Роман Хренов: «Россия – великая страна с огромной историей и большими достижениями. Быть её гражданином нужно заслужить!»

Интервью с Романом Хреновым – руководителем Движения ЗА ПРАВДУ, волонтером и добровольцем СВО, начинавшим рядовым миномётного расчета и ставшим в последствии командиром отряда «Родня», а в данный момент являющимся заместителем руководителя УЦСН «Сталь». Телеграмм-канал «Роман Хренов ZА ПРАVДУ».

— Здравствуйте, Роман. Расскажите, пожалуйста, о себе.

— Если в двух словах о себе, то политикой я начал интересоваться довольно рано – ещё в школьные годы. В 15 лет я начал читать газету «Лимонка», так всё и закрутилось-завертелось. Появилась партия, Лимонов, политический активизм. Всё было — уголовные политические дела, война. Вот так до сих пор и не успокоюсь, продолжаю свой активизм. Пусть сейчас и не политический, а, наверное, социальный. Всё так же, как и в 15 лет.

— Вы начинали как нацбол, были в «Другой России», а теперь — в партии «Справедливая Россия -Патриоты-За Правду». Как менялись Ваши взгляды? Что из идей Лимонова Вы отвергли, а что сохранили?

— Да, я действительно был в одной партии с Эдуардом Вениаминовичем Лимоновым. Что отверг из тех идей – ничего. Вся идеология, которая тогда декларировалась, плюс-минус сейчас звучит из официальных рупоров, так сказать. По большей части, все мои убеждения, что были тогда, со мной и остались. Мало что изменилось с того времени. Да, сейчас я в партии «Справедливая Россия – За Правду», но мы рассматриваем её как инструмент — у нас появились свои депутаты в Госдуме, которые нам очень помогают в работе. Собственно, в эту партию вся наша команда попала не просто так. Мы пришли вслед за нашим лидером – Захаром Прилепиным. Он вступил в эту партию, ну и мы с ним.

Партия действительно даёт определённые возможности. Наши депутаты в Госдуме помогают нам депутатскими запросами, реально помогли нескольким тысячам ребят, которые служат на СВО, далее — поможем ещё больше. Это очень серьёзный инструмент для того, чтобы делать нашу жизнь лучше.

Что же касается более конкретно идей Лимонова… У него было много разных идей, и они периодически противоречили друг другу. Но это нормально. Все его идеи – это был вызов обществу, вызов всему миру, на самом деле. Конечно, они были слишком громкие, слишком невозможные – что нам и нравилось. Именно поэтому вокруг Лимонова и собралось так много молодёжи. Как говорили французские студенты в 1968 году: «Будьте реалистами — требуйте невозможного». Вот невозможного мы и требовали.

Относиться всерьёз ко всем идеям Лимонова – тут немного не про это. Есть очень интересная книга у Эдуарда Вениаминовича – «Другая Россия». Вот там про кочующие коммуны на вертолётах и прочее. Это всё прикольно, всё интересно, но отказался ли я от идеи кочующих коммун на вертолётах? Ну… Наверное, отказался.

Но, ещё раз повторюсь, что основные идеи были про другое. Основная идея — про любовь к Родине, любовь к России, создание такого русского человека, который не пожалел бы ни свою, ни чужую жизнь за нашу большую Родину. Вот эти идеи – основные, и от них я никуда не ушёл.

— Вас судили по «Делу 12», за продолжение деятельности ныне запрещенной НБП. Как Вы оцениваете тот процесс сейчас?

— После этого процесса уже столько произошло событий… Как я оцениваю? Это всё действительно было уже будто не в прошлой, а в позапрошлой жизни. Да, был процесс. Кстати, многие мои «подельники» участвовали в СВО в различных ипостасях – кто в качестве воина, кто в качестве гуманитарщика. Кого-то уже нет в живых. Как относиться? Конечно, всё это было надумано, вину мы никакую не признавали. На самом деле, никаких доказательств по делу не было. Так сложилась жизнь, так сложилась судьба, что это дело было. Но всё это в прошлом. Я, на самом деле, про это вообще практически не вспоминаю.

— Почему Вы ушли к Прилепину? В чём главное отличие его партии от «Другой России»?

— На самом деле, никуда и ни от кого я не уходил. У меня просто наступил определенный период в жизни. Это произошло в 2016 году. Как раз уже Минские соглашения вовсю действовали, активная гуманитарная помощь Донбассу потихоньку стихала, а я просто устал от политической борьбы, от политический жизни. Важно, что я с 15 лет был прямо активистом-активистом, у меня не было свободного времени вообще. Всё своё время я тратил на работу в партии. У меня была работа, которая приносила мне хлеб, у меня была семья и партия — вот и вся моя жизнь. Конечно, в какой-то момент устаёшь. За эти 15 лет я не получил от партии ни копейки, только уголовные дела. Конечно, ряд интересных знакомых, красивую, интересную жизнь, героическую. Но в какой-то момент просто устал от этого, хотел пожить как простой человек.

Я устроился на завод, взял ипотеку, у меня родился ребёнок. Так что я решил от всего отдохнуть и уйти в жизнь. Мне это даже в какой-то момент понравилось. Около года вообще не читал новостей. Просто отдыхал. Потом понемногу стал, конечно, снова интересоваться. И вот этот этап продлился четыре года – с 2016 по 2020 год я никакой политической жизнью не жил, ничем таким не занимался. Работа – дом – ипотека – стандартная жизнь простого обывателя.

В 2020 году я увидел, что Захар создаёт движение «За Правду», впоследствии — политическую партию с идентичным названием. Стало интересно. То, что декларировалось, мне близко. Кроме того, с возрастом появляются определённые консервативные ценности. Написал Захару, поинтересовался, что вообще происходит, какие перспективы. Он сказал: «Приезжай на съезд, сам всё увидишь». Я приехал на съезд и остался в организации. Снова вернулся в политическую жизнь. Как-то Захар меня воодушевил, и вот с 2020-го года я опять в этой политической, военной, активной среде вращаюсь, работаю.

Есть ли разница с «Другой Россией» — да, наверное, какая-то есть. Немного побольше консерватизма — мы не можем себе позволить таких радикальных высказываний, которые могла высказывать «Другая Россия». Совершенно противоположные личности героизировались. Коренное отличие в том, что «Другая Россия» была партией для молодёжи, а мы сейчас уже не совсем молодёжь, скажем так. То, что мы делаем сейчас – это для взрослых, просто таких, которые когда-то верили в те идеи. Это организация для тех, кто продолжает верить, но просто повзрослел.

—   Расскажите о движении, которое возглавляете. В чём его цели, задачи?

— Цели и задачи у нас были и есть, конечно, глобальные. У нас можно посмотреть прямо на сайте нашу программу — она очень большая, подробно расписана. Кому интересно – может посмотреть там. На сегодняшний же день цели и задачи нашего движения можно определить всего одним словом – «Победа». Пока мы не победим на СВО, ни о какой политической, общественной деятельности речь, конечно, идти не может. Потому что сейчас все наши силы направлены на Победу. Все наши активисты либо на фронте, либо занимаются гуманитарной помощью, либо заняты ещё где-то, приближая нашу Победу. Остальное сейчас нам не интересно.

— Некоторые бывшие соратники обвиняют Прилепина и Вас в том, что вы «продались власти». Как Вы на это отвечаете?

— Насчёт обвинений бывших соратников скажу так: действительно, в какой-то момент это было. Я не хочу сейчас ворошить прошлое — дело в том, что со многими этими людьми, в том числе, которые писали конкретные ругательства в наш адрес, я встретился не так давно. Встречались мы на Донбассе. Прошло, во-первых, прилично времени. Во-вторых, в нынешних военных условиях не время всё это делить. Скажем так, мы с ними пожали руки. Конечно, никакого братства у нас с ними быть не может, так разделила нас жизнь. Но в каком-то моменте они мне помогали, в каком-то – я им. Для всего остального сейчас не время. Надо помогать друг другу. Сейчас с их стороны нет подобных вопросов, обвинений, соответственно, отвечать мне перед ними не за что.

— Вас задерживали за хранение марихуаны. Был ли это подброс? Как Вы считаете, изменились ли политические и полицейские методы за эти годы?

— Да, действительно, в 2006 году мне подкинули марихуану. Я никогда не употреблял никакие наркотики. Все вокруг это знали. Собственно, все спецслужбы это тоже прекрасно знали, именно поэтому я отделался столь лёгким наказанием. Понятно, что условия не те, чтобы кого-то оправдывать. Я пробыл 2 месяца под следствием, потом получил 6 месяцев условно – такие наказания не дают по подобным статьям. Мне же дали вот такое сверхнизкое наказание, потому что всем было очевидно, что это не моё — я не храню, не употребляю и так далее. Чтобы посадить за дело, надо много-много работать, да и, собственно, не было таких дел, за которые можно было бы посадить. Это было просто – подбросить, вот и пошли по такому пути.

Действуют ли так сейчас – я и не слежу особо за тем, как наказывают сегодняшних оппозиционеров. Видел в новостях тех, которых сажали за госизмену. Но там вполне конкретная госизмена. Это люди, которые выступали против российского государства. Нас-то наказывали за то, что мы слишком Родину любим. А этих ребят наказывают за то, что Родину они совсем не любят, скорее — ненавидят.

Какими методами действуют – не знаю. Думаю, разными методами могут действовать. Но за многими сегодняшними оппозиционерами тянется такой хвост, такой шлейф в виде западных грантов, контактов с иностранными спецслужбами, серьёзной подрывной деятельности внутри нашего государства, что там просто клеймо ставить негде. Поэтому я считаю, что там всё справедливо.

— Вы упоминали, что бывший нацбол Роман Попков, который организовал убийство Владлена Татарского, был «талантливым, но сектантским» лидером. Но разве лимоновцы не считают Россию «Богом»? Как мировоззрение могло настолько сильно измениться, что теперь этот человек своими действиями по факту убивает российских патриотов? Что, на Ваш взгляд, могло так радикально изменить его мировоззрение и у таких, как он?

— Я думаю, что с Романом Попковым роль сыграла неустроенность. Он не смог найти себя в жизни. У него были определённые сильные качества и таланты, но он не смог найти себя в жизни. Обозлившись на эту жизнь, на нашу страну, он решил поискать счастья там, где его лучше встретят. Так враги России и стали ему идеологически близки, он нашёл их на Украине. И ещё не стоит забывать, что у Романа Попкова действительно всегда была большая симпатия к Третьему Рейху. Подобное тянется к подобному, так что он вполне закономерно оказался на Украине.

Думаю, что он никогда не любил русский народ. Роман Попков был всегда достаточно надменным человеком. Мне казалось, что он считал себя таким элитарием и к простому народу относился негативно. На самом деле, ничего и не изменилось — как он не любил русских, так и не любит, просто сейчас он нашёл то место, где эти чувства оценили.

Считаю, что у взрослого, осмысленного человека не может с течением времени измениться мировоззрение. Скажем так, он может просто совершать поступки, которые противоречат его мировоззрению, чтобы получить те или иные преференции, какую-то выгоду – фактически, идя на сделку с собственной совестью. В такое я верю. А в то, что меняется мировоззрение – думаю, что нет. И в случае с Попковым — повторюсь, я уверен, что ни на какую сделку с совестью он не шёл. Это его мировоззрение – презрение к русскому народу. Я не знаю его отношения к украинскому народу, может быть, там такое же презрение, просто он об этом не говорит.

— Хотели бы встретиться с бывшими товарищами, перешедшими на сторону врага, лично? И как Вы это видите – на поле боя или за беседой?

— Не хотелось бы с ними встречаться, на самом деле, но если вдруг придётся — конечно, никакой беседы, никакого разговора быть не может. Это будет как минимум рукоприкладство, а как максимум – не будем это обсуждать, — но это может очень плохо для них закончиться.

На самом деле, мы с моим товарищем встретили ещё до СВО, где-то в 2021 году, на концерте в Москве Рому Попкова. Увидели его, пока соображали, как бы и где его «выцепить», чтобы провести с ним жёсткую воспитательную беседу, он успел нас заметить и, пока мы строили планы по его нейтрализации, он умудрился удрать, к сожалению. Так бы, конечно, не помешало его немного поучить, но у нас не получилось. Поэтому — да — при встрече, естественно, никаких разговоров, только рукоприкладство. И никакой рефлексии, сантиментов по поводу прошлого, несмотря на то что с кем-то из этих людей мы прошли через определённые ситуации и были довольно близки, не будет. Есть разные масштабы предательства. Они предали Родину, они предали русский народ, поэтому разговора не может быть, так же, как и рефлексии по поводу того, что с ними делать.

— Как Вы восприняли начало СВО? Было ли это для Вас неожиданностью?

— Начало СВО не было для нас, конечно, никакой неожиданностью. Мы понимали, к чему идёт дело, уже давно. Когда в ДНР и ЛНР объявили эвакуацию, мы уже поняли, что большая война не за горами. Поэтому мы собрали команду – «Движение За Правду», — собрали какую-то гуманитарку (это была наша первая поездка) и выехали в Ростов, потому что мы понимали, что беженцы, в первую очередь, поедут именно туда. Там у нас есть товарищ, который давно уже многим, связанным с гуманитарной деятельностью, занимается — ещё с 2014 года. У него есть свой центр. Мы приехали, привезли в центр одежду, продукты, средства гигиены и уже были готовы встречать беженцев. Собственно, встретили, обеспечили их самым минимальным, и, когда началось СВО, мы уже были в Ростове. Мы были абсолютно готовы и с первых дней спецоперации начали помогать фронту, подключили наши ресурсы. Нам люди помогли — кто чем — кто формой, кто продуктами, кто ещё какими-то военным полезными вещами, и мы всё это везли сразу на Донбасс.

— Вы воевали под Соледаром. Какие самые тяжёлые моменты запомнились?

— Человек такое существо — он довольно быстро забывает всё самое сложное и плохое, и, как правило, в голове остаются только какие-то позитивные, весёлые моменты. Сейчас о войне помнятся больше какие-то приколы. Вся вот эта жесть — она как-то забывается. И это хорошо. Если оставлять это в себе, то можно просто сойти с ума.

Тяжёлые моменты, конечно, были. Был и определённый страх, потому что едешь в неизвестность. Этот боевой опыт был у меня первый. Когда представляешь себе, что это такое, а потом сталкиваешься с этим вживую в первый раз — ощущения незабываемые, скажем так. Да, было немного страшно, но всё началось у нас сразу довольно весело. Когда нас завозили на позиции, то везли на большом болотоходе. Он постоянно закипал, и мы раз 10 вставали просто в открытом поле, потому что доливали в радиатор воду. То есть, нас могли убить, когда мы ещё даже не доехали до позиции. Но каким-то чудом мы доехали, никто нас тогда не убил. И дальше началась уже непосредственно боевая работа.

Самый жёсткий момент, который запомнился — это когда я нёс канистру в рюкзаке, а там 25 литров бензина было, и попал под крупнокалиберный пулемёт. Он прижал меня к земле. Сверху меня — рюкзак, а я его не могу скинуть. Меня сверху придавила канистра, пулемёт строчит… И все это – на открытом пространстве. Жутковато было, конечно. Потом я поймал «затишку», когда пулемёт перестал строчить. До зелёнки надо было метров 50, наверное, пробежать – сделал рывок, пробежал, всё нормально. Была мысль скинуть этот бензин, чтобы быстрее бежать, но, помню, я подумал, что всё равно за ним придётся возвращаться, как бы я этого ни не хотел, потому что бензин нужен. И понял, что скидывать его бесполезно. Так с этим бензином и побежал – в итоге – все нормально, добежал. Наверное, это был самый жуткий момент.

Хотя было, конечно, всё. И артиллерия по мне отрабатывала, и, помню, мы работали с СПГ. Отработали, сразу началась «ответка» по нам. Стрелял польский миномёт – «Полина Гагарина» мы его ещё называли. Но мы успели спрятаться в укрытие, а прилетало совсем рядом. И такая тишина в эфире… А все знали, что по нам работают. И командир в «радейку» спрашивает потом, минут через пять: «Вы там живые?». То есть, ребята уже подумали, что нас могло там «задвухсотить». Но нет — живые, всё нормально, успели забежать в укрытие. Но вообще артиллерия меня не так сильно пугала – может потому, что я сам работал, в том числе — по артиллерии. Вот пулемёт — страшнее, во всяком случае, для меня. FPV прилетали. Да всё было, посмотрел многое. Под танки только не попадал, он по мне не работал – с этим повезло. Говорят, незабываемые ощущения.

— Сначала Вы были миномётчиком, затем политруком, теперь занимаетесь тылом. Как менялась Ваша роль?

— Миномётчиком я, можно сказать, не стал. Ехал туда как артиллерист, отучился на полигоне. Потом мы приехали к готовым расчётам. Это был расчёт из моих товарищей. И оказалось, как часто и происходит, на самом деле – нам говорят: «А что вы расчётом приехали? Нам расчёт не нужен, у нас расчёт уже есть». И нас раскидали. Из четырех человек двое действительно остались миномётчиками, одного отправили работать на ГЭС, а я стал «сапожистом», то есть работал на СПГ. Когда меня заводили на позицию, очень «обнадёжили». Говорят: «Ну, позиция у тебя хорошая- если ты здесь станешь «лёгким 300», то, когда эвакуируют, станешь «средним». Будешь «средним 300» — станешь «тяжёлым». Ну, а если «тяжёлым» — то сам понимаешь». Это в первый же день, когда я только приехал на позиции! Я не очень серьёзно отнёсся к этим словам, если честно. Больше привык на собственном опыте оценивать ту или иную ситуацию, а то, что говорят – так у всех своё мнение, многие склонны преувеличивать или «кошмарить» новобранцев. Но осадок, конечно, все равно остался.

Я заходил в подразделение «Родня», которое курирует Захар Прилепин. Конечно, можно было бы зайти сразу в штаб или на какую-то тыловую должность, но я, во-первых, действительно хотел испытать себя, самому было интересно, что это такое – боевые действия. Ну и если ты без боевого опыта заходишь работать в штаб или отсиживаешься в тылу, то как на тебя будут смотреть остальные? Как ты можешь отдавать команды, приказы другим людям? Поэтому я принял для себя решение, что должен пройти всю эту историю с самого начала.

Дальше мы повоевали под Соледаром, потом меняли позиции, переезжали под Часов Яр. И когда вышли с прежних позиций под Соледаром, Захар сказал, что всё — будешь замполитом. Если командир дал команду стать замполитом – значит, стану замполитом.

Будучи замполитом, приходилось, на самом деле, совмещать множество и других должностей. Чем я только не занимался! Наверное, всем. Конечно, бывало тяжело, не всегда были рядом люди, которые могли бы подсказать. Ничего, разобрался со временем. Роль командира, на самом деле, тяжелее роли рядового. Когда я уже был командиром, у меня на боевом задании погибли люди, за которых я отвечал – вот это было тяжело. Это, наверное, самые тяжёлые воспоминания. Естественно, начинаешь винить себя. Отправлять людей на боевое задание, когда они не возвращаются – это очень тяжело.

Когда закончился контракт, у меня как раз родился третий ребёнок. Я хотел побыть дома, провести время с семьёй. Но удалось мне задержаться только на один месяц, потому что получил новое задание от командира, Захара Прилепина. Он сказал, что нужно выдвигаться в лагерь «Сталь». Так что я месяц побыл дома, и в октябре 2024 года прибыл в «Сталь». Сейчас занимаю здесь должность начальника лагеря. Готовим ребят к прохождению службы в рядах Министерства Обороны, готовим парней на СВО. Через нас уже прошло очень серьёзное количество человек.

— Как Вы относитесь к тому, что войну называют «путинской», а не общероссийской?

— Я не знаю, кто называет эту войну «путинской», а не общероссийской, при мне никто такое вслух не говорил. Мы же воюем не за какие-то личности, мы воюем за Родину. Да, у нас многие моменты получаются криво, плохо, где-то не хватает одного, другого… Можно винить в этом кого угодно на свете, но мы воюем за Родину. Да, она у нас вот такая, другой Родины у нас нет. Со всеми плюсами и минусами. На самом деле мне кажется, что сейчас у людей должно прийти понимание, что они воюют не за режим, не за власть. Они воюют за Россию. Даже самый оголтелый оппозиционер, если он любит свою страну, должен бросить все свои дела и пойти воевать, потому что если мы не выиграем эту войну, то плохо будет всем – и тем, кто поддерживает власть, и тем, кто её не поддерживает. Поэтому — нужно побеждать. Нужно забыть всё своё недовольство и сражаться за Родину.

— Кто служит в Вашем отряде? Много ли там бывших нацболов, левых, националистов?

— Да, со мной заходил в «Родню» ряд товарищей. И это были нацболы, в костяке нашего движения «За Правду». Женя Николаев сейчас командир «Родни» — он человек старого покроя, известный нацбол. Есть ли «левые» и националисты – «левые» есть, эта идеология очень популярна. Есть ли националисты – наверное, есть, но они не афишируют это. Потому что у нас люди разных национальностей в отряде. Есть очень весёлый, крутой таджик. Есть героический узбек, который был ранен под Часовым Яром. Поэтому какой там можно развивать национализм? Это не приветствуется, да и когда ты рядом с ребятами других национальностей, вы вместе воюете, вместе все тяготы и лишения превозмогаете – какой тут может быть национализм? Ну и бригада у нас интернациональная — мы входим в состав «Пятнашки».

В общем, люди есть разные, разных вероисповеданий – и язычники, и православные, и атеисты, и мусульмане… Конечно, православных ребят у нас больше всего. И, опять же, в плане религии — мы не делаем никаких различий. Главное, что у нас сейчас одна общая задача, мы живём одним делом.

— Есть ли в отряде конфликты на идеологической почве? Например, между условными «имперцами» и «социалистами»?

— Никаких, разумеется, конфликтов на идеологической почве у нас нет. Разве что можем посидеть за чашкой чая на ПВД, поругать коллективный Запад, американцев и так далее, не более того. Тут происходит единение всех идеологий. У нас все заодно в том, что нужно бороться с коллективным Западом. Кто-то больше симпатизирует одним историческим личностям, кто-то другим. У многих из наших бойцов уровень образования достаточно серьёзный, можем многое пообсуждать. Кто-то расскажет те или иные факты о том или ином событии, но это не превращается в спор. Максимум — в какую-то дискуссию. А так – с интересом послушали и всё. Но не спорим.

— Как Вы отнеслись к уголовному делу над Игорем Гиркиным-Стрелковым?

— Уголовное дело над Стрелковым было вполне ожидаемым. Мы прекрасно понимаем, в какое мы живём время, и то, какие интервью давал и какие заявления делал Игорь Стрелков, были на грани фола. И иногда он эту грань переходил. Поэтому – ожидаемо. Не хочу ничего негативного говорить, потому что человек сидит за решёткой, ему и так нелегко. Конечно, Стрелков никакой не враг России и то, что он делал — он делал искренне, из благих побуждений. Но благие побуждения по-разному оцениваются. Как отношусь я ко всему этому – мне не очень нравилось то, что он говорил, его заявления. Я бы так себя не вёл – вот и все, что могу сказать.

— Считаете ли Вы, что частичная мобилизация была необходима? Нужна ли вторая волна?

— Да, конечно, мобилизация была необходима. Людей у нас не хватает на фронте, мы это прекрасно понимаем, потому что ротации практически нет. Все наши бойцы, которые попадают в зону СВО, воюют до талого. Их не вывозят на Большую Землю, за редким исключением. Конечно, необходима ротация. Абсолютно нормально было бы три месяца на ЛБС и месяц-два где-то в тылу, на Большой Земле, чтобы люди спокойно отдохнули и дальше, набравшись сил, поправив здоровье, возвращались снова в бой.

Но ротация эта не происходит, потому что все задействованы. Соответственно, нужна ли вторая волна – да, я считаю, что нужна. Вообще моё мнение, что через СВО должно пройти всё мужское население от 18 до 45 лет, чтобы молодёжь научилась жизни, а люди старшего поколения вспомнили, как это бывает. Но, естественно, это должны быть не контракты до конца СВО, которые сейчас в министерстве обороны. Это должны быть какие-то краткосрочные контракты, на 4-6 месяцев. Тогда у нас в обществе действительно наступили бы серьёзные изменения. И такое количество людей позволило бы делать нормальную ротацию. Повторюсь, условно три месяца на ЛБС, потом они возвращаются на Большую Землю, месяц-два восстанавливаются, приводят себя в порядок, отдыхают — и дальше, полные сил, едут снова на фронт.

— Необходима ли ротация первых мобилизованных?

— Конечно, ротация первых мобилизованных нужна. Ребята устали. Они не были готовы к такому. Понятно, что это мужчины, и мужчины всегда должны быть готовы защитить своё Отечество. Но жалко парней. Я думаю, что не обязательно распускать всех по домам, но, повторюсь, ребята на фронте уже достаточно долго, их вполне можно отвести в тыловые части на Большой Земле, чтобы они там поработали инструкторами, кем-то ещё. Можно их чем-то занять, а потом, спустя какое-то достаточное время, можно отправить снова на фронт. Когда они отдохнут.

— Должны ли вернуться в Россию и понести наказание те, кто уехал после 2022 года?

— Смотря кто. Если эти люди реально вредили, если за ними есть военные преступления – то, конечно, мы должны добиваться их экстрадиции в Россию. Они должны понести заслуженное наказание, их нужно судить. Или же у нас есть ещё какие-то дополнительные возможности, как их можно наказать без экстрадиции в Россию. Все должны ответить за свои поступки.

Те же, кто просто бежали от мобилизации – ну что ж, люди сделали свой выбор. Пускай там и остаются. Делать в России им нечего. Я не хотел бы, чтобы они возвращались, потому что быть гражданином России – это вообще-то честь. Россия – это великая страна. С огромной историей и большими достижениями. Быть её гражданином – это гордость, честь. И это нужно заслужить! Да, у них есть гражданство по праву того, что они здесь родились и выросли, но если гражданский долг они не выполнили и бежали из страны в тяжёлый для неё период, то возвращаться, когда здесь у нас снова всё успокоиться – нет. Пускай они там остаются и занимаются тем, чем они хотели, в других странах. Пускай там и проживают. Как минимум, они заслуживают общественного презрения.

— Как Вы относитесь к тем, кто отказывается воевать по моральным соображениям?

— Те, кто действительно по каким-то моральным соображениям отказываются воевать – ничего страшного. Если люди действительно убеждены, что они не могут выполнять боевые задачи, не могут убивать противника – я не корю их, пускай будет так. Но повторюсь, таких — единицы. И они тоже могут приносить пользу Родине и фронту. Их просто нужно направить в правильное русло. У меня есть один знакомый депутат Государственной Думы, который как раз-таки по своим убеждениям не готов принимать участие в убийстве других людей. Хотя повторюсь – солдат не убивает людей, он поражает цель. По этому поводу не стоит вообще рефлексировать. Но если такие убеждения – ладно. Что делает этот депутат? Он помогает бойцам юридически, помогает решить те проблемы, с которыми бойцы сталкиваются, помогает снабжением. При этом его позиция – я помогаю той гуманитаркой, которая не убивает. Что же, это тоже достойно. Человек действительно помог огромному количеству бойцов. Вот прекрасный выбор для тех, кто по моральным соображениям не может выполнять боевые задачи.

— Вы поддерживаете налог на бездетность? Считаете ли это «давлением на личную свободу»?

— Я считаю, что у гражданина есть не только права, о которых все любят говорить, но и обязанности, о которых люди часто забывают. Наверное, одна из таких обязанностей, пусть и моральная, ведь законом у нас это нигде не прописано, — рожать и воспитывать детей. Все уже давно говорят, что населения в России не хватает, поэтому, конечно, нужно рожать, воспитывать. У меня самого трое детей. Первый мой ребёнок родился, когда у меня была съёмная квартира и куча долгов. Ничего, это не помешало нам с женой родить, воспитывать. Сейчас всё хорошо — уже третьего родили. Поэтому оправдание, что нужно встать на ноги – это просто нелепо. Было бы желание. Налог на бездетность я поддерживаю. У нас многие хотят пожить «для себя», но есть ещё и обязанности перед государством. А «пожить для себя» — это несерьёзно. Жить по принципу «прикольно – не прикольно», «бери от жизни всё» — так могут только подростки. Взрослый человек должен более серьёзно, осознанно подходить к своей жизни, поступкам.

— Как Вы относитесь к идее «русского государства»? Должна ли Россия быть империей или национальным государством русских?

— Мы – империя. Были ей и остаёмся. У нас огромное количество разных этносов. На самом деле, если посмотреть на бойцов, которые сражаются на полях СВО — там представлены все национальности. Все коренные народы России участвуют в специальной военной операции. Поэтому как можно говорить о национальном государстве русских? А что нам с остальными делать? С бурятами, тувинцами, дагестанцами? Куда нам их деть? Эти ребята, когда Родина позвала, с честью выполняют свой воинский долг. Они – граждане нашей России и приносят пользу нашему государству. Поэтому, конечно, они имеют полное право жить и пользоваться всеми благами, которые наша Родина предоставляет своим гражданам.

Какова роль русских? Конечно, мы – национальное большинство. Да, нас — больше 80%. Русские – это государствообразующий народ. И этого не стоит забывать.

— Вы говорили, что Запад разрушил СССР, а теперь атакует Россию. Значит ли это, что нынешняя власть повторяет ошибки СССР?

— Нет, я не думаю, что нынешняя власть повторяет ошибки СССР. У нас свои шишки, свои ошибки – всё это есть. Но хочется верить, что действительно, как говорил наш Президент, участники СВО – это новая элита. Хочется верить, что когда ребята вернутся с фронтов, а ведь там совершенно разные категории населения участвуют, начиная от фрезеровщиков, токарей и заканчивая айтишниками, управленцами и так далее — все они, посмотрев на суровую правду войны, уже не смогут работать плохо. У них уже есть это чувство справедливости. И когда они вернутся с фронта и займут те должности, которые заслуживают, то будут работать честно. Я думаю, что ошибок будет гораздо меньше. И что нас ждёт большой подъём. Главное – чтобы про этих ребят не забыли. Опять же, есть распространённая теория о том, что ребята вернутся с ПТСР… Но если дать человеку работу, показать ему его нужность, то всё будет с ним в порядке. Ему некогда будет сходить с ума. Поэтому – верим. Верим в то, что люди смогут занять своё достойное место на гражданке.

— Кто, на Ваш взгляд, главные враги России внутри страны?

— У нас есть разная оппозиция в стране. Какая-то имеет место быть, и они имеют право на то, чтобы высказываться – например, «левые». Если люди действительно любят нашу страну, хотят ей лучшего, но какие-то сегодняшние моменты их не устраивают — они имеют право высказываться, имеют право на политическую борьбу в рамках закона. Конечно, врагами они не являются. Грести под одну гребёнку всю оппозицию – это неправильно.

И есть, конечно, другая сторона оппозиции. Это люди, которые не любят Россию, те, кто откровенно работают на подрыв её суверенитета. Как правило, конечно, эти люди придерживаются либеральной идеологии. Это – враги России.

Есть какое-то количество оголтелых националистов, которые затихарились сейчас, не высовываются, но всячески поддерживают морально своих друзей из «Азова» и прочих национальных батальонов. Такие есть, мы знаем их. Я думаю, что придёт время, когда и они ответят за все свои поступки и действия, потому что, несмотря на то, что они сидят тихо, в какой-то критический момент они будут готовы выступить. Поэтому этих людей нашим спецслужбам не стоит забывать, за ними нужно наблюдать. 

Но вот эти радикальные националисты как правило попадаются на крючок либерального сообщества. У либералов большие финансовые ресурсы и возможности, которые они получают от Запада. И радикальные националисты, чтобы получить какую-то финансовую подпитку, начинают плотно сотрудничать с либеральным крылом. Получается симбиоз, при котором они вполне себе мирно уживаются и могут сильно вредить. Поэтому основная угроза идёт от тех, у кого большой ресурс. А этот большой ресурс есть у либералов, которые продолжают получать западные гранты и работают внутри нашей страны. Да, им «гайки подзакрутили», им сейчас сложнее, но, тем не менее, они есть. И, конечно, нужно делать так, чтобы такие организации не работали у нас в стране.

— Как Вы относитесь к Навальному и его сторонникам?

— Я не понимаю феномен Навального. Я не считаю его выдающимся человеком, за которым стоит идти народным массам. Мне не очень понятно, почему у него была такая поддержка. Но сейчас Навального нет, так что ж его обсуждать? Его нет. Да, сторонники его остались. По сторонникам нужно, конечно, разбираться. Есть большое количество молодёжи, которой мы просто не занимались или где-то не уследили. И они пошли за этой модной ю-туб — движухой, стали поддерживать эти бредовые идеи. Не хотелось бы, чтобы они пострадали. То есть, с каким-то количеством сторонников Навального просто нужно поработать. Есть запутавшаяся молодёжь, которая вполне могла бы принести пользу нашей стране, и не надо их сурово наказывать. Их нужно просто «перековать».

Но много в этой среде и людей, которые были на зарплате. Людей, которые умышленно работали на развал нашего государства, на раскачивание лодки. Эти люди только на словах за прекрасную Россию будущего, а по факту, конечно, им не нужна никакая самостоятельная Россия. Им нужен американский сателлит. Ну и зачем нам такое будущее?

У России есть свой путь развития. Мы им идём, и мы к нему придём. А те, кто хотят построить наше государство по западному примеру – они ошибаются. Такие люди не должны мешать нашему развитию. У России есть свой путь, свои традиционные ценности. Мы от них не откажемся, мы будем их только укреплять. А те, кому это не нравится – они массово выехали. Конечно, кто-то ещё здесь остался, но ничего страшного! Пусть едут к своим коллегам и там спокойно интегрируются в западную среду. Мы не против. Если они не хотят быть русскими – пускай будут грузинами, англичанами, американцами – кем угодно. Но не гражданами России, не русскими людьми.

— Должна ли Россия искать союзников на Западе (например, среди правых политиков), или ориентироваться на Китай, Иран, КНДР?

— Сколько можно смотреть на Запад? Запад уже не единожды показал своё истинное лицо. Им не нужна сильная Россия. Они не хотят дружить с сильной Россией, им нужен сателлит. Наша страна им нужна ослабленная и они всегда готовы нанести удар в спину. Мы на этом «обжигались» уже много раз! Так сколько можно? Это какая-то мазохистская страсть к Западу. Так мы – не Запад и никогда такими не будем.

У нас действительно есть серьёзные, крепкие партнёры на Востоке, в Азии, в Африке, о которой часто забывают. И это – огромное количество населения, немаленькие страны. И это не всегда страны «третьего мира», как нам пытаются донести. Есть вполне серьёзные, крепкие державы. Есть державы, которые готовы отправить нам своих бойцов на поддержку, как КНДР. Конечно, нам нужно ориентироваться на них, усиливать свои связи и влияние, в том числе – на африканский континент. Там нас не «кидают» и готовы с нами работать по-честному. Давайте же мы будем открыты к тем, кто нам действительно друг.

— Ваш третий ребёнок родился, когда Вы были на фронте. Как семья переживала этот период?

— Моя жена и родители прекрасно знают, что я за человек. Живут они со мной не первый год. Поэтому, когда я принял решение уйти на фронт — это не вызвало ни у кого удивления. Мне не нужно было юлить, придумать, что я уехал в какую-то командировку или что-то ещё. Я открыто сказал, что уезжаю на фронт. Жене я, конечно, сказал, что еду рядовым бойцом. Родителям, чтобы поменьше волновались, сказал, что писарем в штабе. Естественно, они всё понимали. Так что моё участие в боевых действиях – это абсолютно органичное продолжение жизни, которой я жил уже давно, больше 20 лет. Жена вообще перед моим отъездом сказала, что думала — я раньше уеду. Война-то идёт уже сколько времени, а я гуманитаркой занимаюсь.

Когда я уходил на фронт, жена уже была беременна третьим ребёнком. Но мы не переживали. Жена сказала: «Выращу я их, если что. Справимся». Да и была уверена, что я вернусь живым и здоровым. Конечно, это война и могло произойти всё, что угодно. Но у нас хорошие родственники — была бы поддержка. А еще у меня есть товарищи. Было кому помочь. Поэтому уходил я со спокойной душой, не переживал. Когда у меня родился третий ребёнок, я даже не брал отпуск — решил дослужить свой контракт до конца и уже спокойно поехать домой.

— Были ли моменты, когда Вы всерьёз думали, что можете погибнуть?

— Наверное, да. Как я раньше уже рассказывал, я попадал под крупнокалиберный пулемёт. Насколько я знаю, это «Браунинг» был – немецкий пулемёт калибра 12,7 мм. Вот тогда стало прямо жутко. Но, несмотря на то что рядом было всё – и артиллерия рядом отрабатывала, и FPV в трех метрах от меня взрывались — как-то все же по-разному воспринимаю войну и то, что пытается нас убить. Как-то прилёты меня не пугали, не знаю, почему. FPV сильно не пугали. А вот пулемётный огонь – да.

— Верите ли в Бога? Если да, то как религия влияет на Вашу жизнь?

— Да, я верю в Бога. Покрестился уже довольно во взрослом, сознательном возрасте. Мне было 20 лет, когда я принял крещение. Мой крёстный отец – мой товарищ, мы до сих пор вместе. Он работает волонтёром в Херсонской области. Честно скажу, что вера в Бога – довольно личный для меня момент. Я – православный христианин, периодически хожу в церковь. Конечно, хотелось бы ходить чаще и больше уделять этому внимания. Периодически хожу на исповедь и на причастие. Повторюсь, это вопрос довольно личный, который я не особо люблю с кем-то обсуждать.

Чувствую ли я какую-то помощь? Конечно, чувствую. Потому что без веры в Бога, без Божьей помощи моя жизнь могла бы быть совсем другой. Или её могло бы не быть.

— Кем Вы видите себя после Победы? Политиком, военным, общественником?

— После Победы, в первую очередь, я хотел бы себя видеть хорошим папой. У меня трое детей, и не всегда есть время и возможность заниматься их воспитанием. Потому что судьба закидывает то на фронт, то ещё куда-то. И детьми в основном занимается их мама. Но мы все к этому относимся с пониманием – сейчас тяжёлые времена, и все должны чем-то пожертвовать.

Поэтому после войны я хотел бы стать хорошим папой, проводить больше времени с детьми, с женой. А дальше – не знаю. Мы — не военные, мы – добровольцы. Это всё-таки, по моему мнению, большая разница. Есть контрактник, для которого армия – это работа, он получает за неё деньги. А мы пришли по зову сердца в тяжёлые времена. Победим, само собой, но связывать свою жизнь с военной карьерой многие из нас не собираются. Мы свой долг выполним — и всё.

— Планируете ли Вы сами избираться в Госдуму?

— Про Государственную Думу пока и не думал. Я не отрицаю такой возможности, в жизни всё может произойти, но пока сам перед собой я такую задачу не ставил. Командир мне тоже такую задачу не ставил, поэтому говорить об этом слишком рано.

— Вы считаете, что Запад ведёт против России войну на уничтожение? Или ещё возможен компромисс?

— Компромисс с Западом невозможен. Для того, чтобы у нас был компромисс, мы должны быть очень сильным государством, чтобы никто не смел посягать на наш суверенитет. Если мы будем настолько сильны, что все будут объективно понимать, что связываться с нами не стоит – тогда не будет и войн. Будет баланс в мире, всё будет в порядке. Но для этого нам надо ещё хорошенько поработать. А так – конечно, Запад в друзьях нас не видит, как и мы Запад не видим в своих друзьях. Никогда там своими мы не станем, это невозможно. У нас свой путь, которым мы должны двигаться. Будем слабыми – будут вечные конфронтации с Западом. Они всё время будут пытаться нас заклевать. Будем сильными – они будут бояться что-либо сделать против нас. Поэтому нам надо развиваться.

— Может ли СВО перерасти в полномасштабную войну с НАТО? Готова ли Россия к такому сценарию?

— Да, я часто об этом думаю. Может. Чего, конечно, очень бы не хотелось. Я хочу, чтобы мои дети жили в мирной стране, чтобы им не пришлось брать в руки оружие. У меня два сына, и я бы хотел, чтобы они занимались и развивались в мирном обществе, а не шли на войну. Я сейчас как никогда понимаю наших дедушек и бабушек, которые нам говорили: «Не дай вам Бог увидеть войну!». Но когда мы были детьми и слышали эту фразу от них, то не понимали, да и не могли понять, что именно они хотели вложить в этим слова. Сейчас, со своим опытом участия в боевых действиях, я прекрасно понимаю, что — да, я бы очень не хотел, чтобы мои дети увидели войну. Но если так случится — я не буду их отмазывать, прятать, отправлять в какие-то страны. Им придётся защищать свою Родину. Но хотелось бы, чтобы всё закончилось на нас.

Готова ли Россия к подобному сценарию – нам нужно очень сильно развивать многие свои стороны. Нам нужна ротация кадров, нужно развитие беспилотных систем и многого другого. Если мы уделим этому внимание, или те, кто принимают решения, захотят, чтобы мы могли реально победить в большой войне, чтобы мы были готовы к этому сценарию – конечно, мы сможем. Но для этого нужно работать.

— Что для Вас будет победой в этой войне? Возврат всех территорий? Смена власти в Украине?

— На самом деле, конечно же, присоединять к Российской Федерации территорию всей Украины нет никакой необходимости. Хотя есть ещё ряд регионов, которые ждут воссоединения с нами. Думаю, что наш Президент тоже не видит большого смысла в присоединении всей Украины. Конечно, нам нужна смена власти на Украине. Нам нужно, чтобы у руля там встали люди, которые лояльны России, и мы будем спокойно дальше двигаться и развиваться совместно. Всё пройдёт: все наши невзгоды, все наши раздраи, конфликты. Всё со временем уляжется, и мы прекрасно сможем жить вместе с украинцами.

Денацификация – это одна из задач СВО, а она возможна только после смены власти. Поэтому, разумеется, нужно это задачу выполнять. В противном случае, это будет лишь временное перемирие. Украина будет копить силы и резервы для того, чтобы вновь в самый неподходящий для нас момент нанести удар в спину. Поэтому мы должны довести дело до конца.

Конечно, хочется, чтобы это быстрее закончилось, чтобы все парни вернулись домой, к своим близким и родным. Но если мы не поставим точку в этом вопросе, то это придется делать нашим детям.

— Если завтра СВО закончится, какой Вы видите Россию через 10 лет?

— После окончания СВО – я верю, что установка Президента на то, что участники СВО – это наша новая элита, воплотится. И я надеюсь на то, что все эти ребята займут достойные места в управлении государством. И, соответственно, наше государство будет семимильными шагами идти к мировому государству. Очень хотелось бы, чтобы так было.

Через 10 лет лейтенанты, которые проявили себя на полях сражений, уже будут генералами. Думаю, что рядовые подрастут до младшего командного состава. И наша армия станет не просто боеготовой, а сверхбоеготовой. Потому что мы действительно накопили уникальный боевой, военный опыт, которым нужно грамотно распорядиться. Будет обновлена управленческая элита – это нужно периодически делать. И я думаю, что многие решения будут приниматься гораздо быстрее и сама система будет работать эффективнее. Также мы обратим внимание на африканский континент, будем усиливать своё влияние на Востоке. Россия будет великим, мощным государством.

— Что думаете по поводу конфликта Израиля и Ирана? Чем это грозит России и миру в целом?

— Мы видим здесь политику двойных стандартов. То, что творит Израиль в отношении гражданского населения Ирана и не только его – вспомните ту же Палестину – и на весь этот беспредел мировая общественность закрывает глаза. Конечно, это несправедливо. Иран – наш стратегический союзник, Иран нам помогал. И не очень хорошо для нас – то, что нашего товарища бьют. Если всё будет так, как быть должно, то мы станем настолько мощными, что не только в наш адрес, но и в адрес наших союзников оппоненты будут бояться вообще косо смотреть. Вот до чего мы должны дойти.

Миру в целом этот конфликт, конечно, сильно не грозит. Но многие аналитики говорят, что Третья мировая идёт, она просто состоит из множества таких небольших конфликтов. И если рассматривать эту историю в совокупности с рядом других военных конфликтов, то это опасно. Просто когда-то определённый лимит будет исчерпан, и это всё может перерасти в грандиознейшее мировое столкновение. Чего, естественно, никому из вменяемых людей не хочется. Конкретно этот конфликт для мира последствий не несёт. Для России – плохо, когда бьют наших товарищей и союзников. Это определённый очередной геополитический удар по нам. Нас пытаются бить со всех сторон. Нас пытаются укусить и в Африке, атакуя Иран. Будем надеяться, что это те невзгоды, которые сделают нас только сильнее. 

— Как Вы считаете, какое будущее у Сирии? Нужно ли России поддерживать там свое влияние в той форме, в которой сейчас? Может быть, стоит его наращивать?

— Я считаю, что то, что пока происходит в Сирии, ведёт это государство к хаосу. Эта страна превратится в прибежище для террористов и различных группировок, которые смогут там организовать свой форпост и совершать преступления по всему миру. Там не будет закона, не будет порядка. Только полнейший беспредел. Поэтому наводя порядок в Сирии — мы наводим порядок во всём мире. И, к сожалению, страны Запада это не очень понимают. Фактически они пригревают змею на своей груди, помогая террористам. В дальнейшем там может сформироваться такая сила, которая будет совершать террористические акты по всему миру, и от этого хорошо не будет никому.

— Как относитесь к «Вагнерам»?

— К ЧВК «Вагнер» отношение неоднозначное, наверное. Рядовые бойцы «Вагнера» — это реально герои, которые не знали пути назад. «Вагнер» никогда не отходил, всегда двигался только вперёд. Мы все, кто хоть немного «в теме», прекрасно знаем, как это происходило, как «Вагнер» воевал. Кроме того, «Вагнер» очень быстро подстраивался под современные реалии войны, быстро модернизировал свою технику. Воевать они умели. Сейчас ЧВК нет, но бойцы «Вагнера» пользуются уважением до сих пор во всех подразделениях, куда бы они ни приходили. Их всегда ставят в отдельную прослойку, всегда говорят: «Это «Вагнера»», подразумевая тем самым, что это отважные, храбрые и опытные воины. Поэтому, конечно, к рядовому составу «Вагнеров» вообще не может быть вопросов — только уважение, потому что ребята участвовали в одних из самых ожесточённых боёв и показали, на что они способны. А способны они на многое.

История с «Маршем справедливости», конечно, не должна была произойти в России, этому совершенно не место и не время. Когда идут военные действия, выдвигаться на Москву, требовать каких-то радикальных изменений – это удар в спину. И могло закончиться очень плохо. Понятно, что рядовым бойцам, которые в этом участвовали, мы не должны предъявлять претензий – они не могли отказаться. Давайте будет честны — отказаться от участия они не могли, а многие даже не знали, куда они едут. Узнали в самый последний момент. Но те, кто это организовал, кто использовал парней в своих целях – это был от них удар в спину.

— Недавно российские военные покинули Мали, передав эстафету Африканскому Корпусу. Как считаете, не будет ли из-за этого проблем?

— Насколько я знаю, Африканский Корпус ещё формируется. Да, они уже в некоторых местах выполняют боевые задачи, но всю мощь Африканского Корпуса мы пока ещё не видели. Там идут различные перестановки, доукомплектования и формирования, поэтому мы не можем оценивать их работу объективно. Если говорить о «Вагнере», он тоже не с первых дней своего существования стал той машиной, в которую превратился позже. Поэтому – дайте время, посмотрим и тогда уже ответим на этот вопрос. Но я знаю многих рядовых бойцов, которые служат в Африканском Корпусе. Могу сказать, что это достойные ребята, которые готовы выполнять боевые задачи разного уровня сложности. Да и конкретно в Мали у меня есть знакомые. Передают, что там довольно нелегко им приходится, но нельзя сказать, что возникли какие-то глобальные проблемы. Африканский Корпус хорошо оснащается, поэтому давайте посмотрим, как все будет.

— Что Вы хотите пожелать всем нашим ребятам, находящимся в зоне СВО, волонтёрам тыла и всем тем, кто ждёт их дома?

— Всем людям, причастным на сегодняшний момент к СВО, хочется пожелать, чтобы быстрее были выполнены все задачи, которые возложены на нас. Чтобы все скорее смогли вернуться домой, к своим семьям. Заняться какими-то своими любимыми гражданскими делами. Выдохнуть и расслабиться.

Но сегодня СВО продолжается, поэтому всем хочется пожелать крепости духа и боевого фарта. Не забывать ту историческую миссию, которая возложена на наших бойцов. А родственникам – понимания, что сейчас наши ребята действительно выполняют большие задачи, фактически пишут историю. Нужно сжать зубы, дождаться и Победить. И потом уже заняться своими делами.

Конечно же, хочется всем сказать: «Берегите себя! Будьте бдительны, внимательны, аккуратны!». Потому что боевые действия не прощают расслабленности, ошибок. Поэтому не смотрите на переговоры, которые сейчас ведутся. Мы знаем эти солдатские байки, когда каждую неделю якобы происходит подписание мирных договоров. Это очень плохо, потому что заставляет людей расслабляться. Расслабляться нельзя до самого крайнего дня. Пока домой не приехали, расслабляться нельзя.

Мария Коледа