специальный приз фестиваля «Золотой витязь» пришелся на момент, когда я в себе засомневался. Получается, что своевременно поддержали.

— Если бы Вам предложили экранизировать одну из ваших книг – какую бы Вы выбрали и почему?

— Если говорить о военных повестях, то стоит выделить два момента. Во-первых, стилистически и «Не прощаемся» и «За каждый метр» написаны в настоящем времени, как сценарий. Ничего не смог с собой сделать – книги написали себя сами. Переписывание их в традиционное прошедшее время текст портило. Но это не значит, что мои повести готовы к экранизации. Существуют требования к экранному времени. Поэтому для сценария стоит взять какие-то главы, отрывки. Снять фильм «по мотивам» так сказать. Это должен быть именно полный метр — на мой взгляд, сериал растянет и разрядит эмоциональный накал. Кино должно быть уровня «Они сражались за Родину», на меньшее не стоит и замахиваться. Но пока я не встретил ни режиссера, ни продюсера, готовых серьезно подойти к такому кино. Разговоры уровня «Да-да, мы хотим снять такое кино… Через месяц спрашиваю: Вы прочитали мою книгу?  Нет, мне некогда» — такие разговоры мне надоели. Раз некогда, зачем ко мне обращаешься? Из фантастики ближе всего к экранизации «Сломанное небо Салактионы», но фантастические фильмы дорогие. Сейчас мы живем под невысказанным лозунгом «Все — для фронта! Все — для Победы!», не до фантастики.

— В своих книгах («За каждый метр» и др.) Вы задаётесь вопросами: «За что воюем?», «Куда идём?». Какие ответы нашли для себя?

— Не буду пересказывать свои книги. Пусть читают. Лучшее, что есть в моей работе – когда читатели находят в книге смыслы, которые я туда не закладывал. Это означает, что книга живет своей жизнью. «Ребенок встал на ножки и пошел».

— Считаете ли Вы, что нынешний конфликт – идеологическое продолжение Великой Отечественной войны?

— Нет. У разных стран НАТО различные мотивы и разные идеологии. С точки зрения американских глобалистов поражение России в ходе СВО есть продолжение распада СССР. Они приписывают себе успех в развале Советского Союза, вторым подходом намерены развалить и ограбить Россию. Украинский нацизм, как и ВСУ – удобные инструменты.

Великобритания мстит России за вклад СССР в развал британской колониальной империи, во-первых, и за неудачу цветной революции в Казахстане в результате нашего вмешательства в январе 2022 года, во-вторых. Эмоционально СВО для англичан – вторая Крымская война, которую они норовят в этот раз доиграть до конца.

Почему Финляндия поспешила в НАТО вопреки собственным экономическим интересам? Их элиты увидели шанс отомстить России за поражение во Второй мировой войне. И финны не одиноки в подобной мотивации. Я был в военном музее, в Стокгольме. Шведские историки до сих пор оплакивают потерю Финляндии в результате поражения в войне 1809 года. «Русские же не победили нас в сражении, они просто дали взятку коменданту крепости Свеаборг!» Но в 2022 году западная пропаганда нарисовала Россию слабой, и два века шведского нейтралитета оказались на «свалке истории».

Исторические обиды поляков еще обширнее, но я могу ошибаться в оценке глубины их русофобии. Чем Россия не угодила Швейцарии или Дании? Не понимаю.

— Почему, на Ваш взгляд, Украина отказалась от празднования 9 мая? Кому и зачем это нужно?

— Нацисты, как самые активные участники переворота 2014 года, «оседлали» «майдан» и прогнули украинское государство под себя. Нацисты считают себя наследниками гитлеровцев и записали современную Украину в лагерь проигравших во Второй мировой войне. Какое может быть 9 мая под свастиками? Такой позицией, на мой взгляд, они смущают европейских глобалистов. Задача брюссельских бюрократов создать новую гражданскую нацию «европейцы», поэтому они и ломают национальные государства членов ЕС (конфликт с Орбаном, например). День Победы идеологи «единой Европы» заменили на день примирения победителей и побежденных, когда потомки палачей и их жертв могут вместе скорбеть о замученных во время Холокоста евреях. Но, как я уже говорил, в замкнутом виртуальном мире, выдуманном западными медиа, в том мире, о котором так уютно фантазировать нашим «нетвойняшкам», на Украине нет фашизма. Пропаганде врага удобнее не опровергать факты, а игнорировать их.

А 9 мая – день Великой Победы — исключительно важен для гражданственности современной России. Праздник почитания «Бессмертного полка» объединяет ныне живущих с их советскими предками, объединяет народы России общим ярким и светлым символом. Наше дело правое! Вот глобалистов и корёжит.

— В одном из интервью Вы сказали, что «лучшие замполиты сейчас – это батюшки». Значит ли это, что большинство воющих – православные?

— Это – разные вопросы и ответы на них лучше разделить. В условиях современной войны, когда поле боя прозрачно для противника и война ведется штурмовыми «двойками», у замполитов нет возможности собрать свое подразделение в одном месте, чтобы поговорить о смыслах войны и вдохновить «за Родину». Батюшка же не всегда, но имеет возможность провести молебен, причастить и благословить бойцов на выполнение задачи, а после — встретить их при возвращении. Небо на войне близко, и, если люди хотят обратиться к Богу, не дело замполиту мешать священнику. Я это имел в виду в том интервью. И думаю, мне еще не хватает опыта делать оргвыводы о том, как повысить роль замполитов в современной армии.

По поводу верующих — война стирает грани между конфессиями, никакого религиозного напряжения между людьми нет. К примеру, под Херсоном, летом 2022 года, мне рассказывали, что ребята выходили из блиндажа, когда товарищ мусульманин расстилал молитвенный коврик — чтобы не мешать ему. И совсем недавний пример. Наш батюшка служит службу перед строем, мусульманин стоит в сторонке. А как начал святой водой кропить — он тут как тут, в строй вернулся, голову подставляет. Над ним подсмеиваются: «Вам же мусульманам вроде нельзя?» «Ничего пусть покропит. Бог един!» Но по факту никаких других священников, кроме православных, в армии я не встречал. Есть штатная должность – помощник командира полка по работе с верующими, но предложить ее православному батюшке, чтобы он работал со всеми конфессиями? Это как?

— Есть ли среди них «красно-белые» споры? Как они разрешаются?

— Задал я как-то этот вопрос. Был у разведчиков. Их двое. Один — мой ровесник, детдомовец из Ташкента неведомой национальности. Второй – осетин лет 40, может чуть меньше. И вот у него на телефоне звучит вместо звонка песня «Ты уходишь в огонь Югославия». Я возбудился, подошел: «Что за…?» Эту песню исполняла Юлия Сатина, будущая участница группы «Тату», в возрасте пятнадцати лет. И вот я им задал ваш вопрос, про красно-белые споры. Ответ был таков: «Если человек мстит за распад СССР, то неважно — красный он или белый. Значит, в нем есть стержень, это наш человек». И тут до меня дошло, что они воюют с 1992 года, с Югославии и Осетии. Представляете? Я думал, это меня покидала жизнь из армии на рынок акций, а оттуда в литературу и на войну. А у этих двоих жизнь – магистраль – непрекращающаяся война за интересы России по всему миру, с мотивом отомстить за распад СССР!

И я сам встречал там и монархистов, и коммунистов, и спорил с ними…

—  Постойте, я уточню вопрос. СВО объединила идею борьбы с нацизмом (как в Великую Отечественную войну) с элементами русского национализма и православного имперства. Не считаете ли Вы это противоречием? Или это новая идеология?

— Современная Россия – наследница обеих империй — и Российской, и Советской, а враги у нас – те же самые. Не о чем сейчас спорить красным и белым, надо страну спасать от планируемого русофобами распада, как в 1613 году. Что же касается русского национализма, то сейчас на наших глазах рождается русский супер-этнос. «Русский чеченец», «русский татарин», «русский казах» — это не просто интернет-мемы на шевронах. Эти понятия наполняются реальным содержанием. Как «Русский русский». Видимо, здесь и кроется наша новая национальная идея – «Россия — общий дом». Наши потомки оценят, ошибаюсь я или нет, лет через пятьдесят.

— Вы говорили, что «ветераны СВО станут новой элитой» и будут менять страну. Но есть гражданские люди, которые боятся, что вернутся люди с ПТСР, алкоголизмом, агрессией. Насколько на Ваш взгляд обоснованы эти страхи? Как избежать «афганского синдрома» после СВО? Есть ли у государства работающая программа адаптации ветеранов? В истории России ветераны часто оказывались забыты (как после Первой мировой или Афгана). Почему сейчас должно быть иначе?

— СВО – самый значительный военный-конфликт со времен Великой Отечественной войны. Количество вернувшихся с фронта ветеранов не позволит отмахнуться от них, во-первых, и придаст качество новой элите, во-вторых. Конечно, проблем адаптации к мирной жизни вернувшихся с войны будет море. Я знаю, что губернаторы регионов, откуда в армию пришло больше всего мобилизованных и добровольцев, уже думают и готовятся эти проблемы решать. Программа «Время Героев» — начало решения этого процесса на федеральном уровне. Есть возможность и разглядеть проблемы, о которых Вы говорите, на небольшом числе элитариев, предложить комплексное решение. Аналогичные программы возникают и на региональном уровне, в Санкт-Петербурге, к примеру. Мое мнение, что методология адаптации ветеранов будет похожей на боевой слаживание подразделения перед выполнением задачи, то есть целыми командами и готовыми коллективами. В одиночку сражаться с проблемами мирного общества «как на войне» ни у какого героя не получится.

— Многие патриоты боятся «договорняка». На каких условиях, по-Вашему, возможен компромисс? И возможен ли он вообще?

— Давайте, на чистоту. Те, кто реально воюет, может и склонны выдавать желаемое за действительное, хотя бы по причине усталости, но иллюзий о перспективах войны не испытывают. Мир без победы означает для России отложенную войну на худших для страны условиях. Поэтому надо напрячься. Иначе войну придется довоевывать нашим детям.

И нет никаких иллюзий о собственных возможностях. Нету нас сил дойти до Львова, и до Киева тоже нету сил. И даже Одесса потребует неимоверного напряжения армии и страны. Вспомните форсирование Днепра осенью 1943 года. Два фронта Ватутина и Конева насчитывали 1,1 миллион человек личного состава. У нас на всю линию боевого соприкосновения длиной 2,5 тысячи километров столько не наберется, вместе с тылами, с обеих сторон!

Помимо численной характеристики, есть и техническая. Стороны с разной степенью успеха решают задачу изоляции района боевых действий. Штурмовые действия по-настоящему успешны только в плохую погоду. Для решающего удара необходимо найти способ взломать «линию дронов» ВСУ. Русское ПВО лучшее в мире, и я надеюсь, что наши конструкторы изобретут, а ВПК сумеет наладить выпуск дешевого массового средства ПВО «малого неба», которое очистит «малое небо» от дронов и прервет FPV-революцию в военном деле. Считайте это прогнозом.

Пока проблема количественного и качественного превосходства не решена, любое примирение станет компромиссом. Но прогнозировать уступки со стороны России я не готов. Может, до них и не дойдет.

— Что означает сделка по редкоземельным металлам на освобождённых территориях? Может ли это спровоцировать прямое столкновение с США?

— Я не знаком с документами по сделке, чтобы оценивать ее юридически. Слышал по радио, что мировой рынок редкоземельных металлов всего 12 миллиардов долларов в год. Если это – правда, то мотив действий Трампа скорее финансовый. Трамп – коммерсант, он хочет зафиксировать убыток и побыстрее закрыть несостоявшийся проект «Анти-России», чтобы тот перестал «жрать деньги». Если при этом удастся сэкономить копеечку, психологически его будет легче закрыть. Американские военные, по оценкам, мыслят трезвее, чем европейские — они не хотят воевать с Россией. Скорее нам стоит опасаться появления американских ЧВК на Украине, например, при охране стратегических объектов, но пока их численность не представляет угрозы.

— Украина получает западное оружие, но теряет людей. Как долго, на Ваш взгляд, продлится конфликт?

— Если трезво оценивать мобилизационный потенциал противника с учетом миллионов покинувших страну, Украина может позволить себе потерять еще одну армию размером с нынешний состав ВСУ, то есть около 700 тысяч человек. То есть столько же, сколько они уже потеряли по независимым оценкам. Выскажу общее мнение военных, которые меня окружают, — весь 2025 год — воюем.

Американцы склонны мыслить шаблонами. Если развалить Россию не получилось, что мешает им потом в мемуарах написать, что планировалась копия ирано-иракской войны? Два славянских народа истребляют друг друга в течение десяти лет. Чем не сценарий? Поэтому нам надо обязательно побеждать.

— После «Метро 2033» (антиутопии) и военной прозы – вернётесь ли Вы к фантастике? Если да, то это будет утопия или новый мрачный реализм?

— Война план покажет. Некоторые мысли регулярно возникают, но сюжетов для фантастики пока нет.

— Каким Вы видите будущее нашей страны? Каковы будут наши отношения с США, Европой и Украиной ближайшие годы?

— Глобалисты своим стремлением переломить человечество через колено, раздробить его на враждующие меньшинства, которыми легко манипулировать, толкнули Запад к кризису во многих сферах. Миграционный кризис, кризис долга, политическое банкротство традиционных политических партий – очень много «тонких мест», где может «порваться». История сметет элиты, неадекватность которых и стала причиной этих кризисов. Но эти элиты будут сопротивляться и разжигать войны по всему миру, чтобы не допустить обновления.

По замыслу неоконов, Россия должна быть окружена кольцом враждебных режимов под властью компрадорских элит, которые вопреки интересам своих народов будут жить экспортом русофобии. Пример – страны Прибалтики. Военный разгром Украины должен отрезвить эти режимы, обновить там элиты и убедить их, что соседям с Россией выгоднее жить в мире, чтобы не писали глобалисты в их школьных учебниках. Пример – Грузия.

Если Россия сумеет предотвратить ослабляющие нас войны по периметру своих границ, то нам будет важно отсидеться в стороне от больших войн, готовых полыхнуть в других местах земного шара. Главная статья русского экспорта – не энергоносители, а военно-дипломатическая стабильность.

Цель победы в СВО – дать России лет 10-15 на модернизацию экономики. За это время я ожидаю, что в странах НАТО произойдут необратимые этнические и конфессиональные изменения, которые лишат глобалистов идеологической опоры. Им станет не до русофобии. Турецкому и арабскому населению Германии не будет никакого дела до традиций вермахта и «натиска на Восток». Арабское и африканское население Франции будет равнодушно к Наполеону. Арабское и индийское население Великобритании забудет Нельсона и Веллингтона и не станет мстить России за распад колониальной империи. Латиноамериканскому католическому населению США будет плевать на завещанную «отцами-основателями» «американскую исключительность». Конечно, перед Россией возникнут новые вызовы, не видимые из сегодняшнего дня, но модернизация экономики должна позволить на них достойно ответить. Успех идеи «Россия – общий дом» сделает возможной мирную реконкисту исторических русских земель, исходя в первую очередь из экономических интересов.

— Экономических? Поясните, пожалуйста.

— Европейские глобалисты поглотили страны Восточной Европы, чтобы компрадорские и проамериканские элиты новых членов ЕС размыли политический вес элиты «Старой Европы», создававшей когда-то «союз угля и стали». В результате изначальные цели создания Евросоюза забыты, а главной целью стала война с Россией. Отсюда – череда политических кризисов в Европе.

Но взгляните на демографическую статистику стран-лимитрофов. Это же план «Ост» в действии, лишь растянутый во времени. Напомню его суть: треть населения должна умереть, треть — уехать на заработки, оставшаяся треть должна остаться и обслуживать военные базы оккупантов. Экономика в поглощенных странах не нужна. Образование оставшегося населения должно быть предельно упрощено и сосредоточено на рекламе средств контрацепции: «не можешь зарабатывать – не размножайся». Вы смеетесь? Взгляните на реформы образования в Грузии и на Украине. Все естественные дисциплины объединены в одну, в 7 классе таблицу умножения еще не проходят. Я знаю семью, вернувшуюся из Латвии во время ковида — дети не смогли учиться в русской школе в Питере даже с репетиторами.

И после этого русофобы обвиняют Россию в желании захватить Прибалтику? Зачем? Кому нужны эти нищие страны с разрушенной промышленностью, без природных ресурсов и вымирающим населением? Петру Первому Прибалтика была нужна ради незамерзающих, в отличие от Санкт-Петербурга, портов. Сейчас Усть-Луга покрывает все потребности России в балтийской торговле, замерзание Финского залива уже не грозит. У Прибалтики нет другого стратегического значения, кроме как угрожать России инфильтрацией через границу террористических групп и запусков ударных БПЛА по тем стратегическим объектам, куда не могут дотянуться украинцы. Но эти угрозы можно устранить и без войны.

— Что бы Вы пожелали всем соотечественникам? И тем, кто на войне, и тем, кто трудится в тылу для общей победы, и тем, кто продолжает жить обычной жизнью?

— Мне показали видеоролик. 31 декабря, штурмовая «двойка» крадется вдоль стены, у второго – на телефоне включена камера, он окликает первого: «Пожелай что-нибудь своим». «Как прямо здесь и сейчас?» «Да», «Дорогие мои, желаю вам мира…» И тот, кто мне показал эту запись, комментирует: «Видишь? Какая бы не было обстановка, первое, что желают друг другу – мира».

Но без победы России мир для России невозможен, поэтому я желаю читателям уверенной Победы и крепкого, на поколения, мира.

Мария Коледа